Взяв в руки свечи, все пошли к спальне новобрачных.
У дверей Саломон, с серьезностью, свойственной юности, проговорил:
— Да будет с тобой Господь, новоявленный брат мой. — И, вспыхнув от смущения, пошел прочь, шаркая ногами. Слуги ограничились пожеланием доброй ночи, впрочем, пожелание это было искренним. Хозяева всегда обращались с ними по-доброму. Апулей и Ровинда поцеловали молодых в щеку.
Жених поднял невесту на руки — она была такой стройной и вместе с тем крепкой — и внес в комнату. Ровинда закрыла за ними дверь. Верания не отпустила обнимавших его за шею рук, пока не встала на ноги.
Воздух в комнате был свеж и слегка прохладен. Пахло можжевельником. На стене висел гобелен, изображавший Пенелопу и Улисса, встретившихся после долгой разлуки. Такой гобелен традиционно вешали в комнате новобрачных. Горело множество свечей. Занавески закрывали окна не полностью, и пламя свечей отражалось в стеклах, словно большие звезды.
Некоторое время пара молча смотрела друг на друга. Он подумал, что в своем платье цвета шафрана она сама похожа была на горящую свечу, разгонявшую темноту. Сердце его застучало.
Робкая улыбка перешла во вздох.
— Я так счастлива, — выговорила она наконец.
— И я, — застенчиво откликнулся Грациллоний. Как же дорога была ему эта девочка! Прошло полжизни с тех пор, как Дахилис нашла себе место упокоения на морском дне. Но разве захотелось бы ей, чтобы он вечно ее оплакивал? Если бы сюда явился сейчас ее дух, то, скорее всего, она бы его благословила.
— Многие годы я ждала этого, — сказала Верания. Лицо ее то бледнело, то краснело. Она не слышала, как ее отец говорил Грациллонию те же слова. — Мне кажется, это началось с тех пор, как я себя помню.
— Вот как? — пробормотал он.
— Ты был так красив, так галантен. Словно свежий ветер, дувший с моря, хотя я и не видела его никогда.
— Да что ты. Обычный солдат. Я не заслуживаю таких слов.
Она звонко рассмеялась:
— Зачем же прибедняться? Разве нам нечем больше заняться?
Кровь его закипела. Он шагнул к ней.
Она подняла маленькую руку.
— Подожди, пожалуйста, — быстро прошептала она, став очень серьезной. — Прежде чем мы… я хотела бы произнести благодарственную молитву.
Он тут же опустил руки.
— Конечно, я и забыл.
Она встала рядом с богато убранной кроватью, подняла руки и глаза, словно перед взором ее был не потолок, а небеса, и заговорила срывающимся голосом:
— Отче наш, сущий на небесах…
На него вдруг нахлынуло воспоминание о первой брачной ночи с Тамбилис. Он невольно представил себя на дне океана рядом с погибшими женами.
Потом встряхнулся и присоединился к Верании.
— Я тоже хочу сказать благодарственные слова.
Она посмотрела на него с восторгом.
Молитва слетела с его губ. Он подумал, что уж сейчас-то должен проникнуться тем, что говорит. Но у него не возникло благоговейного ужаса, он не ощутил Присутствия, как бывало у него раньше при обращении к Митре. Неужели Христос не хотел его услышать?
Он вдруг обнаружил, что обращается к Деве Марии:
— Мария, Богородица, отведи меня к Нему.
И почувствовал, что на сердце вдруг стало спокойно.
Верания взяла его за руку. Ресницы ее опустились, но она все же нашла в себе силы поднять на него глаза и сказать:
— Ну что же, мы возблагодарили Бога. Теперь… можем принять его дар?
«Она смелее меня», — подумал он. Его охватила радость. Он притянул ее к себе.
В Исе свечи горели бы всю ночь. Верания же обошла пылавшие огоньки и по очереди задула все до одного. После этого она уже ничего не скрывала, и красота ее в лунном свете, украдкой забравшемся в комнату, смутила и потрясла его.
VIII
Темной ночью, в канун зимнего солнцестояния, Конфлюэнт загорелся.
Верания проснулась от запаха дыма и потрескивания. Потрясла Грациллония за плечо. Он открыл глаза и сел, тут же готовый к битве.
— Дорогой, мне кажется, у нас пожар, — сказала она почти спокойно. Он ощущал ее тепло и аромат кожи даже сейчас, когда ноздри уловили едкий запах дыма.
— Вон отсюда! — Грациллоний свесил ноги с кровати. Камышовая подстилка затрещала. Хорошо знавший расположение жилища, нашел дверь и снял засов. Первое, что он увидел, — это звезды на черном небе. Иней покрывал все вокруг. Дыхание белой струйкой поднималось к небу. Отовсюду слышались крики. Вскоре они слились в хор.
На пороге появилась Верания. Она добралась в темноте до вешалки и взяла для него тунику, а для себя — платье. Он отмахнулся и побежал смотреть на дом с другой стороны. Желтые и голубые языки пламени облизывали крышу. Ветер раздувал огонь. Сухой торф быстро воспламенялся, и пожар набирал силу и мощь.
Он оглянулся. Через несколько минут вспыхнули, как свечки, соломенные крыши других домов. Дома горели и справа, и слева от него.
— Вон отсюда! — повторил он. Верания колебалась. Грациллоний схватил ее за руку и вытащил из дверей. — Иди, а я посмотрю, что можно сделать.
Она подала ему тунику. Он сквозь зубы рассмеялся: нашла время для соблюдения приличий. Да нет… она оказалась права: его охватил пронизывающий холод.
— Погоди, — сказал он и, пока она через голову натягивала платье, нырнул в дом.
— Гай! — испуганно закричала она.
Он прорычал ей в ответ: — Стой на месте. Не забывай, что ты теперь не одна.
Всего несколько дней назад она восторженно призналась ему, что, судя по некоторым признакам, у них будет ребенок. Он нашел в доме сандалии для себя и для нее.
Одетые и обутые, они пошли по улице, держась за руки. Люди кидались в горевшие дома и вытаскивали оттуда жалкие пожитки, стонали, спотыкались в темноте. Другие же стояли, словно окаменев. Грациллоний кричал им: — Оставьте все! Идите к слиянию рек. Передайте всем мои слова. — Если они не сразу слушались, добавлял: — Я, король Иса, приказываю вам. — Обычно это действовало.
В одном из домов провалилась крыша. Искры и головешки разлетелись по сторонам, соседние дома тут же заполыхали. Огонь шумел, словно разбушевавшийся прибой, шипел, трещал, свистел. Конфлюэнт оплакивал собственную гибель. Небо заволокло дымом. Там же, где дыма не было, звезды равнодушно смотрели на все происходящее.
Грациллоний и Верания вышли на условленное место. Тускло светилась темная вода. За Одитой подпирала небо гора Монферуджи. К этой минуте люди начали собираться. Грациллоний надеялся, что всем удалось спастись. Они столпились вокруг него, рыдали, ругались, молились, умоляли, бормотали.
— Отведи их от меня, пожалуйста, — попросил он Веранию. У нее был прирожденный талант — умение поддержать и успокоить людей.
