— Право, Руальд… не нужно этих громких слов. Ты заслужил пожить в покое и уединении там, где тебя никто не потревожит. О, нет, не переживай. Речь вовсе не о монастыре. Хотя некоторые члены собрания выдвигали такое предложение… Но мы ведь не желаем тебя прятать, вовсе нет! Мы лишь заботимся о твоем здоровье и благополучии. Я предлагаю не терять время: ты можешь подписать документ об отказе от титула сразу же, как только мы приедем на место.
Руальд стремительно, точно хищник, подался вперед.
— А что если я не захочу подписывать твою проклятую бумагу?! Что ты сделаешь, а?
Тодрик нервно отпрянул, но тут же сделал вид, что просто решил подвинуться. Он вынул из кармана кружевной платок и начал медленно старательно оттирать какое-то несуществующее пятнышко на рукаве.
— То же, что я сделал с тайкурскими варварами, милый брат. Я просто пойду к твоей невесте и позволю палачу немного наказать ее за то, что она сотворила с нашим монархом. Она ведь во всем созналась на допросе, Руальд. Да-да, во всем. Господин Торья — мастер убеждения.
— Что?! На допросе?! Что ты сделал с ней?!! — Шут испугался, что король зашибет братца, такая чудовищная гримаса ненависти исказила его лицо.
— Ничего, дражайший брат. Твоя ведьма жива и здорова, — Тодрик криво усмехнулся своим маленьким тонкогубым ртом, но Шут видел, что принц боится брата — Руальд даже сейчас был намного сильней его. — Разве что напугали слегка, да немного подпортили шкурку. Совсем чуть-чуть. Так что успокойся. Нет нужды так нервничать, тебе это, должно быть, вредно.
— О, боги! Нар!.. — Руальд все-таки не выдержал, рванул из ножен, висящих теперь справа, свой меч. Но прежде, чем королю удалось достать оружие, другой клинок, узкий и изящный, оказался у самого горла Руальда.
— Что же ты, милый брат? Неужели способен поднять руку на родную кровь? Ах да, я забыл совсем, ведь Элея тоже была тебе не чужая… Ну, как видишь, и у меня есть зубы. А ты сомневался? Имей в виду, лезвие отравлено. Я ведь, знаю что ты сильнее… даже с одной рукой, — еще одна кривая ухмылка.
Шут довольно налюбовался на Тодрика. Он отвернулся к окну и смотрел, как проносятся мимо дома знакомых кварталов. Карета подпрыгивала на ледяных буграх мостовой. Кучеру было велено доставить их во дворец как можно скорее. Следом спешили рыцари и гвардейцы, стараясь обогнать друг друга. Почетный кортеж…
'Нар… черноглазая колдунья… Если Тодрик одержит верх в этой игре, он не выпустит тебя живой… Нет. Он не глуп, знает, что ты вернешься, со своей армией… — Шут и сам не понимал, отчего ему было так больно думать о принцессе тайкуров. Кто она ему? Да никто. Ведь Тодрик прав, она — ведьма, лишившая Руальда разума. — Как же так вышло, что мне жаль тебя? А, Нар?
4
В какой-то момент Шут отчетливо понял, что карета не остановится у дворца. Они миновали Квартал Купцов и с грохотом понеслись вдоль узкой — едва по ширине экипажа — плохо мощеной улице в сторону южных ворот.
— Куда мы едем?! — прорычал Руальд.
— В Валийский монастырь, брат мой, куда ж еще? Там ты останешься, пока бумаги не украсит твоя подпись. А после я буду счастлив препроводить тебя на юг. Дворец в Пяти Ручьях уже готов принять нового хозяина.
— Изменщик! Проклятая кровь! — Король взревел диким зверем, но Тодрик все еще сжимал в руке отравленный кинжал — он не желал оставить брату ни единой возможности нарушить свои планы. И все же принцу было страшно — хотя Тодрик очень старался удержать маску безразличия, на лбу его одна за другой предательски выступили капли холодной испарины.
Шут думал. Спокойно и отрешенно искал выход.
Дени говорил, что король может рассчитывать на свою армию, ибо главнокомандующий еще не забыл, кому служит и другим напомнит. Только вот за время их отсутствия с Гиро могло случиться что угодно. И чем дальше они оказывались от дворца, тем отчетливей Шут понимал, что действовать нужно сейчас. Потом шанса не будет. Но Тодрик сидел с кинжалом в руке, а Руальд, судя по его лицу, вовсе потерял над собой контроль вместе со способностью трезво мыслить и принимать решения.
Как это ни странно, сам Шут чувствовал себя на удивление спокойно и собранно. Ни бессильная ярость Руальда, ни холодный страх Тодрика не проникали вглубь его сознания, скользя по поверхности восприятия. Сердце стучало ровно, мысли обрели кристальную ясность.
И открыть глаза по-другому оказалось так просто и естественно, как вдохнуть поглубже…
Вот он, Тодрик, гнусная морда. Весь как на ладони. Делай с ним, что хочешь. Правда… что-то мешает, но это что-то можно сломать. Вот так!
— Спи!
Принц глухо вскрикнул и медленно сполз с мягких подушек на пол кареты. Шут удивился. Тодрик не просто уснул, как было с тем стражником, Его Высочество будто ударили поленом по голове. Тонкая струйка крови протянулась из ноздри, сбежав на кружевной воротник.
— Что? Что с ним?! — воскликнул король.
— Принц дарит вам шанс вернуть все, пока не поздно, — Шута откровенно сердила неспособность Руальда думать. — Скорее! Вяжите его! Я помогу…
Руки Тодрика были нежные и белые, как у женщины, принц редко утруждал себя занятиями с мечом, нося оружие больше для виду и полагаясь в основном на своих рыцарей. Шут мстительно затянул на этих холеных руках узлы потуже. Вместо веревок они использовали разодранные на полоски занавеси кареты. От Руальда толку было мало — с одной рукой он мог лишь поворачивать братца таким образом, чтобы Шуту было удобней его вязать.
— Вот так, — удовлетворенно произнес он, закончив с последним узлом и запихивая принца под скамью. — Теперь надо развернуть этот катафалк, пока нас не привезли в монастырь. Там уже поздно будет руками махать! — Шут выглянул в окно кареты и с радостью заметил, что на лесной дороге, всадники, сопровождающие их, заметно отстали. Возможно, скрывшись с глаз горожан, рыцари набрались дерзости разобраться с гвардейцами. Шуту очень не хотелось повторять свой усыпляющий фокус с кучером, но иного выбора не было. — Ну-ка, Руальд, разбей окно! — осколки стекла осыпались на пол ледяным крошевом, впустив в карету холод. Шут отстегнул плащ и по-кошачьи скользнул в получившийся проем.
Ох, это было совсем не так просто, как в детстве! Ветер швырял в лицо колючий снег, а на ухабах карету подбрасывало, будто она билась в припадках. Цепляясь за крышу, он ощущал каждую колдобину под колесом. Над головой со свистом проносились голые ветви деревьев, каждая из которых могла хлестануть почище кнута.
Разумеется, услышав звон стекла, кучер понял, что случилось неладное, но ему было приказано гнать, не останавливаясь, и этот исполнительный дурень лишь сильней нахлестывал бедных лошадей.
