Нафаня неожиданно фыркнул и уставился на статую.
– Валар, хе-хе. Забавно.
Кате показалось, он что-то понял или вспомнил. Но ей не сказал. Но выспрашивать она не стала. Из гордости.
.. И тут случилось нечто действительно ужасное.
Дверь упаковочной распахнулась с жутким скрипом, и в помещение вошел, нет, ворвался мужчина в траурном черном костюме. На груди у него висел такой же, как у Нафани, зеленый пропуск, гласивший, что его обладатель – не кто иной, как старший научный сотрудник отдела Северо-запада Г. В. Панихидин. И рожа у старшего научного сотрудника была подстать фамилии: бледная, с глубокими залысинами на лбу и какая-то зомбоподобная. Хотя это, наверное, от синеватого искусственного освещения.
Панихидин резко остановился и уставился на Катю неподвижным змеиным взглядом.
Катя рефлекторно спряталась за спину Нафани.
– Доброй… э… ночи, – выдавил тот.
– Лаборант Нафанаилов! – шипящий голос вошедшего оказался подстать взгляду. – Вы вполне осознаете, что сейчас делаете?
– Ставлю научный эксперимент, – быстро ответил Нафаня.
– А ну марш отсюда! Чтобы духу вашего здесь не было! Завтра напишете объяснительную на имя Самого. А это что за существо там притаилось?
В Кате взыграла гордость. Она выступила из-за спины Нафани, задрала подбородок и сообщила:
– Меня зовут Екатерина Малышева! С кем имею честь?
Вопрос был дурацкий, потому что на бейджике всё было ясно написано.
Панихидин придирчиво оглядел Катю с головы до ног. Не как симпатичную девушку – как… экспонат. И, как показалось Кате, несколько растерялся. Может, тому виной был Катин деловой костюм?
Затянувшуюся паузу прервал Нафаня.
– Госпожа Малышева – крупнейший специалист в Петербурге по кельтским языкам…
На лице Панихидина явственно отразилось сомнение.
– Мне ее в Британском Совете порекомендовали. Я туда специально ходил, можете проверить!
Панихидин еще раз изучил Катю. Как вивисектор – лягушку.
– Так уж и крупнейший?
Катя приняла оскорбленный вид и попыталась лицом и фигурой изобразить из себя крутого эксперта.
– Позвольте поинтересоваться, где трудится крупнейший эксперт? – ехидно осведомился Панихидин.
– На филологическом факультете СПГУ, – нахально заявила Катя.
А что? Чистая правда! Разве учеба – это не труд?
А чтобы закрепить имидж, добавила по-шведски:
– Är du glad, gammal stubbe?[5]
Панихидин кивнул. Надо полагать, шведского он не знал. Но тут же поинтересовался весьма глумливо:
– Что вы имеете сказать по интересующему нас вопросу?
Снова влез Нафаня. И опять – кстати.
– Госпожа Малышева только что расшифровала часть надписи на крышке! Вот тут написано «власть»…
– Да что вы говорите! И какой же это язык?
Катя примолкла.
Нафаня бросил на Катю выразительный взгляд: «Да соври ты уже хоть что-нибудь!»
– Вы хотя бы можете назвать языковую группу? – издевательски настаивал Панихидин. – Как крупнейший в Петербурге специалист? Догадки есть?
– Кельтская группа, – небрежно бросила Катя, вспомнив то, что говорил Нафаня. – А от догадок я пока воздержусь. Не хочу озвучивать непроверенные теории!
И усмехнулась, очень гордая собой.
– Может, вам требуется какая-то помощь? – не отставал Панихидин. – Не стесняйтесь, все что нужно мы вам предоставим.
– Не надо, – решительно отказалась Катя. – У меня дома найдется всё необходимое.
«То есть Карлссон», – мысленно добавила она.
Тут Кате кое-что пришло на ум. Она вытащила мобильник.
– Что вы делаете?! – всполошился Панихидин. – Не положено!
Но Катя уже отщелкала надписи и быстренько спрятала мобильник в карман.
У старшего научного сотрудника был такой вид, будто он сейчас полезет к Кате в карман и отберет мобильник…
Но рядом стоял Нафаня, который несмотря на свой стрёмный имидж и глуповатую улыбочку, выглядел парнем крепким. И Панихидин не рискнул применить силу.
– Позвоните мне утром в понедельник, – высокомерно произнесла Катя. – Мой телефон у вашего сотрудника. А теперь, если позволите…
И Катя величественной поступью двинулась прямо на Панихидина, поскольку тот стоял как раз между ней и дверью. Тот неохотно посторонился.
– Я провожу, – подскочил Нафаня, распахивая перед Катей дверь.
Оказавшись в коридоре, он показал Кате большой палец. Та весело подмигнула в ответ.
– Легко отделались, – прошептал Нафаня, быстрым шагом устремляясь в сторону «выхода для сотрудников». И через несколько минут задумчиво добавил:
– Одного не пойму. Что этот упырь сам-то делал ночью в упаковочной? – и сразу, без перехода: – Слушай, давай я тебя провожу. А ты где живешь, кстати?
– Здесь, на Невском. Проводи, если хочешь.
Конечно, Катя не возражала. Нафаня – занятный. И Катя ему понравилась, это точно. Интересно, будет за ней ухаживать? А ведь точно будет. Такие не откладывают на завтра то, что можно съесть сегодня.
Насладиться вниманием нового знакомого Кате не удалось. Только они вышли на Миллионную, как мимо с грозным ревом промчалась кавалькада мотоциклетных всадников. Самый последний вдруг осадил чоппер, соскочил лихо и перегородил Кате дорогу.
Нафаня гордо расправил плечи и сунулся защитить, но байкер, который ростом не уступал Нафане, а шириной превосходил вдвое, небрежно отодвинул его кожаным плечом, скинул шлем… и оказался Катиным знакомцем Бараном, сподвижником Коли Голого.
– Малышка! – воскликнул Баран диаконским басом. И распахнул объятья, в которых легко уместилась бы дюжина таких девушек, как Катя. Обнимать, однако, не стал, а гостеприимно предложил: – Подвезти?
Катя покосилась на Нафаню… Нафаня взирал на Баранов байк. С восхищением. О Кате он, похоже, забыл. Ну и ладно.
– Подвези, – разрешила девушка. Бросила небрежно: – Нафаня, до понедельника. Звони!
И полезла на широкое кожаное седло чоппера.
Миг – и ее уже нет. А Нафаня остался. С открытым ртом. А так ему и надо!
* * *
– Чё сидишь, гони! – Тусклый, как осенняя морось, мужчина плюхнулся на сидение «девятки».
Водитель, такой же невыразительный, похожий на тысячу человек одновременно, лениво воткнул передачу и тронулся плавно, как инструктор автошколы.
– Куда гнать-то? – пробормотал он. – Этих не достанем, а она никуда не денется. Слыхал же: домой едет.
«Девятка» миновала растерянного Нафаню и неторопливо покатила к Невскому.
Нафаня на невзрачный жигулек даже не посмотрел. Что и требовалось.
