Ознакомительная версия.
«Гуси» суетились уже третий день, надо полагать, получили высочайший рескрипт, предписывающий вернуть Гельбе, а еще лучше, и Южную Марагону.
Жермон дожевал лепешку и уткнулся в карту. Между Лауссхен, которую он оставит при первом же серьезном натиске, и Хербсте не было ничего, кроме низких холмов, кое-где прорезанных оврагами и пересыхающими к осени речками. Гельбе была отменным буфером между враждующими державами и еще более отменным местом для сражения в стиле незабвенного Пфейхтайера. Ариго взял синий грифель и, как мог, изобразил гуся в корзинке, на которой написал «30».
В тридцать тысяч оценивалась «старая» дриксенская армия, оставленная в Лёйне после неудач 97 года, стоивших Фридриху фельдмаршальского жезла, а Его Величеству Готфриду – Гельбского плоскогорья. Правду сказать, Жермон предпочел бы видеть «Неистового принца» впереди войска и сейчас, но, увы, неугомонный Фридрих застрял в Гаунау, а против фок Варзов двинули Бруно. Старый бык шестнадцать раз проверит и один раз шагнет, несмотря на очевидное преимущество.
Рудольф писал, что в дополнение к имевшимся семи тысячам конницы в Лёйне перебросили еще тысячи четыре. Подошла и пехота, хоть и не так много, как могло бы быть, не разинь «гуси» клюв на Хексберг. Лазутчики Ансела подтверждали прибытие резервов. После мятежа в Олларии дриксенцы перестали играть в прятки, и все равно, последней каплей стало известие об Алве...
– Мой генерал, – расторопный капрал с черными усами и рыжими бровями умудрился не просто войти с подносом, но и дверь за собой прикрыть, – ваш обед!
– Спасибо, Франц. – Жермон поднял крышку, ловя ноздрями запах варенной с чесноком курицы. – Истребляете?
– Приходится, – брови Фрица страдальчески опустились, – не оставлять же!
– Тогда устройте пирушку по всем правилам, – распорядился генерал. – Бруно сегодня-завтра еще точно провозится, чтоб к этому времени по Лауссхен только мыши бегали!
– Будет исполнено, – рявкнул служака и замолк, с собачьим ожиданием глядя на начальника. Ариго хмыкнул и прямо под синим гусаком нарисовал предписание интенданту: выкатить к вечернему ужину «достаточное количество молодого вина». Окрыленный капрал умчался ловить уцелевших кур, а Жермон взялся за горячее варево, но проглотил лишь пару ложек. На сей раз генеральское уединение нарушил Ойген.
Бергер был хмур, подтянут и держал на руке зимний плащ.
– Едете? – Жермон отложил ложку и поднялся. Они с Райнштайнером третий день были на «ты», но Ариго то и дело об этом забывал. В отличие от Ойгена.
– Отбываю в резиденцию регента, – пояснил барон, аккуратно кладя плащ на сундук, – хочу попрощаться и пожелать тебе успеха в исполнении задуманного маневра.
– А пообедать не хочешь? – Жермон вытряхнул на стол пирожки, освобождая миску. – Рудольф терпеть не может, когда голодают без особых на то причин.
– С удовольствием пообедаю в твоем обществе, – бергер сноровисто снял с ближайшего стула всякую всячину. Он ничего не сказал, но Жермон мысленно поклялся на новой квартире использовать стулья исключительно для сидения.
– Собираешься вернуться, – Ариго по-братски разделил золотистый бульон, – или останешься при герцоге?
– Если не последует иных приказаний, – барон взялся за пирожок, – я рассчитываю через некоторое время встретить вас в окрестностях Доннервальд.
– Был бы рад, – совершенно искренне произнес Ариго, – но для начала нужно убедить Бруно как в нашем уходе, так и в том, что мы идем на Олларию. Кстати, будь моя воля, это было бы вторым из того, что я бы сделал. После боя в Гельбе.
– Это делает честь твоему сердцу, но не твоему уму, – объявил Райнштайнер, налегая на пирожки, – а наш обед делает честь повару и интенданту.
– Скажи спасибо дриксам, – посоветовал Жермон. – Все, что не удастся вывезти и сожрать, придется сжечь. Эта курица – лишь первая из жертв новой войны и последняя из отпущенных нам радостей.
– Ты пишешь стихи? – уточнил бергер. – Если да, не надо их читать, пока мы едим. Я не люблю поэзию с детства.
– Меня пугает наше единодушие, – хмыкнул Жермон, разрывая невольную жертву Его Величества Готфрида напополам.
– А меня пугает положение в центре страны. – Ойген Райнштайнер шуток по-прежнему не понимал и понимать не собирался. – Я совершенно не нахожу причины, вынудившей Первого маршала Талига сдаться. И еще меньше могу объяснить, что побудило его покинуть Урготеллу. Я могу представить, чем руководствуется Дриксен, поэтому здесь я спокоен, но я не в состоянии понять, как человек со столь безупречной репутацией, как герцог Алва, совершает противоречащий здравому смыслу поступок. Я сказал что-то смешное?
– Прости, – смешливость не то свойство, которым следует злоупотреблять при дружбе с бергерами, – меня поразило, что ты назвал Алву человеком с безупречной репутацией.
– Но это так, – в голубых глазах не было ни тени смеха. – Первый маршал Талига не проиграл ни одной военной кампании и не принял ни одного решения, впоследствии себя не оправдавшего. То, что он делает, всегда разумно, достаточно вспомнить летнюю кампанию 387 года.
– Ты говоришь об убийстве Карлиона? – на всякий случай уточнил Жермон.
– Разумеется, – подтвердил бергер. – Положение требовало немедленного вмешательства, Грегори Карлион этому препятствовал, его следовало устранить. Передай мне соль, пожалуйста...
2
– Прошу доложить Его Величеству, – скучным голосом произнес Робер, – что прибыл герцог Эпинэ.
– Его Величество занят, у Его Величества Ее Высочество, – обрадовал черный гимнет. Кажется, он был из отряда Рокслеев, а может, и нет. «Нет, гимнет, сонет...» И почему он не пишет стихов?
– В таком случае доложите Его Величеству, что Его Высокопреосвященство Левий, приняв исповедь у Августа Штанцлера и Фердинанда Оллара, проследовал в Ноху в свою резиденцию. Герцог Алва, будучи убежденным олларианцем, от исповеди отказался. Его Высокопреосвященство просил передать, что готов принять Его Величество вечером.
Вообще-то Левий считал сюзерена высочеством, и Роберу было отнюдь не очевидно, что агарисец, полюбовавшись на Багерлее, захочет видеть Альдо Ракана королем. Новый кардинал не был святым, как злосчастный Оноре, но еще меньше он был комнатной собачонкой. Кардинал носил эмалевого голубя, но зубы у него были львиными[38].
– Мое почтение, герцог. – Дэвид Рокслей в кирасе со Зверем сошел бы за участника мистерии, если б не злость в покрасневших глазах. – Я хотел бы с вами поговорить о цивильном коменданте.
– Вряд ли вы скажете мне что-то новое, – и то, чего я не говорил Альдо, – зато я могу вас порадовать. Его Высокопреосвященство Левий отказался благословить Айнсмеллера.
Ознакомительная версия.
