— Начинайте, — махнула Эхмея, с застывшим безразличием на лице.
Капитан вежливо поклонился, приняв смиренный и одновременно решительный вид, и звучным, хорошо поставленным голосом начал читать обвинительный приговор, размотав свиток плотной бумаги.
Наряду с ранее украденным Безликой ночью оружием и несвоевременным оповещением об этом скорбном факте, Зефирантесу ставилось в вину то обстоятельство, что и своих сподручных, составляющих его банду, он не смог держать в ежовых рукавицах, и от того:
— …они распоясались и обленились, превратившись в жалких, никчемных пьянчуг!
Почетный "эскорт" Зефирантеса возмущенно загудел, как разворошенный улей. С противоположной стороны им в ответ осклабились, как бы невзначай продемонстрировав отблеск свечей на заточенной стали оружия, которого противоборствующая сторона не имела; вероятно, изъяли из опасений мятежа.
— Тихо ребята, — остудил горячую кровь своих головорезов Аурелио. — Всему свое время.
Далее оратор осветил более подробно, в каком упадке и загнивании находится банда Черепов, за что и нужно ее обезглавить в полном смысле этого слова, — тут капитан не смог сдержать ехидной улыбочки, отмечая свое явное желание поскорее приступить к финальной части. Его дальнейшие мысли, — а, по всей видимости, составлял примечательный документ именно он, — увели слушателей далеко от главной цели их присутствия в зале, сконцентрировав народное внимание на общей картине ужасающей деятельности Гнусных Черепов, которые за последнее время провалили заданий больше, чем выполнили, закончив совершенно немыслимой потерей дорогостоящего товара.
Торми задумался: если до определенного времени работа банды была безукоризненной, то не приложила ли к неудачам свою руку Руд, мстя за погибающую в преступном мире душу брата?
— И, исходя из всего ранее озвученного, — после пространной и довольно продолжительной лекции, приблизился к ее завершению Аурелио, — прошу освободить Зефирантеса Риенасалантикуса… от занимаемой должности, — закончил он, довольный произведенным эффектом паузы.
— Зачем это? — насторожилась Эхмея. — Он и так ее… освободит.
— Чистая формальность, не более, — пояснил ответчик, блистая коварным взором.
— Да, но чудится мне, что не все так просто. Какую цель вы преследуете, капитан? — Лидер-босс неторопливо обмахивалась веером, словно старалась унять подхлестывающее ее напряжение.
— Не сверх того, что заслуживает провинившийся.
— Но вы хотите изменить его статус еще при жизни, тем самым…
— Да, пусть его повесят! Как обычного преступника, кем он, в сущности, и является. Он ни какой-то там аристократ, чтобы…
— Я настаиваю на отсечение головы! — непреклонно подтвердила свое намерение Эхмея, гордо вздернув подбородок.
— Веревка по нему плачет! Он должен умереть униженным и оскорбленным!
— С каких пор ты его так ненавидишь? — удивилась девушка.
Аурелио дважды выдохнул, прежде чем спокойно улыбнуться.
— Ненависть?! Всего лишь неприязнь, как к человеку, потерявшему достоинство. Он безнадежно упал в моих глазах, и на него должна обрушиться вся тяжесть закона принятого у нас.
— По закону, так как нет смягчающих обстоятельств, боссу банды должно отрубить голову, — с подчеркнутым хладнокровием сообщила предводительница. — И я не вижу никакой нужды поступать по-иному.
— Она есть, ведь мы имеем дело с Зефирантесом, а, как известно… — мягкая улыбка самовлюбленного эгоиста тронула губы капитана, — как известно он сбил с пути истинного вашего брата.
Со щелчком захлопнулся веер.
— Что?
— Вы думали, я не знаю, что у вас есть брат, и что он жив и находится в банде вашего любимого фаворита, столь тщательно вами оберегаемого, что доходило до абсурда. Вы всегда прощали Зефу мелкие неудачи, а в случае чего винили скорее себя, нежели его. И, разумеется, у меня начали зарождаться некие подозрения, а, копнув глубже, я узнал, что у вас некогда был брат, странным образом потерянный и даже считающийся мертвым. Вначале я думал, что Зефирантес и есть ваш брат, но потом понял, что это некто другой. Некто, кто также как и вы сообразителен, умен, сноровист и, что немаловажно, обладает схожими чертами лица, манерой держаться и способностью выдавать фантазии за реальность.
— И что же вы узнали, капитан? — Тихий голос Эхмеи пробрал до самых пяток, и будь на месте Аурелио Торми, он бы уже давно начал стратегическое отступление.
— Вы хотите, чтобы я назвал вам имя этого пройдохи, ах, простите, вашего брата? Хорошо, я назову, раз уж память вам вдруг отказала. Так вот, его зовут Руд.
Кто- то уронил подсвечник, грянувший об пол, тем самым обозначив судьбоносность момента, но для Торми звук показался презабавным, подчеркивая глубину смехотворности предположения.
По залу пронесся шелест голосов, украшая звучный храп подстольной братии; для всех стали откровением произнесенные Аурелио слова, и только личная команда капитана продолжала скалить зубки в улыбочках осведомленности.
— Руд… — выдохнула Эхмея, испытывая, видимо, облегчение от сомнительной меткости опасного подчиненного. — И что из того, если это и правда?
— Разве не ясно? Зефирантес портит вашего брата! Неужели вы не хотите наказать его за подобное злодеяние? Подумайте, ведь если бы не Зефирантес, то ваш брат не попал бы под дурное влияние и не стал бы якшаться с таким сбродом, каковым являются Гнусные Черепа. Вы же хотели для своего брата светлого будущего, а не такого, каким оно будет теперь: пропахшим смрадом опустившихся людей и кровью невинных жертв! Преступления Зефирантеса еще более тяжелы тем, что он загубил душу, которую можно было спасти. И неужели вы оставите все как есть и не попытаетесь отомстить с той яростной и беспощадной жестокостью, которую завещал вам отец? Вы не должны мириться с безнаказанностью преступления перед вашим братом, он так юн и неопытен, а это тлетворное влияние Зефирантеса только развращает!
Торми заметил, как упомянутый вздрогнул. Он не сделал этого ни тогда, когда двое палачей спорили повесить его или отрубить голову, ни тогда, когда открылась ложная правда о Руд.
Веер снова пришел в движение; его обладательница явно успокоилась.
— Позволь мне решать, что полезно для моего брата, а что нет. Если, конечно, он у меня есть, — подарила она улыбку капитану.
— Но я настаиваю на справедливости!
— Справедливости, говоришь?! Что ж, будет тебе справедливость. Зефирантес, — неожиданно обратилась она к скованному цепями, — что выбираешь?
