Бледно-голубые, как бы выцветшие, глаза верзилы улыбались загадочной, мягкой улыбкой — и эта улыбка была Моти очень хорошо знакома. Громадный мужчина пристально смотрел прямо в глаза Моти и выжидал.
Моти громко, удивлённо воскликнул: «Ту-уми! Пительма-ан! Ты ли это!?» — «Узнал, наконец-то! — ответствовал тот тихо, с ласковой, странной усмешкой. — А что тебя удивляет? Не знал, что я перебрался в Эранию. А почему бы, собственно, и нет!» Моти никак не мог справиться с удивлением, только сбивчиво бормотал: «Действительно, почему бы и нет… А когда ты перебрался сюда?» Вместо ответа верзила со всей силы хлопнул Моти по плечу, так, что тот покачнулся и чуть не упал. — «Ну, ты и медведь! Зашибить же мог!» — и сам хлопнул старого приятеля по плечу. Тот, усмехаясь, схватил Моти в охапку и крепко прижал к себе.
Моти сморщился от боли и попытался улыбнуться: «Ну, силён, силён! И твои дружеские объятья меня чуть не придавили!» — «Да, уж мы, медведи из клана Пительманов, если любим, так до смерти! Кстати, я теперь, да собственно, уже давно не Туми!» — «А… А как тебя теперь называть?» — с интересом спросил Моти.
— «Теперь меня зовут Тим. Запомни — Тим. Для старых друзей можно Тимми». — «Но ведь… э-э-э… А почему не Томер?» — «Не задавай ненужных вопросов… — отмахнулся увалень и вдруг предложил: — Послушай, пошли, посидим полчасика, кофе попьём… Нам есть, о чём друг другу рассказать!..» — «Не, дружище… я ж на работе!» — «Да брось ты! Ты же со мной! Я скажу боссу, что мы с тобой старые друзья! Он будет доволен… — на лице промелькнуло сомнение, — уверен… Погоди…
Момент…» — «Нет, я не могу… — мягко возразил Моти, покачав головой. — Давай после работы. На этом же месте!» …
Моти и Тимми уселись в едва освещённом уголке кафе при «Лулиании». Оба курили одну сигарету за другой, с добродушным интересом поглядывая друг на друга. Перед ними медленно остывали ополовиненные чашечки кофе, о которых они, похоже, успели подзабыть.
Тим негромко ворковал мягким, высоким тенорком: «Ты же не знал, когда мы были в армии, что у тебя будет боссом Мезимотес. А они с моим папаней были в молодости хорошими друзьями. Этого ты и вовсе не должен был знать…» — «Ты знаешь, мы с ребятами не раз тебя вспоминали, удивлялись — почему это мы с тобой ни разу не встречались на резервистских сборах. С Бенци постоянно там встречались, пока… ладно… Это неважно… А ты? Где-то ведь ты резервистскую службу проходил?..» — «Рядом с нашим кибуцем… Разве ты не помнишь, что меня после учебки приняли на офицерские курсы?» Моти ухмыльнулся: «Как не помнить!.. Ребята недоумевали…
Поначалу только мы с Бенци оценили твой потенциал. Помнишь, как тебя принял наш сержант? Это же с его лёгкой руки ты превратился из Томера в Туми. Мы с Бенци ещё удивлялись, почему ты не скажешь, что он неправильно твоё имя написал…» — «А зачем? Что это я буду опускаться до какого-то недалёкого маррокашки! Он-то, дубина, решил, что наградил меня очень смешной кликухой! Папаня мне потом подсказал, на что поменять эту дурацкую кличку. Она мне сослужила свою службу — достаточно! А под именем Тим я прославлюсь на всю Арцену… Не сразу, разумеется, не сразу… Я не тороплюсь…» Моти неопределённо протянул: «Ну, если папа сказал… он, должно быть, понимает…
А кто он, твой папа? Я уж и не помню, заходил ли у нас разговор о родителях, о семьях… Я о моих говорить стеснялся… после того, как они в Австралию слиняли: ты же знаешь, как в те годы к этому относились… Ты тоже не особо о своих распространялся. Только и знали мы, что ты из кибуца. Это Бенци любил о своей семье рассказывать, о папе с мамой, о том, что у него ещё 4 младших брата и ни одной сестры — с какой же детской нежностью он об этом говорил!..» Тим отмахнулся: «Уж ты извини, но мне трудно было понять, что у тебя общего с этим… э-э-э… досом… Мне он казался… э-э-э… таким серым!.. как и они все… Я уж тебе не говорил…» — «Тимми, не надо! Бенци — отличный парень — да ты же это и сам знаешь! Мы же вначале втроём везде ходили! Ну, пока ты не… Лично мне нисколько не мешала его религиозность. И никакой он не серый! Здорово разбирается в истории, в Торе… (Тим скривил рот в странной ухмылке) А уж в вопросах музыки!.. Разбирается в ней, чувствует её, как мало кто. Знаешь, как здорово было с ним вместе ходить на концерты!.. — Моти улыбнулся мечтательной и мягкой улыбкой, не замечая ласково-ироничной усмешки, странно кривящей тонкие губы Пительмана. — Там-то мы, собственно, и нашли наших жён…» Тим обронил со странной интонацией: «Значит, вы до сих пор вместе? В смысле, с Рути…» — «Я тебя не понимаю! — Моти удивлённо и обиженно поднял брови: — Да, конечно же, вместе! Мы женились на всю жизнь! У нас трое детей — 5-летние мальчишки-близнецы и доченька, два с половиной годика. Вот приходи к нам в гости, посмотришь, как мы живём! — и помолчав: — А ты-то как? Женат?» Тимми осклабился:
«Спасибо, Моти, обязательно приду… А что до меня, то я решил сохранить свою личную свободу, которой очень дорожу! Миней тут познакомил меня с одной журналисточкой! Говорит, звезда… будущая!.. Правда, она почти замужем… то есть, в стадии развода… во второй раз. Оба её мужа теперь процветают, несмотря на то, что они расстались с нею не без громкого скандала… Небось, читал в светской хронике?..» — «Не-а… я светскими сплетнями не интересуюсь… — небрежно бросил Моти. — Но кто эта особа, догадываюсь. Ну, ладно, расскажи о себе!.. Значит, после учебки ты окончил офицерские курсы — помню, помню-у твоё неожиданное исчезновение с базы и столь же внезапное появление у нас, уже лейтенантом. А мы с Бенци до сержантов доросли… Впрочем, сейчас это уже неважно… А помнишь, как мы вместе друг друга поддерживали? Тогда ты не отзывался о Бенци так… э-э-э… пренебрежительно! Я думал, мы трое были хаверим товим…» Тим, покачивая ногой, снисходительно улыбался.
Моти, увидев эту странную ухмылку, замолк. Он вдруг вспомнил, как Бенци вытащил Туми (как его тогда звали ребята) из смертельно опасной ситуации во время учений в пустыне. Перед мысленным взором вспыхнула картина: они с Бенци вдвоём, выбиваясь из сил, тащат огромного и неповоротливого Туми в сторону расположения их части. Вспомнил, как сержант простодушно поведал оклемавшемуся Пительману, кто его спас. Моти неожиданно увидел потрескавшиеся темно-лиловые тонкие губы Туми, как он едва глянул на участливое и взволнованно склонённое над ним лицо, осенённое медно-рыжими короткими кудряшками, тут же отвернулся и протянул слабым голосом: «Ох, я ничего не вижу… спать… только спать… голова кружится…»…
Тогда они не придали этому никакого значения: ну, плохо другу после всего случившегося, очень плохо. Только теперь он отчётливо вспомнил презрительную усмешку, на краткий миг искривившую губы Туми…
