Ратхар лежал ничком на грязном утоптанном дворе терема, из-под него уже натекала лужа крови, смешанной с дождевой водой. Я попятилась назад с гульбища. Не надо, чтобы меня видели, не надо! И тут я остоялась, как побитая громом.
Они окликнули его по имени! Они знали!.. Но кто мог?!
Потвора!
Я бросилась к двери, распахнула её и выскочила в переход. Потвора стояла у самой двери и, завидя моё лицо, шарахнулась посторонь.
— Сука! — прошипела я. — Змеища подколодная.
Чернавка отскочила ещё дальше, но я уже ухватила её рукой за воротник. Плотная льняная ткань затрещала, но выдержала. Я швырнула Потвору через порог, она споткнулась и растянулась на полу. Я с маху пнула её носком сапога под рёбра. Упругое, какое-то багровое бешенство плескалось у меня в висках. Чернавка перевернулась на спину и пискнула в ужасе:
— Госпожа княгиня, пощади, это не я!
Я остоялась на миг. А если правда не она?
— Я всё время у двери была, сторожила, чтоб не вошёл к тебе кто! Госпожа княгиня!..
А ведь и верно, — подумала я, опуская уже вновь занесённую для удара ногу. — Она ж всё время была за дверью. Я вспомнила, что пока я говорила с Ратхаром, за чуть приоткрытой дверью всё время мелькал Потворин синий летник. И когда урманин уходил, она тоже была в переходе. И когда я выскочила — тоже.
Видно угадав по моему лицу, что гроза миновала, чернавка зарыдала в голос. Я обессилено села подле неё прямо на пол и погладила её по плечам, тоже смахивая слёзы.
— Ладно, прости Потвора. Погорячилась я, не подумала. Прости.
4
— Княже Владимир! — дверь, чуть скрипнув, отворилась.
— Ну, что ещё?! — недовольно отозвался великий князь, оборачиваясь. Никого видеть не хотелось: Владимир ломал голову, как выбраться из той грязи, в кою влез по собственному неразумию и похоти. Дочка Волчьего Хвоста, вестимо, не пожалеет ярких словечек, расскажет отцу про всё. А Военег Горяич не таков, чтоб спускать обиду кому-либо, пусть даже и великому князю. Перекинется воевода к радимичам, как пить дать. Тогда никоторый Гюрята Рогович или Ольстин Сокол его не удержат. А Сокол и вовсе — не переметнулся бы вместе с ним… Он с Волчьим Хвостом в своё время и Дикое Поле прошёл, и Планины, и Родопы, и Кавказ. А плохо тебе тогда будет, великий княже, — сказал сам себе Владимир Святославич.
— Ну? — повторил он, завидя высунутую в дверной проём голову теремного слуги. — Чего там стряслось?
— Послы от древлян прибыли, — с лёгким недоумением сказал вестоноша. — Аж сам Мстивой Ратиборич вроде.
— О как?! — Владимир поднял брови.
— Ага. На лодье с белым щитом.
Это могло значить только одно — мир. Самый непримиримый ворог Киева, Мстивой Ратиборич — и смиром! Владимир перевёл дух, боясь даже верить тому, что услышал.
— Скажи ему — пусть отдыхает до завтра, — бросил великий князь. — Из утра приму его в первый черёд.
Древлянскому княжичу тож небось отдышаться надо.
Но слуга всё не уходил.
— Ещё что-то? — раздражённо спросил Владимир Святославич.
— Вестоноша от Волчьего Хвоста, — многозначительно сообщил слуга. Великий князь недовольно сжал зубы — все в тереме про всё знают! Слуга, завидя недовольное выражение княжьего лица, скрылся за дверью. И тут Владимир понял, что именно сказал ему слуга.
От Волчьего Хвоста? Неуж ничего не знает воевода? — сам не веря такой удаче думал великий князь, сбегая по всходу в сени.
Вестоноша, усталый и запылённый, сидел на лавке в гридне, жадно глотал квас из резного ковша. Глянул на скрип двери, поперхнулся и вскочил, чуть неуклюже и поморщась.
— Сиди, — бросил Владимир, махнув рукой. Упал на лавку напротив кметя, тоже зачерпнул ковшом квас из ендовы, глотнул, глянул поверх ковша на вестоношу. — Ну? С чем прибыл?
— Победа, Владимир Святославич! — готовно выпалил тот в ответ. — Волчий Хвост разбил радимичей на реке Песчане и бежит на лодьях вниз по Днепру, впереймы к хану Куре…
— К Куре?! — не понимая, поднял брови великий князь.
— Так ты не ведал? — удивился вестоноша. — Хан Куря ополчил рать и идёт к Днепру, в помощь радимичам, Чернигову да Свенельду. Должно, не ведает, что помогать им некому…
— А Чернигову-то? — обронил в задумчивости Владимир.
— Так в Чернигове воевода Слуд и любечанский наместник Заруба мятеж удушили, — вдругорядь удивился вестоноша. — Ты и про то не слышал?
О как! Великий князь вперил взгляд в вестоношу.
— Взаболь баешь?! — отрывисто спросил он.
— Так Зарубичи с нами вместях радимичей били на Песчане, — мало не обиделся кметь. — Я с ними сам про то говорил.
— Кто идёт с Волчьим Хвостом? — напряжённо спросил Владимир. — Сколь рати у него?
— Ну как кто? — степенно ответил вестоноша. — Гюрята Рогович идёт со своими. Варяги идут — Келагастова чадь. Отеничи идут. Лют Ольстич с «козарами».
— А Ольстин Сокол? — удивился великий князь. — Он сам где?
— Погиб Ольстин, — лицо вестоноши чуть посуровело. — На Песчане погиб.
Владимир Святославич чуть покивал.
— Всё?
— Ещё Твёрд Державич с дружиной.
— Кто?! — изумился великий князь.
— Ну Твёрд Державич, боярин радимский.
Владимир помотал головой, потряс чупруном, не понимая.
— Полонным, что ль?
— Да мы и сами не совсем поняли, — откровенно и простодушно признался кметь. — Слух ходит, что они в молодости друзьями были.
— Кто с кем? — вновь не понял великий князь.
— Волчий Хвост, Отеня Рыжий да Твёрд Державич, — пояснил терпеливо вестоноша. — А ныне Военег Горяич его разбил, вроде и в полон взял. А только Курю они вместе бить идут, радимичи все оружные и не в неволе.
Великий князь вновь потряс головой.
— Ну и ну, — процедил он. — Не ждал я такого. Ты чьих будешь?
— Гюрятич я, — готовно ответил вестоноша. — На челноке прибыл. Мыслю, дня на три рать опередил.
Владимир молча снял с пальца золотой сканый перстень с яхонтом, бросил кметю и кивком отпустил его.
Волчий Хвост ничего не знает! Стало быть, дочка до него ещё не добралась!
Это всё меняло. Заговорщики больше не страшны. Остался только Куря. Самому Волчьему Хвосту его не одолеть — рати не хватит. А помощь… она ведь и припоздать может. Немного. Чтобы печенеги строптивому воеводе немного зубы пообломали, чтоб посговорчивей был. А кабы на самого Волчьего Хвоста печенежий меч нашёлся, так и вовсе хорошо, — возникла какая-то навязчивая мысль.
Господа киевская, вестимо, за своего вступится, особенно язычники будут бушевать, христианам до Волчьего Хвоста дела нет. Владимир Святославич замер на миг, пытаясь ухватить за хвост ускользающую мысль. Что-то он сей час такое подумал… что-то очень важное. Нет, не вспомнить. Великий князь досадливо щёлкнул пальцами.
