Прижатую к земле ладонь кололи высохшие травинки. Нагретая земля забурчала сыто, с добродушной ленью. Прошивавшие ее корешки отозвались нитяным тусклым звоном. Затрещали и зашевелились деревья вокруг лужайки, еще недавно по-весеннему бурлящий в них сок теперь глухо пыхтел вялой патокой. Что-то темное шевельнулось со стороны развалин. Брюс торопливо прекратил экспериментировать, подобрал лопату и побрел обратно к дому.
Ну не вышло… В запасе еще целый год. Укоротившийся на один день.
* * *
Возле парадной двери опять кто-то переминался. Пришлось обогнуть дом по широкой дуге, нырнуть в одну из трещин в теле горки и, местами ползком, пробраться через пещерные ходы до дверей черного хода.
Не хочется ни с кем общаться. Надо подумать.
Но не тут-то было!
Посреди Брюсовой гостиной (на самом деле единственной комнаты, достаточно большой, чтобы уместить двух человек) уже сидел гость… точнее, гостья. И со скучающим видом изучала свитки, в которые Брюс записывал ингредиенты для смесей. Смеси Брюс подсыпал вываранам. А свитки хоть и валялись на столе, не предназначались для заполнения досуга скучающих посетителей.
— Какого… То есть что вы здесь делаете? — Хорошо, что от негодования и удивления Брюс поперхнулся, а то неожиданная встреча обросла бы неприятностями, характерными для самодеятельности языка.
Потому что девица с простецкой косой, что подняла голову от свитков, была дочкой баронессы. Это вам не мещанин-толстосум с фальшивой печатью.
Брюс видел эту блондинку мельком на каком-то из городских празднеств в Стогорах. Только тогда она была в длинном платье и с охраной. А теперь — в штанах, запыленной куртке и в одиночестве.
Нехорошо хамить высокопоставленным особам, пусть они и вламываются к вам незваными.
— Я по делу! — вместо приветствия произнесла девица, откладывая свиток и поднимаясь. Не из вежливости. Просто смотреть снизу вверх ей было неудобно.
А вот так: глаза в глаза — в самый раз. И это несмотря на то что она на голову ниже ростом. Взгляд прямой, напористый. Цвет глаз с ходу не разобрать, но что-то светлое. Серые?
— Свободных вываранов нет, — объявил Брюс, бесцеремонно сгребая свитки со стола.
— При чем тут… — удивилась гостья, вдруг щелкнула пальцами, перебросила косу за плечи и произнесла холодно: — Вы меня не узнали? Я Элиалия, дочь баронессы Иремы Загорской.
Ей удивительно не подходило это переливающееся имя. А вот сегодняшнее одеяние шло больше, чем платье.
— Я вас узнал. Только все равно ничем не могу вам помочь. Выводок продан барону Угрю Великоужскому. Вряд ли ваша матушка захочет с ним ссориться из-за вываранов.
Кажется, она ждала какой-то другой реакции. Потому что невпопад рассердилась:
— Да что ты мне со своими тварями?
— Потому что все мои дела касаются только их.
— Неправда, — заявила она раздраженно. — Судя по твоим записям, ты стопроцентный ядовар.
— Эти прикорм для вываранов.
— Ну да, рассказывай… Я все про тебя знаю.
— Про меня все всё знают. Я местная неприятная достопримечательность, вроде Руин в лесу.
— И потому ты туда ходишь? По-родственному?
Брюс осекся и лишь на мгновение смешался. Но она заметила, потому что на бледных, не подкрашенных губах мелькнула удовлетворенная улыбка.
— Я хожу в лес собирать травы.
— Рассказывай… — повторила она, ехидно прищурившись.
Это начинало действовать на нервы.
— Если вы не за вываранами, то какое у вас ко мне дело?
— Мне нужна твоя помощь.
— Сударыня, к вашим услугам помощь всех специалистов Стогоров. А если вам потребуется, то ее милости баронессе несложно выписать знатоков из самих Золотых земель. Что может сделать для вас отшельник, знакомый лишь с разведением выжарок?
Брюс так активно болтал лишь для того, чтобы отвлечь ее внимание от оброненного на пол свитка, который неудачно развернулся, явив миру вкривь исчерканную поверхность. Значки на этой поверхности при всем желании нельзя будет выдать за заметки к гербарию.
— Мне нужны специфические услуги. И только такой, как ты, может их оказать.
Брюс еще только вникал в смысл этой странной фразы, увлеченный запихиванием предательского свитка под скамью, как она уже спохватилась и залилась румянцем до самых бровей, уловив двусмысленность. И поспешила загладить неловкость:
— Мне нужен маг.
Румянец не спешил сбегать с ее круглых скул, но она взяла себя в руки. Снова смотрела уверенно, без тени сомнения.
Будто Брюс и впрямь — маг.
— Не далее как вчера я имел счастье пообщаться с тремя магами, — вкрадчиво произнес Брюс, не сводя с нее глаз. — Они очень спешили. Возможно, общение со мной несколько задержало их в пути, но неужто они до сих пор не добрались до замка? Или они проехали мимо?
— Они в замке, — сухо подтвердила собеседница.
— В таком случае вам следует поискать содействие именно там.
— Наглец! — вдруг прошипела Элиалия. — Для скромного заводчика огненных ящериц ты слишком нагл. Для изгоя — слишком самоуверен. Ты живешь на землях моей матушки!
— По решению Трибунала, — огрызнулся Брюс.
— А Трибунал осведомлен о твоих… особенностях? — на последнем слове она сделала нажим.
— Именно из-за своих особенностей я и обречен на изгнание, — положив обе руки на стол и наклонившись к собеседнице, внятно проговорил Брюс.
— О! Я имею в виду как раз те особенности, которых не должно быть у изгоя!
— Не понимаю, о чем вы. — От ханжества собственных слов у Брюса даже в глотке запершило.
— Я знаю, что ты по-прежнему не лишен своей силы! — торжествующе заявила она, приподнимаясь на цыпочки и уставясь Брюсу прямо в лицо (глаза у нее точно серые!). — Ты некромант!
Дыхание у Брюса перехватило, а изнутри ребер словно металлический еж прокатился. Но одновременно Брюс облегченно засмеялся:
— Чушь!
Наверное, она уловила искренность в этом смехе, потому что растерянно вознегодовала:
— Как смеешь ты говорить мне такие слова?
— Потому что иначе не скажешь.
— Я знаю, что говорю! — Девица в досаде притопнула.
— Вы понятия не имеете, о чем говорите. Вам следовало все же навести справки у ваших гостей-магов. Они охотно вам рассказали бы одну хорошо известную всему магическому сообществу вещь.
— Какую? — Теперь она всерьез растерялась.
— Такую, что скрыть сущность мага от выявления невозможно. Или вы думаете, что тех, кто подвергся суду Трибунала, не проверяют?
Это была чистая правда. Процедура проверки, пусть и короткая, но болезненная и достаточно унизительная, была не самым приятным Брюсовым воспоминанием. Как и пренебрежительный кивок мага-экзекутора: «Пуст! Забирайте, теперь эта падаль чует только саму себя…»
