многозначительно молчал и шёл в сторону Святилища.
— Я вас слушаю, — заинтересованно обратился Мон.
— Идём в Алтарную, там я тебе всё расскажу, — сказал глава клана.
— Айя Сарэтис ~
Перед глазами Сарэтис шли чёрные пятна. Очередной удар Актамы пришёлся в подбородок. Точный, твёрдый, будто камнем. Треск в челюсти вибрировал по черепу.
Нужно было защититься, только руки словно набили чугуном, поднять их удалось сквозь боль. Айя вскрикнула, поставила блок. Поставила его слишком жёстко, столкновение пришлось на запястье, и кулак Актамы всё же соскочил в живот. Боль прошила насквозь. Затем захват, и Айя ощутила, что ничего не может сделать. Бросок через бедро.
Плечевой сустав запылал огнём. Спасало лишь то, что и Актама устала. Удалось вырваться из залома, и снова встать. Встать, качнуться. Снова упасть от удара.
Деревянный настил оцарапал локоть. Саднящие полосы вспыхнули. В толпе что-то кричали. Плевать. Сражение уже было ни с Актамой, ни с ними. С собой. С мертвецкой слабостью будто окоченевших рук. Соперница, Риар Дайядор, омпаты — всё превратилось в одно громадное смоляное море, в котором Айя была, как муха.
Время стало нестись чуть медленнее, Айя поднялась, а Нарис наступала.
Тхаймона. Великая, великая Тхаймона. Где же твоё благословение? Где твой перст, которым ты меня коснулась?
Или отец просто дал мне первую попавшуюся книгу.
В уголках глаз защипало. Золотистый корешок, потрёпанные страницы, обложка с обителью в горах, каллиграфический почерк Тхаймоны.
Был ли это знак?
Или это лишь книга, которую дал отец, последняя вещь, которой коснулось тепло его рук. Лишь поэтому она была важна. Эта мысль сделала Айю трезвее, словно раньше она была одурманена. Одурманена иллюзией.
Актама ударила сбоку, целясь в челюсть, Айе удалось отскочить и попасть контратакой Нарис под рёбра. Толпа что-то гудела, но теперь всё кроме соперницы исчезло. Мир сузился до размеров помоста.
В этом настоящем бою, который пьянил ощущением смертельной схватки, Сарэтис чувствовала Нарис каждым мышечным волокном. Сестра знаменитой воительницы, которая просто обязана быть лучшей. Забыть про куклы, платья, детские игры. Просыпаться и тренироваться. Тренироваться в разы больше и тяжелее остальных, засыпать, не помня себя от усталости. Долгие годы. Без права на ошибку.
Совершенное тело, точные движения, цепочки приёмов — всё это ощущалось в Актаме, как вросшее под кожу. Как ставшее ею.
Атаки и блоки Айи наоборот не были ни точны, ни уверены. Она всё ждала, что досада или разочарование наполнят рот пеплом. Неожиданно откликнулась злость. Сарэтис поняла, что Райкар Кэнулис ей врал, засыпая комплиментами.
Актама в очередной раз ударила в живот, Айя не успела увернуться.
Снова упала на помост. Перевернулась на спину и посмотрела сопернице в глаза. В тёмные омуты, за которыми бушевал шторм.
— Вставай! — прорычала Нарис.
Сарэтис, не отрывая от неё взгляда, поднялась. Руки покоились у бёдер, и Айя так и не встала в боевую стойку.
— Вы самая достойная соперница, которая у меня была, — негромко сказала Сарэтис.
Гордыня когтем оцарапала горло. Как можно говорить что-то хорошее надменной свартовке? Можно, потому что она действительно хороша в бою.
Актама ошарашено сморгнула и, не ответив, подняла кулаки.
— Для меня честь проиграть вам, — закончила Айя, спустилась с помоста и подошла к омпатам. — Я принимаю поражение и отказываюсь от третьего боя.
Она оглядела ряд мужчин и женщин, следящих за боем со скамьи. Многие спокойные, невозмутимые лица треснули удивлением. Пард же коротко улыбнулся, но без тени насмешки. Айя почему-то вспомнила его слова про садовую розу, которая не готова к трудностям Риар Дайядора. Она поняла, что он был прав.
— Хорошо, — сказала Нэта. — Победа засчитывается Актаме Нарис из Томарана.
Гонг.
Лицо Осдара, Айя улыбнулась ему.
Она вышла за границы площадки, оказавшись среди могучих сосен, ощутила, Внутри что-то, сжатое в комок, разжалось. По щекам потекли слёзы.
Зачем учитель Райкар так жестоко поступил с ней? Зачем внушил ей, что она может поступить? Зачем потакал её глупой мечте?
Человек — это частица Энга'арта, озарённая его Светом. Тот, чей дух пожирает порок, эго и зависть, сам отказывается от Света, становясь пылью под стопами Сварты.
— «Наставления», Тхаймона Дайядор
19 цветун 299 года эпохи Лунного Древа
Империя Этват, предгорье Дайяринн, клан Риар Дайядор
— Мон Этрадор ~
Идя в Алтарную, Мон ненадолго задержался во входном зале, который давил вековой тяжестью истории. Фрески на стенах рассказывали предание. Только вот какое? Воины, схватившиеся в смертельной битве. Змеевидный дракон, держащий в страхе детей и женщин. Воительница, проткнувшая копьём грудину дракона. Пещера, с россыпью драгоценных камней у входа и цветами, проросшими на пепелище.
Что же означали фрески на самом деле? Мон не знал. Легенда гласила, что воительница победила дракона не столько копьём, сколько Светом Дэйи.
— Существовал ли дракон? — спросил Мон, когда они с Сэуром вошли в Алтарную и стояли напротив постамента с наконечником того самого копья.
— Это неправильный вопрос. — Глава клана тоже внимательно всматривался в обугленный ланец. — Раньше никто не сомневался, что дракон был. Спрашивали, кем он был.
— И кем?
— Никто не знал ответа, но глава клана говорил, что во времена его молодости шептали о Чёрном Драконе с затаённым ужасом. И не только в Риар Дайядоре. Не только в Этвате. Свежа была память. Но и тогда никто уже не знал, был это монстр из глубин океана или человек.
— Туман истории, — с сожалением констатировал Мон. — И чем дальше, тем больше тумана.
— Некоторые прошлые события лучше знать наверняка, к-ха. — Сэур надсадно кашлянул и достал из сумки жестяную банку. — Чтобы они не повторялись.
Его пальцы, сухие с тонкой кожей, как шкура печёного яблока, открыли крышку. Внутри была алая жидкость.
— Кровь? — изумился Мон.
Сэур не ответил, покрутил банку и поднёс к Реликвии.
— Са'Омэпад, что вы собираетесь делать?
— Пард рассказал мне, что в момент, когда на Реликвию попала кровь Айи Сарэтис, на ней появился знак дракона. Он сказал, что, скорее всего, ему показалось. И это были лишь блики на золотых трещинах. Но я хочу проверить.
— Реликвия может быть связана с магией?
— Сейчас узнаем, — произнёс Сэур и наклонил жестяную баночку. Загустевшая алая капля ударилась о чёрный обугленный ланец и растеклась по широким золотым прожилкам. Сэур наклонил банку, заливая Реликвию кровью.
Мон ощутил, как спокойствие выработанное годами тренировок и медитаций пошло трещинами и лопнуло, словно яйцо, из которого вылупляется змея. Змея утробного страха. Жуткого, родом из глубин веков, страха перед необъяснимым и противоестественным — перед магией. Этрадор застыл.
— Ничего. — Сэур с явным
