Такое странное ощущение, будто едва мы посмеем одолеть эти несколько метров, случится что-то… не знаю, что-то тяжелое придавит легкие и обратит их в камень.
Не хочу. Пусть все останется, как прежде. Пусть Рептилия выскребет остатки мозгов. Пусть…
— Идем, — Артем взял меня за руку. — Мы приняли решение, точнее, за нас уже давно все решили — отступать поздно. Да и некуда — позади Москва!
Я только кивнула, отметив про себя, насколько к месту оказалась последняя фраза.
Пусть…
Приблизительно через пятнадцать минут мы уже сидели в купе. Поезд понемногу набирал скорость, оставляя позади все то, что было знакомо и привычно, и устремляясь вперед, в неизвестность. Непередаваемое ощущение присутствия где-то в другом мире, между светом и тьмой, между всем и ничем. В реальность происходящего верилось с трудом. Может, из-за банального страха. Будь я одна, непременно погрузилась бы в глубокие размышления. Однако сосед быстро вывел меня из задумчивого состояния.
— Ну-с, — бодро воскликнул Артем. — Теперь, пожалуй, можно поздравить друг друга с благополучным отъездом!
Он что, совсем не переживает?
— Представляешь, я еще никогда не выезжала из Московской области на поезде.
— И я тоже! Думаю, это надо отметить!
— В каком смысле? — Предчувствуя недоброе, я нахмурилась.
— В каком, в каком. В прямом, конечно! — Артем, немного поковырявшись в своей сумке, извлек из нее два бокала и большую бутылку красного вина.
— Артем! — Я шокировано уставилась на вино. — Откуда это?
— Из магазина, вестимо.
— Я же просила тебя купить только продукты и одноразовую посуду!
— Э-э… А, может, это еще со дня рождения осталось?
Я сердито уставилась на Артема. Тот невинно улыбался.
— Кто же так бокалы упаковывает? Разобьются! — Ничего более умного в голову не пришло. О да, я очень волевой человек.
Артем улыбнулся еще шире, приняв мою капитуляцию. Поставив на столик бокалы, он достал из кармашка сумки штопор и ловким движением откупорил бутылку. Не дожидаясь моего одобрения, парень наполнил сосуды вином.
— За благополучный отъезд! — Произнес Артем, подняв бокал и игнорируя мой прожигающий взгляд.
Мы выпили. Вино оказалось очень хорошим. Ну, Артем, ведь знает, что я люблю именно полусухое. Уж что-что, а вино он выбирать умеет.
— Может, сначала разберем сумки? — С надеждой поставив бокал на столик, предложила я.
— А что там разбирать?
— Ну, надо достать чашки для чая, конфеты…
— А кто сказал, что мы будем пить чай?
— Но вино же когда-нибудь закончится.
— Не волнуйся, я взял с собой еще одну бутылку.
— Артем!!!
— Шутка, шутка, успокойся, — улыбнулся друг. — Что я, алкоголик?
— А то нет!
— Конечно, нет! — Воскликнул Артем, наливая в бокалы еще вина. — За что выпьем?
Наверное, в моем взгляде можно было прочитать нечто большее, чем просто тост.
— Ладно-ладно… Я сам скажу. Давай выпьем за то, чтобы эти три недели не оказались последними для твоего кактуса!
— Черт, кактус! — Я едва не поперхнулась вином. Второпях собирая вещи, я совсем забыла про свое несчастное растение. — А ты раньше не мог напомнить?
— Ты что, взяла бы его с собой? И куда бы ты дела это полуживое существо?
— М-м-м, не знаю.
— Ну вот. Какой был бы смысл напоминать?
А действительно, какой смысл? Да, прощай, мой единственный цветок…
— Надеюсь, в магазине ты не все деньги потратил на вино? — С укором спросила я.
— Обижаешь! — Артем снова зарылся в сумке и по очереди достал из нее нарезанный хлеб, колбасу, сыр, сушки, печенье.
— … И это все? — Недоуменно воскликнула я.
— А тебе мало? — Передразнил меня Артем.
— Но всего этого нам едва ли хватит до завтрашнего утра!
— А мы понемножку…
— Ага, с тобой получится понемножку.
В дверь постучали. Я бессильно вздохнула и устало опустила руки, а Артем поднялся, чтобы открыть.
На пороге стояла невысокая проводница с какими-то пакетами в руках. Синяя униформа настолько сильно обтягивала ее фигуру, что, казалось, пуговицы готовы были разлететься в разные стороны при неосторожном движении, и от этого очень худая, даже чересчур, талия визуально была не больше крошечной детской диадемы. Непонятно, как во всем этом можно было дышать, не то что передвигаться.
— Белье брать будем? — Скучающим и совершенно равнодушным голосом спросила проводница, при этом ее серые глаза смотрели куда-то в сторону, явно не в нашу.
— А у нас все включено, — улыбнулся Артем, как бы случайно махнув рукой в сторону нашего столика, где все еще продолжали стоять бутылка с вином и бокалы.
У девушки с чувством юмора было явно не в порядке. Покосившись на вино, она непонимающе уставилась на меня. Вздохнув, я подвинула Артема и протянула застывшей от неожиданности проводнице наши билеты.
Все еще продолжая недоверчиво и слегка испуганно посматривать на Артема, девушка взяла в руки билеты. Внимательно прочитав каждую строчку и убедившись, что за белье действительно уже заплачено, она, наконец, отдала нам два пакета и с самым презрительным выражением лица удалилась, так и не поняв, чему мы с Артемом улыбались.
— Бывает, — хмыкнул друг и взялся открывать один из пакетов. — Странные нынче проводницы, невеселые какие-то.
— Может, кушают мало?
— Вот уж не знаю. А тебе разве это интересно?
— Нет.
— И мне нет.
— А что там внутри? — Полюбопытствовала я, раскрывая целлофан другого пакета.
— Сейчас узнаем.
Вскрыв пакеты, мы почти одновременно извлекли на свет по две пары полотенец и простыней.
— Хм, для чего полотенца мне понятно, но зачем нам две простыни? — Спросила я.
— Может, про запас? Если честно, меня больше интересует другое — где достать одеяла? Я что-то их здесь не вижу.
Действительно, кроме наволочки, в пакете больше ничего не было. Да и на верхних полках лежали только завернутые в рулон матрацы и подушки.
— Пойдем, спросим у проводницы, — предложила я.
— Только, если что, разговаривать с ней будешь ты. Мне почему-то кажется, что мы вряд ли сумеем найти общий язык.
Глупо улыбаясь, мы вышли из купе и едва не натолкнулись на немолодую женщину с жидкими сиреневыми волосами (а я-то думала, что эта дурацкая мода давно прошла), спешно шагавшую по коридору. Может, лучше обратиться к ней, чем искать проводницу по всему вагону?
— Извините, — начала я. — Вы не могли бы нам помочь?
Женщина недовольно взглянула на нас. От скривившегося в недовольстве лица, все желание продолжать беседу исчезло на корню.