Лён обалдел, когда увидел надутого, как индюк, Федюню. При виде начальства тот снял парчовую ермолку с распомаженной и завитой кудрями головы и протянул пухлые масленые губы к ручке. Знакомый с детской песочницы у дома Бубенцовский был тут явно в своей тарелке и пользовался привилегиями поповского сына, словно от рождения ничего иного и не видал.
"Это сон! — говорил себе Лёнька. — Это просто сон!"
И щипал себя за руку.
— Повелеваю! — важно распорядился князь Иван. — Оставить нас втроём.
— А третий-то кто, батюшка? — почтительно обратился какой-то мужик в парчовой шубе и бороде.
— А третий… — Костян степенно повернулся, пошарил глазами. Все склонились, кроме Лёна. — А вот он, третий.
И поманил его пальцем.
— Батюшка, не прикажешь ли оставить гусляров? — с поклоном молвил всё тот же, в шубе.
— Как смеешь, смерд, перечить? — величаво спросил цесаревич.
После этого желающих возражать больше не нашлось.
— Весьма польщён, батюшка. — благочестиво произнёс Федюн, едва они остались втроём, и снова потянулся губами к царской ручке.
— Кончай трепать, Федюня. — тихо произнёс цесаревич. — А то сошлю в Сибирь.
— Не понял тебя, великий княже! — забеспокоился попович. — Али не угодили твоей милости?! Так прости по малолетству. Может, прикажешь гусляров позвать? Али так к столу проследуешь? Всё уж готово.
— Бубен, брось придуриваться. — проронил Лён.
— Молчи, смерд. — не глядя, ответил тот. — Давно ль с конюшни?
— С коровнику. — смиренно признался Лён.
— Вот что, Федюня… — озабоченно заговорил Костян.
— Иван меня кличут. — подобострастно сообщил Федюня снова потянулся к ручке. — Аз поповский сын.
— Щас тресну по ланите! — возвысил голос младой княже.
— Из царской-то из ручки?! — за честь почту! — обрадовался попович.
— Ну нет, я не могу! — вскричал Костян, сорвался с места и начал нервно мерить горницу своими гриндарами.
Федюн тоже поднялся и ненавязчиво выставил вперёд ножку в сафьяновом сапожке, покрытом золотым шитьём и мелкими каменьями.
— Встань, смерд. — процедил он сквозь зубы Лёну.
— Эк ведь тебя за неделю-то расхорохорило! — воскликнул Костян, подойдя к недавнему товарищу.
— Чего изволите, благодетель? — встревожился тот.
Цесаревич взял его пальцами за обе щеки и потряс брылями.
— Проснись, Федюня! Проснись, Бубенцовский! Разуй зырялы! Какой ты на огородное растение поповский сын?! Давно ли Ванькой сделался? Кто тебя так обширял?!
— Фёдор, ты забыл, кто ты? — тихо спросил Лён. — Так капитально обглючиться!
— Да батюшка сказал… — растерялся молодой попович. И тут же рассердился: — Что за фигня такая?! Чего это смерд мне поперечит?! Щас дворовых позову!
— Где мой палаш? — невозмутимо осведомился цесаревич. — Снесу башку козлу, а папаше Бубенцовскому скажу, что обкрысячился евонный сын, за то и смерть приял.
— Чугун, не надо! — возопил Федюня.
— Громко не ори: люди не поймут. — отозвался княжич. — Сестра, запишите: к больному возвратилась память.
— Так, значит, клизьму-то пока не ставить? — деловито вопросил Косицын.
— Братцы, да вы что?! — испугался Бубен. — Ну зачем вы так? Всё так было хорошо!
Он чуть не заплакал.
— Ну что тебе, Костян, неймётся?! Ну был бы князем! Миловану бы — отрада, княжеству — защита! У моего папаши тоже сын пропал. А я на его Ивана — как две капли! Ну обрадовался старичок! Ну приютил! Ну скрашу я ему старость! Ну посижу у ног годочка два! А там, глядишь, ты, Костик, бразды приимешь! И я тоже тебя возле епископство прийму! Уж как бы мы справедливо правили! И Лёньке тоже нашлось бы дело при канцелярии! Там бы, глядишь, оделил его и чином. Да где ещё найти таких-то образованных по нонешним-то временам?! Уж мы бы развернулись бы! Какие там варяги!
Костян под таким напором заколебался и неуверенно посмотрел на Лёна.
— Как это? — насторожился тот. — Сразу так оба и пропали? И попович, и цесаревич?
— Нет, — поправил его Федюн. — Цесаревич и попович.
— Да якая же разница — в каком порядке? — тоже призадумался Костян.
— Не порядок важен. — отвечал Федюн. — Субординация!
— Сейчас я тебя субординирую палашом по вые. — пообещал княжич. — Думать мешаешь.
— Так я пошлю за гуслярами?! — обрадовался Федюн, поповский сын.
* * *
— А то женись на фиг! — легкомысленно распространялся Косицын, когда они возвращались обратно в трясучем экипаже. — Княжить будешь неслабо! Окно в Европу прорубишь! С таким-то иерархом вы вдвоём всё отечество на рога поставите! А я в канцелярию пойду! При дыбе, да при плетях заведовать!
— О чём это? — удивился княжич.
— Тебе, Костян, по малолетству всё прощается. — осведомил его Косицын. — Но, как будущему царю-батюшке, я тебе скажу, что Федюн просил меня устроить отнюдь не при цырюльне. Только с семиклассным образованием мне в пыточной пока работать рано.
Так, порядком выбив дурь из молодого князя, Лён рассказал ему про своё прошлое бытьё на Селембрис.
— Нет уж, — не поверил тот, — с драконом сражался! Это уже слишком!
ГЛАВА 6. О чём сказка сказывалась…
С утра пораньше к молодому князю вошёл отец.
— Собирайся, сын. — не глядя, проговорил он. — Вернулись послы. Дело слажено. Встретишь невесту. И попович с тобой поедет. Его святейшество удачно ходатайствовал при западном государе. Крепим связи.
— Повинуюсь, батюшка. — почтительно проронил княжич. — Позволите взять в дорогу прежнего слугу?
— А, коровий сын? — небрежно отозвался Милован. — Позволяю.
И сразу вышел. Тогда вплыли мамки и няньки с новыми одеждами для наследника. И заворковали, и закружились вокруг.
— Подставь, царевич, но жку! Дозволь сапожок надеть!
— Пошли все вон! — вскричал цесаревич. — Мне в дороге только старый друг будет пособлять! А дорога начинается с утра!
"Любуюсь на него!" — сам себе признался Лён.
В оружейных князя Костян выбирал себе оружие.
— А вот, Ваня, тебе какой нарядный клинок-то приготовлен. — указал рукою князь. Несколько оружейников почтительно развернули золотую парчу. Клинок и в самом деле был хорош, весь изукрашен драгоценными камнями.
— Лёгок больно, батя. — проговорил цесаревич, любуясь красотой. — А можно, я другой возьму?
— Нехорошо пренебрегать подарком. — шепнул Лён.
— Возьми, что хочешь. — молвил князь.
Костян выбрал другой, попроще и покрепче.
— Что это ты, княжич, никак воевать с кем собрался? — послышался мягкий голос. Собравшиеся расступились и вперёд вышел невысокий, круглый человек в скромной чёрной рясе.
