— Ну. — Он посмотрел на меня ясными синими глазами. — Что? Небось рассказывали уже? — Про Сашку-дурачка?..
— Кгм.
— Рассказывали?
— Немного… Про вас… про судьбу… про жизнь… — я запутался, не зная, каким еще словом заменить «коня» и замолчал.
— И про коня, небось, про черного?.. — Не верь. Не было никакого коня. Это я им на ходу сплел, чтоб отцепились. — У меня, братец, посерьезней беда была…
Сашка замолчал. Лицо его словно бы постарело, брови угрюмо сдвинулись и застыли. Казалось, он вспоминает что-то невеселое.
Молчание затянулось. Догадываясь, что раздумья Сашке не в радость, я спросил, перебивая его молчание:
— А как вы на пустыре меня нашли?
— А?.. — словно бы очнулся Сашка. — Как нашел? — Случайно нашел. Я тебя и не искал. Я сестрицу гонял…
— Слушайте, сначала я понял, что вы от нее прячетесь тут, а теперь, выходит, что, наоборот, она вас боится…
— Конечно, боится. Я ее все равно поймаю. Но ведь мне же и спать когда-то надо. Вот когда спать иду, тогда я ее боюсь. — А в этом доме можно спать без забот. Проверено. Она его как огонь обходит.
Ну, а я, в свою очередь, этот пятачок на пустыре не люблю. Это ее место. Даже не сказать, чтоб ее… но поганое место. Как-то там неладно, Правда, ни с кем ничего не случалось, но я чую. Меня в таких делах не обманешь.
— Послушайте, мне показалось, что у меня под ногою земля разошлась…
— Мне тоже. А это значит, что нам обоим не показалось…
— А правда, что ваша сестра…
— Ведьма? — Истинная правда… — Они ее еще не знают, — кивнул головой на окно Сашка, видимо, разумея деревенских. — Но, даст Бог, и не узнают… Я все-таки должен ее изловить…
— Простите, Саша… не обижайтесь… я вот что хотел спросить: ведь она — ваша сестра? Вы так о ней говорите… я хочу сказать, все же — родной человек…
— Она не человек. (Я выпучил глаза и вдруг вспомнил, что Сашку характеризовали, как сумасшедшего. — Видно, правда в этом была). — Но это оставим. Пока. Я все хотел спросить: чего тебя, к ночи, на пустырь понесло?..
Я рассказал ему о своих сегодняшних странствиях, опустив разные подробности личного характера. Объяснил, что пошел от флигеля к дому, но каким-то образом попал на пустырь и несколько часов проспал там.
— Ну, это ты врешь, — перебил меня Сашка. — Ты туда попал где-то около одиннадцати. — Верно?
— Ну…
— Сейчас… — он вынул из кармана часы и посмотрел на них, — десять минут первого. Если точно — восемь…
— Не может быть!.. — Я помню, что сидел долго…
Я описал ему подробно все свои грезы, ощущения. Сашка слушал очень внимательно и по ходу рассказа все больше мрачнел.
— Воля твоя, парень, — сказал он, когда я замолчал. — Что-то мне все это не нравится. На тебя-то, ясное дело, морок напустили. — Но как ты до этой песни дослушался?..
— А что это за песня?
— Откуда же я знаю. Но ни о чем хорошем она не говорит. Ясно, что из-под земли. — Мертвецы поют, но они — живые. Как это может быть, — не понимаю, не понимаю…
* * *
— Нет, — объявил он через несколько минут, прервав бормотание, — не понимаю.
— Чего?
— Многого. Не понимаю, кто они. Не понимаю, как ты с ними связан. А что связан — несомненно. Я таких песен, например, не слышал. Хотя у меня тоже чутье есть… И потом — причем здесь моя сестрица?..
— Да уж она точно не при чем.
— Зря ты так думаешь. Она тебя уже два дня следит. Это не просто так, ты уж мне поверь.
У меня захолонуло в груди от такой новости.
— А вы уверены?..
— В чем?
— В том, что она за мной… следит?.. Меня… ищет?..
— Можешь не сомневаться. Я-то уж знаю. Но только непонятно мне, что ей от тебя надо?
— Я ей вчера лапу… руку… лапу подшиб…
— А, так это ты? — А я думал, чего у ней рука замотана.
— Я.
И я рассказа ему о вчерашней встрече с Кошкой.
— Ну да, — сказал Сашка, выслушав. — В ее манере. Меня однажды так тоже чуть не затащила в реку. И еще одного… есть тут мужик…
— Фадин?..
— Кто тебе все это говорил?
— Петя.
— Петр? — Да он вроде к этим делам без внимания. — Сашка вздохнул. — Хороший он человек, а вот это несерьезно. Это его когда-нибудь может подвести…
— Но она меня заманивала еще до того, как я в нее камнем швырнул…
— Это она по злобе. От избытка. Она это любит… — Я и про коня-то сочинил по тому же плану…
«А ведь верно…» — подумалось мне.
— Слушайте, а если без коня, то все же, что тогда случилось? Или совсем ничего?..
* * *
— А случилась тогда, — сказал Сашка после напряженного молчания, — вот такая история. Узнал я от своей родительницы, что сестрица моя… не человек.
— То есть… как?
— Вот так. Родительница перед смертью сказала. Покаялась… причастилась… не знаю, каково ей сейчас. — Сашка перекрестился. — Верю, что прощена…
— Так вот. Позвала она меня незадолго. И рассказала. — Родила она ее неизвестно от кого. Сама говорит, от темного пламени. Я так понимаю — от демона. Есть даже в науке какое-то ему название…
— Инкуб, — вспомнил я.
— Да, как-то так. Родила и вырастила. И уж любила, — прости мне, Боже, — опять перекрестился Сашка, — куда больше меня. — Ну, оно и понятно: женщина. Да и младшая…
Но я не поверил ей. Согласись сам: кто ж поверит? Мы-то с сестрой друг друга всегда не любили, но такое узнать, — чересчур уж…
— Вижу, — не веришь, — она говорит. — Но знаешь что, я тебя научу: ухитрись и подгляди за ней. Когда уверена будет, что ее никто не сможет увидеть. Или в минуту, когда забудется, делом каким-либо прочно займется, — глянь тогда в зеркало… Посмотришь сам… и прости меня…
Вот так. Сначала мне, конечно, не до того было. А вот после похорон как-то поругался я крепко с сестрою. Да и вспомнил. И тем же вечером ее и поймал. Какие-то она бумаги читала, я видел, что очень занята. Глянул в трюмо, и…
— Что?.. — затаив дыхание, спросил я Сашку.
— Словами не расскажешь. Но уж похуже говорящего коня. Хорошо, я в невидном месте стоял. — Так там и осел…
— Ну, а потом что?..
— Потом — сначала ничего. Пора мне было и уезжать. Но перед отъездом захотелось мне еще раз проверить: не сошел ли я с ума? — Еще раз убедиться… И опять момент поймал: она в ванную ушла мыться, а я в туалет забрался, стал на унитаз и через окошко посмотрел…
— И?..
— Сначала вроде бы — баба как баба. Сморгнул — и вот тогда: дракон не дракон… слов не подберу…
(- Я смотрел на него примерно так, как вы сейчас на меня, — прервавшись, сказал Сергей Сергеевич).
… И — что хуже — она меня увидела. В зеркало. Завыла, да так, что я чуть не грянулся со своего насеста… Соскочил, выбежал — и в комнату. И она следом выскакивает из ванной — уже баба, мокрая вся, вода в волос льется… — Я, конечно, понимал, что на сей раз просто руганью обычной не обойдемся… Кинулся в материну комнату, — там у меня иконка была… спасибо ей, перед смертью надоумила… — Схватил иконку, выставил, как щит, и спрашиваю у сестры:
