На ужин был «хватай, что сможешь», то есть «шведский стол»: остатки тушеного мяса, сандвичи с прозрачными ломтиками соленой ветчины, вкуснейшая тушеная гусятина в чесночном соусе. Все это обильно заливалось пивом и прохладительными напитками. Завершали трапезу огромные бадьи традиционно слабого по местному обычаю кофе и, конечно же, кофейный торт — во всем доме разило корицей, и это явно смущало Карин Торсен, хотя Йен никак не мог понять почему.
К восьми вечера все насытились, посудомоечная машина была забита посудой, и Йен с чашкой кофе без кофеина — для этого напитка здесь почему-то порошка не жалели — отправился на задний двор.
Небо было чернющим, совсем как маслянистый кофе в кружке, и усеяно яркими, словно бриллиантовыми, редкими звездами. Юноша отошел от падавшего из окон света. Какое-то время спустя глаза привыкли к темноте, и он даже смог разобрать на небе Млечный Путь. В больших городах его не увидишь — воздух загажен, да и света по вечерам больше, чем днем.
Одна из звездочек медленно скользила по небосводу. Йен, прикинув на глазок, определил, что она направляется с северо-запада на юго-восток. Какой-нибудь спутник, их тоже в городе не различишь. И хотя сейчас не то время года, порой чернь неба прочерчивали яркие следы — метеориты.
Юноша дышал полной грудью. Где-то неподалеку воздух испортил скунс, но запах показался Йену не противным, по крайней мере в такой концентрации. Скорее, даже приятным.
Дверь во внутренний дворик бесшумно распахнулась. Во тьму ступила Карин Торсен. Некоторое время спустя она заметила юношу.
— Ой, это ты, Йен. Я сразу и не поняла… — Помедлив, женщина сделала к нему несколько робких шажков, потом снова замерла на месте. Ветерок донес до ноздрей Йена аромат лавандового мыла и духов.
— Все нормально? — поинтересовался он.
Она кивнула.
— Ториан хочет видеть тебя через полчасика в подвале. Осия поел немного супа, Марта Шерв посидит с ним ночь. Боб собрался через пару дней отправить его в Гранд-Форкс сдать какие-то дополнительные анализы, но… — Карин пожала плечами. — Ты же знаешь Осию. Терпеть не может, если его лечит кто-то посторонний.
— И давно?
— Что «давно»?
— Я спрашиваю, давно у него это?
Карин покачала головой:
— Десять лет не было припадков. До тех пор, пока… В общем, до недавнего времени. Хотя, насколько я его знаю, он всегда сидел на фенобарбитале. — Она постучала пальцем по виску. — У него мозги задеты.
Йен поджал губы.
— Я еще в самый первый день, когда мы только с ним познакомились, обратил внимание, что у него нарушена речь и правая рука с трудом двигается. Но про эпилепсию ничего не знал. После нашего возвращения из Тир-На-Ног стало хуже?
— Да.
Все верно. Осия совершенно сознательно повредил себе часть мозга — решение стратегически верное и тонкое, Йен восхищался самообладанием старика, однако, как выяснилось, лучше бы Осия больше верил в него как в фехтовальщика.
— Что говорит док?
— Говорит!.. Он не говорит, а ругается. Осия — его извечная проблема.
Йен слышал, как открылась дверь, но никак не ожидал увидеть Шерва и Ивара дель Хивала.
— Я думал, вы пошли домой.
— Уже собрался, — ответил док Шерв. — Хотел поблагодарить тебя за помощь. Ты славно потрудился, парень.
Йен не знал, что ответить. Столько всего тут ему наговорили…
— Спасибо, — наконец промолвил он.
Шерв извлек из бокового кармана толстую сигару и своими похожими на обрубки пальцами сорвал упаковку.
— Делай, что я говорю, а не то, что делаю, — изрек он, а потом, откусив кончик сигары, чиркнул древней кухонной спичкой о подошву. Выдохнув смердящий дым, Док уставился на тлеющий кончик сигары. — Да, тот еще пациент. — Сигара ловко метнулась в противоположный угол рта. — Нормальная температура тела чуть выше 36 градусов. Пульс в состоянии покоя — сорок пять, сорок шесть ударов в минуту, давление повышено, то есть Осия — кандидат для решительно всех хвороб, если отвлечься оттого, что все это для него норма, а в состоянии стресса систолическое давление падает. — Интонация, с которой врач перечислял симптомы, находилась в явном диссонансе со скупыми словами медицинского отчета. Док не говорил, он вещал. — Энзимы печени практически на нуле, число лейкоцитов говорит о том, что у него острая миелотическая лейкемия, но ни селезенка, ни печень не увеличены, лимфоузлы также в норме. Раны и порезы затягиваются быстро, на слабость Осия никогда не жаловался и вообще не переносил инфекционных заболеваний. И еще — у него отсутствуют и шрам от операции по удалению аппендикса, и сам аппендикс…
— Док!
— Тсс, я не закончил. Так вот — ни шрама, ни аппендикса. Это я установил еще несколько лет назад, проведя рентгеновское обследование, Выяснилось, что кишечник Осии имеет следующее строение: тонкая кишка очень и очень плавно переходит в толстую через некий промежуточный элемент, некую структуру, которую я рискну назвать средней кишкой — одному Богу известно, что это такое. Стул свидетельствует о дивертикуле, хотя симптомов болезни никаких. — Шерв испустил тяжкий вздох. — И потом, его мозг. Сканирование и энцефалограммы показывают кучу всевозможных повреждений — очажков приступа; их более чем достаточно, чтобы такие приступы случались постоянно, но в течение нескольких лет до самого последнего времени мне удавалось поддерживать его в достаточно стабильном состоянии всего лишь буквально микродозами фенобарбиталов, и я могу понять, что, когда вы таскались по вашему Тир-На-Ног, Осия вполне обходился без лекарств. — Он кивнул. — Вот это и есть проблема.
Шерв сердито пыхнул сигарой, и в воздух поплыли клубы дыма.
Ивар дель Хивал пожал плечами:
— Не пойму, что вас так возмущает, доктор. То, что Орфиндель не такой, как остальные, ни для кого не новость. В конце концов, он один из Древних. Они не больше люди, чем вестри, каждому известно. Но с какой стати это действует вам на нервы?
— А с такой, — ответил Шерв, — что я в своей профессии — стреляный воробей и совершенно спокойно переношу те ситуации, когда медицина бессильна. Я оставался спокоен, когда твердил Оттеру Ларсену, чтобы тот перестал пить, иначе его печенка накроется — так в конце концов и произошло. Я был спокоен, когда рак медленно убивал бедную Эфи Сельмо; я мог лишь унять ее боль. Я смирился и с тем, что единственное, что я могу сделать для Дэйви, так это присоветовать ему почаще натирать свою болячку юсерином. — Он ткнул сигарой в воздух. — Потому что все это я понимаю, а если не понимаю, могу порекомендовать специалиста в Гранд-Форкс или даже в Майо, если потребуется. Что же касается случая Осии, то здесь лучше всего провести парочку анализов и посмотреть на их результаты — но я ни малейшего понятия не имею, что с ним делать. Оперировать? А что оперировать? Мозг? Назначить какие-то другие препараты? — Он пыхнул сигарой. — В принципе, можно применить некую комбинированную терапию — попытаться отыскать верную пропорцию дилантина и тегретола, добавить какие-то новые лекарства, а потом дожидаться, пока состояние стабилизируется, но ведь это уже работа специалиста, а я не знаю на Среднем Западе специалистов, имеющих опыт лечения Древних.
