В стене попалась ниша. Достаточно свободная, чтобы в нее помещался пересмешник. Судя по перьям на полу и вокруг входа, он в нее и правда периодически помещался. Внутри пещеры лежали чьи-то разодранные вещи — очевидно "еда" на вынос. Но где же в таком случае следы кровавой трапезы? Не моют же они за собой полы.
Услышав приближающийся грай, Влад укрылся в ледяном дупле. Пересмешники роем обволокли скалу, залетая в свои норы, точно ласточки. Одна такая «ласточка» сунулась было в свой домик, но он оказался занят оборотнем, и тот еще окрысился испуганным опоссумом. Пересмешник свирепо заклекотал и улетел — мол, подавись. Владу даже совестно стало, и он, покинув убежище, захромал дальше.
Птицы метались и орали как сумасшедшие. Хоть они и не собирались нападать, волчок все равно невольно приседал, замирая испуганной мышью. Он заглянул в следующую пещеру. Сидевший там пересмешник вылетел так резво, что чуть не смахнул оборотня в пропасть. Дальше Влад был осторожнее.
Стена плавно заворачивала на северную сторону. Карниз закончился. Впереди в одном большом человеческом шаге и чуть ниже начинался следующий. Еще один выступ был наверху. Влад пожалел что не умеет обращаться в горного козла. С тремя ногами и тяжелой ношей спрыгнуть вниз было самонадеянно. А прыгать наверх или вернуться — физически невозможно. Он не пройдет задом наперед весь путь назад.
Влад осторожно попятился, затем хромыми скачками разбежался и оттолкнулся одной задней лапой. Приземление пришлось на все четыре, и жесткий упор на больную лапу выбил из него невольный рык. Он твердо решил передохнуть в следующей нише. Доковылял до норы, осторожно сунул нос за угол и шерсть на спине встопорщилась до самого хвоста.
Внутри сидел не пересмешник, а нечто человекообразное. Вроде бы женщина, но с птичьими руками и ногами. Обнаженное тело местами густо покрывали перья. Существо жалобно выло, как приведение, и перебирало птичьими лапами сваленную на полу одежду, будто не могло понять, что с ней делать. Нос и лоб объединяла толстая шишка с ноздрями, а глаза были расставлены далеко в стороны. Пернатое нечто заметило оборотня и угрожающе раскрыло широкий клюв во все лицо. Влад поспешно убрался за угол, и через секунду из пещеры выпорхнул привычного вида пересмешник.
У Влада закружилась голова. Он не понимал, что происходит. То есть, понимал, но отчаянно надеялся, что ошибался. Неужели жертвы, которые забирает Змей, превращаются в это? А другие люди убивая пересмешников, даже не догадываются, что перед ними возможно их дочери, сестры или любимые. Он и сам стрелял в одного пересмешника в Моховке. А все эти пернатники, на которых он спал по дороге в Змееград.
Борясь с подступившей тошнотой, Влад ощутил слабость и сел, прижавшись к стенке. Он растерянно смотрел на мечущихся над ним пересмешников. И тут он разглядел добычу в их лапах: у одних это были мешки с барахлом у других куски домашнего скота. Некоторые тащили человеческие (и не только) конечности — руки, ноги, головы, половины туловища. Птицы бросали все это прямо в залив. Влад сглотнул кислый комок и посмотрел вниз.
В бесцветном полумраке по темной полосе воды против течения пробежалась четкая извилистая рябь. Под водой кто-то был, и возможно, это хозяин чешуйки. Эта догадка неожиданно придала Владу сил. Он живо поднялся и, поглядывая вниз, заковылял дальше, искать спуск к заливу.
У очередной пещеры он остановился и осторожно заглянул. Пересмешника там не оказалось, но увиденное поразило его еще больше. Кто-то закутанный в кучу одежды сидел, свернувшись в комок у самой дальней стены, и плакал. Плакала. Девушка, еще не обратившаяся в птицу. Влад шагнул в пещеру, давая заметить себя. Девушка подняла голову и сдернула капюшон.
— «Марийка!» — от удивления и радости Влад забыл про свой волчий вид и запрыгал к ней на трех лапах и с улыбкой до ушей.
Марийка еще сильнее прижалась к стене, отползая в угол и подбирая с пола кусок сосульки. Волчок затормозил.
— «Ой. Э-э-э…. Это я, Влад. Смотри, какая байда на мне висит. Волки такое не наденут же, правда? А ты даже не слышишь меня, да?...»
Для напуганной девушки непонятный щит прикрепленный ремнями к волку не был показателем дружелюбия или вообще чего-нибудь. Марийка не сводила с хищника испуганных глаз, сжимая в трясущихся пальцах осколок.
И как ей все объяснить? — озадачился оборотень. — Обратиться наполовину и сказать ей по-человечески? Вряд ли она обратит внимания на слова, которые будут вываливаться из уродливой пасти черного прямостоящего пса без одежды. Он сам когда увидел себя в первый раз, чуть зеркало не разбил. Как тогда доказать, что ты дружелюбный, если ты волк? Решение было на поверхности, унизительное и неловкое. Волки не всегда были дикими и страшными пожирателями бабушек, однажды они взяли в зубы палку и стали друзьями человека. Разыгрывать хорошего мальчика перед едва знакомой девушкой было ужасно неловко, но наверняка эффективно.
"Все что ты видела в горах, останется в горах", — предупредил ее Влад про себя.
Он прижал уши и мелко завилял хвостом, точно соскучившийся по хозяйке пес. Девушка сначала озадаченно нахмурилась, но потом отбросила ледышку и, всхлипнув от облегчения, протянула руку к "доброй собачке". Волчок ручной лисой посеменил к девушке и подставил ее тонким замерзшим пальцам меховую щеку.
— Ты откуда взялся? — в заплаканном, испуганном голосе послышалась робкая радость.
Пока она его гладила, Влад чуть не скулил, радуясь контакту с живым, знакомым человеком. Хотя Марийка еще не поняла, кто перед ней на самом деле.
— А это что за штука на тебе?
Влад отошел, чтобы она не успела коснуться чешуйки.
— «Марийка, услышь меня, я прошу. Умоляю. Я Влад. Помнишь? Север меня к вам домой притащил. Ну оборотень. Блин. Что мне, превращаться в образину?»
Делать этого все-таки не хотелось из-за раненой лапы и отсутствия штанов.
Он чуть отошел и сел, вспоминая мотив, а потом завыл. Получился надрывный вопль с полным промахом мимо нот. Этот стон у нас песней зовется, — подумал Влад, пока надрывался раненой белугой. — Даже хаски в интернете лучше поют.
Марийку сначала от неожиданности передернуло. Потом она замерла и взметнула руку к губам. Либо от жалости, решив что подобные звуки может издавать только больное бешенством животное, либо ее тонкий музыкальный слух распознал в надрывных стенаниях песню про конюха и кентавриху.
— В… Влад?! — тихо спросила она.
— «Да! Да!» — закивал волчок, перестав драть горло. — «Теперь ты меня слышишь? Я говорю с тобой через мысли. Я у мамы телепат. Ну же. Скажи, что меня слышно?».
Голос Влада долетел до Марийки сначала глухо, как из-за толстой бревенчатой стены. Она озиралась, будто ища кто говорит, и постепенно, хоть и с трудом, приняла факт, что звук идет из волка.
— Что? Да… Это ты? Как… откуда…
— «Я пришел отдать Змею его цацку".
— Ты сам сюда пришел? Один? — девушка неосознанно снова потянулась к волку, но, вспомнив, кто перед ней, одернула себя.
Влад, заметив этот жест, неловко уставился себе под лапы.
— «Я один. Говорят, кроме меня сюда, никто не может добраться, — сказал он Марийке и случайно вслух язвительно подумал. — "Странно, не вижу никаких трудностей".
— А что у тебя с ногой?
— "Споткнулся. Да мне… нормально. Я найду Змея, а потом вернусь, и мы вместе пойдем домой».
Он заковылял к выходу.
— Не получится.
Волчок оглянулся, молча ожидая объяснения.
— Я не могу отсюда выйти. Я стану…, — ее губы задрожали.
— "Пересмешником", — понимающе закончил Влад. — "Я видел… других. Это из-за того, что они выходят?".
— Да. Чем чаще они улетают на охоту, тем больше превращаются в этих тварей, пока окончательно не забудут, кем были.
Влад опустил морду.
— «Сколько раз ты выходила?»
— Один.
— «Это хорошо».
— Влад. Прости что я тебя тогда..., — начала Марийка, глотая слезы. — Из-за меня ты не смог вернуться домой. Я не знала, что все так далеко… Что так будет.
