В Мейплиф была ранняя ночь. Другое время, вероятно... Город не произвел на Пейнджела своего знаменитого ошеломляющего действия – возможно, потому, что вышли они в самом центре, а не в предусмотренных кем-то координатах.
Прямо перед ними было крыльцо – кем-то истоптанное, словно здесь была точка паломничества не слишком уважающих понятие пиетета синтегистов. И дверь – распахнутая, висящая на одной петле...
Наоми высвободила руку и вошла внутрь, не говоря ни слова. Чуть помедлив, Ангел последовал за ней.
В самом доме не было заметно следов погрома или особых разрушений. На вещах, стенах, полу лежал толстый слой пыли... Пейнджел понял – «паломники» не рисковали перешагивать порог...
В дальней комнате, ближе к центру, стояло большое пыльное кресло. Его занимала пустая оболочка – чтоб это увидеть, нужно было обойти кресло слева. Справа не позволяла разобранная кровать, на которой валялась дохлая летучая мышь. Ангел встал рядом с Наоми и заставил себя посмотреть на демона, который был убит ее руками.
Он был очень молодым, даже если судить по оболочке. Возможно, самым последним истинным... Он был красив, как обычный демон – никакой изюминки, если только раньше это заурядное тело не оживляло что-то сознательное. На пыльный лоб падала серая челка – и здесь уже пыль была не при чем. Такой цвет волос – у истинных не редкость...
–Заверни в карман, – глухо попросила Наоми. – Я могу потерять концентрацию...
Ангел послушно создал карманное измерение и упаковал в него оболочку вместе с креслом. Пейнджел тоже не чувствовал ревности, он видел только мертвый предмет, не связанный с Наоми никоим образом, и думал, что любимая женщина это тоже поймет – со временем... Потому что...
«Я не любила его, – мысленно ответила Наоми. – Думала, что люблю... Знаешь, мы были страшными идиотами, ему девятнадцать, мне семнадцать, но он был истинным, для них это детский возраст... Он считал, что вырос, я судила по себе, он возле нашего дома все деревья перепортил, причем резал кору руками, романтичный кретин... Я просто больше никого из парней не видела, в той реальности была только я, мама и девять ЭМИ, и куча человеческих сентиментальных книг... А все человеческие книги – правда, вот я и не обращала внимания ни на что другое... Я убедила себя в том, что люблю, а он – он оказался умнее, он все узнал... Только было слишком поздно. Они заставили меня поверить, что он – предатель, и я убила его оттого, что мой мир перевернулся в одну секунду. Становиться с головы на ноги всегда больно... Думаю, он меня любил тоже поэтому – больше некого было... Знаешь, я хотела придумать ему имя, а он сказал, что привык быть безымянным, ему так больше нравилось... Прости, я просто не могу не вспоминать!»
Она расплакалась, уткнувшись лицом в широкую ангельскую грудь, прямо в майку, так что казалось – Наоми целует изображенного на ткани Валерия Александровича. Пейнджел посмотрел на пустое место, оставшееся после исчезновения кресла, и понял, что есть вещи, которые просто нельзя откладывать... Вещи, решенные давным-давно...
–Наоми, – ласково обратился он, отстраняя ее лицо от мокрого портрета, – слушай... Тебе не кажется, что наши отношения вполне можно узаконить?
–Здесь? – непонимающе переспросила она. – Ангел... Я согласна...
Эпилог.
И не знает боли в груди осколок льда?..
Жизнь – жестокая стерва с адским чувством черного юмора. Это знают все, кто когда-нибудь пробовал жить и на своем пути делал хоть шаг против течения. Цена права идти к небесам по золе слишком огромна, чтобы ее можно было донести до тех, кто принимает от одураченного населения плату за все сумасшедшие идеи, выдавая условные лицензии на их осуществление. Но жизнь практикует разрешительный принцип – сначала она позволит тебе сойти с ума, и только потом возьмет все, что у тебя осталось...
Зола... Пепел и серый песок. И серый снег, до горизонта, полуподтаявший и грязный, с высоты границу невозможно заметить...
Все серое. И серой пылью, песком, золой засыпает два зеленых моря. Тускнеют – возможно, необратимо! – глаза, которые видели в Пейнджеле Джайнисе Ангела, несмотря на все, что было у него в прошлом. Глаза, в которые он влюбился с первого взгляда...
Да, Наоми изменилась. Ей все тяжелее просыпаться, и однажды она просто не поднимет веки. Не даст взглянуть даже в посеревшие от боли и усталости глаза... Он знал, что так будет, и она тоже – с самого начала... Они не обманывали судьбу, просто взяли последние секунды и сделали из них крохотное счастье.
Книги про взрослых одно время было принято заканчивать свадьбой. Иногда – словами о том, как двое умерли в один день...
У Ангела никогда не возникало мысли воспользоваться правом на уход из жизни. Он понимал, что себя можно стереть из жизни. Проблемы останутся. И пусть те, кто хочет, исчезают, чтобы другие разбирали навороченные завалы и ненавидели ушедших.
Ненависти в мире и так достаточно. А тем, кто отказывается от своего служения этой страшной силе, бесплатно дарят право на то, что больней – право жить и исполнять свой долг.
Право жить и право стоять на снегу, держа на руках величайшее сокровище, недооцененное миром. Право смотреть в зеленые глаза и видеть, как их затягивает серость.
Право сидеть в пыли, дожидаясь взгляда или вздоха. Право вспоминать, как неподвижное теперь лицо на секунду озарило внутренним светом – когда молодой парень в джинсах, служащий мэрии Мейплиф, поздравил «мистера и миссис Джайнис»...
Право идти к серым, как снег и пепел, небесам. Право неистово верить, что когда-нибудь все изменится...
Право не знать, какие шутки планирует выкинуть жизнь.
Право мечтать о том, что когда-нибудь сердце окончательно замерзнет. О том, что холод может принести с собой такую желанную теперь пустоту...
Прошло каких-то четыре года, и мир не перестал казаться адом. Просто один Ангел привык к жаре и запаху серы...
Возле восьмого прихода, конечно, не пахнет серой. Здесь жгут на кострах траву – в основном крапиву и полынь. Отдельные хейтеры изобрели качественный способ злить окружающих – разводить костры у входов в катакомбы, где живет большая часть прихожан.
Дым способен просто взбесить кого угодно, в том числе хейтера. Особенно если костер устраивают рано утром, когда большинство только заснуло...
–Велка, у тебя изоляция от проводов есть? – маленький, но очень серьезный на вид мальчик поддерживает огонь, стараясь, чтобы получалось побольше дыма. Ветер дует качественно – скоро восьмой приход превратится в очень рассерженный муравейник. Детям ничего не грозит, они полагаются на крышу в виде героических родителей. Один, кстати, присутствует прямо здесь, курит в метре от костра. – Которая желтым дымит...
