Здесь проголодавшихся манила ресторация «Гранит наук», где преподаватели коротали время между лекциями. Зато молодежь, выйдя из стен alma mater, волнами растекалась по окрестным улочкам. Булыжник мостовых студенты успевали изучить куда быстрее, нежели азы избранных дисциплин. И то сказать: азы азами, а улочки были примечательны обилием питейно-закусочных заведений. В аустерии «Шустрый василиск» жарили дивные шпикачки, вымоченные в слюне единорога. Траттория «У папы Карло» славилась кручениками из рыбы-плаксы. «Медальон кокотки» баловал клиентов груздями-прыгунцами, возбуждающими аппетит. Кабачок «Разгуляй» поил в долг: «Слеза лешего» – душистая, крепкая, в стопках-наперстках; сладкое «Гулякандоз», если верить зазывале, доставляли контрабандой из Турристана…
Но более всего студенческой братии полюбилась таверна «Шляпа волхва», что в Грифоньем переулке. Два квартала по улице Соизволения, направо за лавкой ритуальных услуг – и вот она, «Шляпа». Захочешь – не промахнешься. Не случалось такого, чтобы без пяти минут маг с дипломом – во тьме, спьяну, заклятьем по темечку шарахнутый – мимо прошел. Профессура «Шляпой…» брезговала; прогуливая лекцию, ты не боялся нарваться здесь на куратора.
Тут подавали отличное пиво: светлую «Благодать» и темную «Демонессу». Сплетничали, будто рецепт «Демонессы» основатель «Шляпы…» получил непосредственно от Нижней Мамы, как залог страстной любви. Сказка или быль, но заказав три пинты «Демонессы», ты бесплатно обретал деликатес: плошку гороха со смальцем. А поскольку редко какой студент разменивался на меньшее, нежели галлон, то чавкали вечно голодные чародейчики от души.
И наконец, «Шляпа волхва» имела снисхождение к проказам. Буяньте на здоровье – только, чур, мебель не ломать. Ну да, здешние столы поди сломай: столешницу не всякий тролль лбом перешибет! А за битую посуду студиозусы честно расплачивались в складчину, боясь ссоры с Франтишеком Подшкварком – ибо добродушие хозяина имело пределы.
«Узреть Подшкварка в гневе, – наставляли старшекурсники зеленых первогодков, – страшнее, чем Горгулье сопромаг сдавать! Пикнуть не успеете, как он вас нашинкует, протушит и чесноком заправит…»
Сейчас в «Шляпе…» царила тишь да гладь. Лекции начинались на следующей неделе, большинство учащихся еще не съехалось в столицу, догуливая последние деньки перед семестром. Солнце перевалило за полдень, яичным желтком стекая к закату по дочиста выскобленной сковороде неба. Время стояло ленивое: для обеда – поздно, для ужина – рано.
Тем не менее, таверна не пустовала. Общими усилиями сдвинув два неподъемных стола, полторы дюжины вчерашних абитуриентов праздновали поступление в Универмаг. Света из оконца, которое умостилось под самым потолком, выходя на улицу вровень с мостовой, им не хватало. На столе горели масляные плошки, бросая охристые блики на батарею пузатых кружек – гуляки окопались надолго.
– Тебе хорошо, ты по коллежской квоте шел, – кипятился востроносый парень, обладатель щегольской клетчатой жилетки в багрово-аспидных тонах. – А меня всей комиссией валили! Тетка еще ничего… Космогонией пытала: Квадрат Опоры, Овал Небес, ярусы геенны, то-сё. Нормально. А толстяк как взял за душу…
– Тетка, между прочим, Горгулья. На зачетах хуже василиска.
Знаток выглядел старше остальных: лет тридцать, не меньше. Он отер пивную пену с усов, придвинул к себе миску с овощным рагу и начал есть с обстоятельностью крестьянина. Кажется, он один позаботился взять закуску.
– Да чего там, душевная тетка! Подход надо к женщинам иметь, и хоть сдавай, хоть сдавайся! – востроносик лихо взлохматил смоляной чуб. Пламя свечей на миг сверкнуло в его лукавых глазах. – Верно, Хельга?
Девушка, тихо сидевшая напротив юного бабника, была погружена в собственные мысли. Когда ее окликнули, она вскинула голову, машинально отпила из малой кружечки и закашлялась.
– Вот это подходец, Клод! Это я понимаю! – заржал патлатый нахал во главе стола. На месте верхних резцов у него блестели золотые «упырьки». – Как бабы на тебя глянут, так у них в зобу дыхание спирает! Небось, и Горгулью приворожить успел? Зачем тебе диплом? Иди диссертат защищать!
– Диссертат для Клода – мелковато!
– Его в Коллегиум Волхвования умоляют – главой Капитула!
– Ага! Он ведь подход имеет!..
Клод миролюбиво выслушивал подначки, улыбался с отменным добродушием – и под шумок успел пару раз перемигнуться с румяной Марысей Альварес из Нижней Тартинки. Они познакомились месяц назад, на абитуре: оба поступали без льгот и квот, сдавая собеседование по полной программе. Он – из семьи зажиточного владельца портняжной мастерской, она – дочь капитана торговой шхуны.
Согласно семейной легенде, в предках Альваресов числились дипломированные чародеи. Возможно, легенда и не врала: дар к колдовству у Марыси обнаружился с детства. Девчонкой она стала брать уроки у приятеля отца – заклинателя ветров по прозвищу Суховей. Как его звали на самом деле, никто в порту не знал: Суховей, и ладно. Нехитрому арсеналу «дуновений», а также умению мастерить простейшие амулеты, вроде «фарватера» или «ветрянки», заклинатель обучил Марысю за три года. Далее взялся натаскивать девчонку в азах теории – где, по правде, и сам был не силен. И вдруг замшелая истина: «Учитель плавания может стоять на берегу!» – проявилась во всей красе. Семь месяцев зубрежки ненавистных «Принципов чаровой комбинаторики» – и в кудрявой головушке Марыськи забрезжил свет.
Это оказалось проще пареной репы: соединить одно с другим, усиливая эффект. Главное – найти верную «склейку», или «юнктуру», как писали в книжке. Таблица типовых примеров «юнктур» приводилась в конце, чем девочка и воспользовалась. В итоге над Нижней Тартинкой объявилась невинная, похожая на медведя тучка, пролившись дождем из обожаемого Марысей клюквенного киселя. Нижнетартинцы долго ругались, отстирывая одежду, а испуганная колдунья отсиживалась дома, боясь высунуть нос на улицу.
К чести Суховея следует сказать, что ученицу он не выдал, и даже бранить не стал. Видел: капитанская дочка и так дрожит от страха. Проявив талант педагога, он угодил «в яблочко»: с этого дня учеба двинулась вперед семимильными шагами. Эксперименты Марыся продолжила, но теперь, прежде чем испытать новенькую «дрючку», всякий раз бежала к учителю: советоваться.
Через год она уже выходила в море на пару с Суховеем. Усмиряла малые ветра, пасла волны, предсказывала погоду; определяла курс в тумане или беззвездной ночью, когда небо затянуто стеганым одеялом туч; приманивала косяки сельдей, а кракенов и вредных ихтиандров, наоборот, отваживала…
