На другой день ближе к вечеру гилты снова прикрыли Питейные заведения. Но число жертв, по сравнению с предыдущей ночью, даже возросло — четвёртая ночь принесла ещё восемь трупов.
Убийцам по-прежнему удавалось загадочным образом ускользать от хранителей порядка, и среди жителей острова поползли зловещие слухи, что таинственные ночные убийцы скрываются среди самих хранителей. Совершенно абсурдно слухи, ведь все гилты проходили жесточайший отбор и давал нерушимую клятву верности Организации. Но людям, оплакивающим гибель друзей, нужен был кто-то, на ком они могли бы сорвать накопившееся зло. Если бы гилтам удалось схватить хотя бы одного убийцу, или хотя бы на одну ночь прервать череду кровавых убийств, доверие людей к хранителям порядка на острове мгновенно восстановилось бы, но, увы зуланы разных кланов продолжали гибнуть по ночам. И после пятой кровавой ночи, когда на рассвете люди обнаружили ещё четверых изуродованных до безобразия мертвецов, огромный отряд возмущённых зуланов, в который входили представители всех одиннадцати кланов, напал на башню хранителей. Все гилты, отдыхающие после ночного дежурства на улицах Норки, в считанные минуты были вырезаны до последнего человека.
Эта бессмысленная резня, разумеется, не только не разрешила, а, напротив, лишь усугубила проблему. Ночные убийства всё равно продолжились, и теперь, когда хранителей порядка на острове не стало, жертв стало значительно больше. Теперь в убийстве товарищей обвинялись зуланы из враждебных кланов.
Всплыла на поверхность застарелая вражда между кланами. Крохотный остров раскололся на одиннадцать враждебных лагерей. Большинство домов на некогда шумных улицах Норки опустели, а жившие в них зуланы перебрались поближе к дворцам своих гаралов, из-за чего все соседствующие с дворцами постройки оказались заселены сверх всякой меры. Для членов одного клана теперь стало смертельно опасно даже днём в одиночку покидать территорию своего района.
Чтобы избежать кровавой бойни в Норке, гаралы через парламентёров стали договариваться друг с другом о немедленной встрече на Совете Одиннадцати. Переговоры между ними затянулись ещё на несколько дней, в течение которых охватившее Норку Паука напряжение росло и достигло опасной черты. На границах районов между отрядами зуланов враждующих кланов произошли первые кровавые стычки, и детангам с трудом удалось развести жаждущих крови бойцов. Наконец было получено согласие глав всех одиннадцати кланов, и был назначен день судьбоносного для Норки Совета.
В целях безопасности было решено, что во дворец Совета Одиннадцати гаралы и их ютанги войдут без оружия и телохранителей. Сопровождающие их до дворца отряды охранников-зуланов должны будут ожидать окончания Совета на Гаральской площади.
Как обычно, заседание Совета Одиннадцати должно было начаться на рассвете назначенного дня.
От клана Серого Пера на Совет Одиннадцати прибыли Балт и ещё пятеро его ютангов.
В Зале Заседаний гаралов и их помощников ожидали одиннадцать столов, на столешнице каждого из которых была искусно вырезана паутина и знак одного из кланов. Столы стояли кольцом в центре зала. За каждым столом стояло по одному массивному креслу и по несколько стульев. В зале не было окон, но он великолепно освещался сотнями горящих факелов на стенах и несколькими десятками светильников под потолком.
Входящие в Зал гаралы мгновенно проникались царящим здесь духом вековой мудрости. Приближаясь к своим столам, они ощущали приятное покалывание на левой груди, под татуировкой в форме паутины. Усаживаясь в кресло за столом, гаралы чувствовали, как нагреваются белые камни у них под кожей — их символы власти, паучьи броши. Одиннадцать гаралов превращались в одиннадцать кровных братьев, готовых без раздумья отдать собственные жизни друг за друга. Морщины на их хмурых лицах разглаживались, и как будто впервые замечая друг друга, гаралы обменивались приветливыми улыбками. Так начинался этот последний в истории Организации Совет.
В этом Зале паучьи броши позволяли гаралам общаться друг с другом мысленными образами, не произнося вслух ни единого слова. И их молчаливый диалог оставался недоступен пониманию сидящих рядом ютангов.
Первым к собратьям обратился глава клана Острых Ножей, гарал Жум. Он объявил (разумеется, мысленно) о необходимости немедленного набора нового отряда хранителей порядка и предложил каждому клану к завтрашнему утру отобрать из своих зуланов по десять достойных стать гилтами.
«А как только будет заново сформирован отряд хранителей, мы должны будем уговорить зуланов разойтись по домам», — добавил к выступлению Жума сидящий за соседним с ним столом глава клана Серого Пера, гарал Балт.
«Если после Совета мы не предъявим нашим зуланам ночных убийц, боюсь их не удастся удержать в повиновении, — послал яркий мысленный образ глава клана Чёрных Поясов, гарал Агут. — Тогда большой резни не избежать».
«Не понимаю, почему гилты не смогли схватить хотя бы одного?» — обратился к собратьям глава клана Рваной Цепи, гарал Кааз.
«Неуловимости ночных убийц существует единственное объяснение. Они прекрасно знают Норку, потому что долгие годы прожили на ней, — выразил свою точку зрения глава клана Двуглавого Змея, гарал Сталк. — Я уверен, что зуланов убивают зуланы же».
«Но, если так, то главный убийца находится здесь, среди нас», — откликнулся сосед Сталка, глава клана Дубовых Щитов, гарал Орюс.
«Совершенно верно, — подтвердил Сталк. — И я надеюсь, что сообща мы легко выведем его на чистую воду. Предлагаю обратиться за помощью к нашим покровителям».
«В этом нет необходимости», — вдруг возразил глава клана Жёлтого Тюльпана, гарал Лабур.
«Это ещё почему?» — удивился Сталк.
«Это мои зуланы по ночам резали пьяниц, — признался Лабур. — Разумеется, они действовали по моему приказу».
Первым на это ошеломляющее признание отреагировал сидящий справа от Лабура гарал Точар — глава клана Свирепого Шершня. Они с Лабуром были друзьями, и Точар острее других гаралов отреагировал на неожиданно открывшееся предательство главы клана Жёлтого Тюльпана.
«Нет, этого не может быть! Ведь все вы знаете, что среди растерзанных ночью людей было несколько зуланов клана Жёлтого Тюльпана! Лабур, признайся, что ты себя оговорил!»— его мысленные образы дорожали от возмущения.
«Мне пришлось пожертвовать несколькими своими людьми, чтобы до поры до времени отвести от себя подозрение» — объяснил Лабур мысленными образами. И тут же совершил очередное вопиющее преступление: не дожидаясь окончания Совета, поднялся с кресла, тем самым разрывая мысленную связь с остальными гаралами.
