Но на этот раз единства в мире не было.
В Фенгеблате впервые за несколько недель выдался день без дождя. Мудрые горожане восприняли это как несомненный повод безотлагательно высказать мэру свое возмущение произволом Рассвета. На многолюдном сборище, которое даже не уместилось на площади, а выплеснулось на три соседние улицы, были заявлены требования народа, а именно: отложить Закат минимум на три месяца, а лучше бы переждать и сбор яблок; понизить налоги не менее, чем на два и семь десятых процента; восстановить дренажную систему Нового рынка; убрать наконец к чертовой матери с набережной разваливающийся остов «Гордости Бирнея», потому что бушприт уже цепляет за проезжающие фургоны; субсидировать городской дом призрения на азирим и погасить задолженность за саир, поскольку ни один приличный торговец не желает работать с этим клоповником в кредит; признать, что совет старейшин ничего не понимает в городских потребностях, неотъемлемых правах и традиционных вольностях; убрать дурака Хольфера Люнга из департамента городского благосостояния; назначить мудрого Хольфера Люнга заместителем мэра по делам города; повесить мерзавца Хольфера Люнга за регулярные растраты; учредить Фонд помощи пострадавшим от Заката и снять акциз на дамирларские продукты. Если же улицы Верхнего города, из которых дождевыми потоками повыворачивало все булыжники, не замостят, причем сегодня же, то пусть хотя бы собьют эту злополучную горгулью с собора, потому что она опять висит на одном крыле и скоро свалится кому-нибудь на голову.
Закончив стращать мэра, умеренные горожане разошлись по пивным, пивнушкам и пивнушечкам, а экстремисты собрались на набережной, где постановили учредить Комитет надзора за делами Рассвета, а потом стали пить водку. В два часа пополудни они подрались с отрядом городской стражи, пытавшимся воспрепятствовать немедленному уничтожению трех шпангоутов «Гордости Бирнея». Четыре зачинщика и один страж пострадали, но не очень серьезно, после чего обе стороны бросили шпангоут и принялись их лечить. В три часа пополудни экстремисты и стражи подрались еще раз, выясняя, кто будет ставить шпангоут на место.
В четверть четвертого отряд, нанятый и снаряженный на деньги вольного купца Рейхнера, вышел к берегу Рассвета из Ротонских ворот.
В семь часов вечера группа студентов в очередной раз попыталась проникнуть в здание Коллегии Таинств, но, потерпев очередную неудачу, вынуждена была признать, что в здании, скорей всего, нет ни одной живой души. Что касается душ мертвых, то те из них, кои оказались доступными для студентов, были неразговорчивы и замкнуты.
В восемь часов начался сильный пожар на складе компании «Вейссе и Вейссе», занимавшейся арендой и реализацией неинкассированных артефактных мощностей.
Больше ничего интересного в городе за этот день не произошло.
* * *
Никогда еще столько ротонских гвардейцев не собиралось в родной столице. Двенадцать тысяч отборнейших бойцов дворцовых гвардий всего Континента единой колонной двигались по улицам Пяастиэ, а за ними горделиво выступали три тысячи конных воинов — необыкновенная охрана светлой королевы Аальгетэйте.
Сегодня их возглавляла сама королева, и щеки конных гвардейцев пылали от возбуждения и гордости. Мгновенный Эскадрон был ядром армии, которая шла покорять Рассвет.
Военачальники и маги почтительно следовали за светлой королевой, оберегая ее сзади. Рядом с ней, стремя в стремя, держался только один всадник. Это была личная охранница, наиболее доверенное лицо королевы, знаменитая Сигрилль Лучница, пришедшая однажды с самого дальнего севера во дворец пешком и ставшая верной подругой властительницы в тот час, когда все остальные друзья пытались забыть само имя королевы.
Покинутой союзниками Альге тогда было столько лет, сколько сейчас — ее дочери, смешливой и смышленой Лайме.
Только тогда самой Лайме еще не было. И ее отец, мудрый Каэнтор, скажи ему кто-нибудь о возможности появления на свет такой принцессы, долго и удивленно посмеивался бы.
Альге никогда не была красивой. Скорее, наоборот. Ее можно было считать едва ли не безобразной. Но острый ум и неукротимый дух зажигали ее глаза таким огнем, а улыбка так изменяла лицо, что слишком крупный рот, слишком крупный нос, слишком пегие и слишком тусклые волосы, слишком грубый мужской подбородок, слишком массивные бедра, слишком крупные руки… все это почему-то переставало иметь хоть какое-нибудь значение.
На ежегодных конкурсах в праздничную ночь Терен-Велькс, на тех самых конкурсах, которые так любили жители свободной Ротоны, светлая Альге дважды завоевывала гордый титул «Прекраснейшей», и это ни у кого не вызывало удивления. Справедливости ради следует заметить, что скандальный антититул «Уродливейшей» она получала пять раз, и это никого не обижало. Даже саму Альге. Напротив, ротонийцы, или ротены, как они сами предпочитали себя называть, ужасно гордились своей удивительной правительницей. И, чтобы достойно завершить ее описание любому чужеземцу, напоминали, что самый желанный для любой девушки титул «Соблазнительнейшей женщины Ротоны» светлая Альге завоевывала семнадцать раз, из них девять — подряд.
Сегодня стальная воля опальной и возлюбленной, прекрасной и безобразной, беспощадной и милосердной светлой королевы вела ротенов на Восток. И жители Пяастиэ вышли на улицы, чтобы в последний раз глянуть на женщину, которую уже давно обожествляли. Без всяких Рассветов.
Наверное, со стороны это больше напоминало парад. Только не обычный военный, и не праздничный карнавальный, а въезд в город великого триумфатора. Вернувшиеся из чужих земель гвардейцы не стали менять походную форму на традиционную ротонскую, синюю с серебром. Они добыли из вещевых мешков, переметных сум и вьюков самые роскошные одежды, которые у них были — парадные мундиры покинутых стран. И теперь, предваряя Мгновенный Эскадрон, по улицам Пяастиэ шли благородные Львы Дамирлара в багряных сердасах и белоснежных матуфах; шли неистовые хигонские Лабрисы в коричневых кожаных куртках с лохматыми эполетами из медвежьей шкуры на правом плече; шагали черно-желтые Шершни Умбрета в своих невероятных шлемах, где на длинное и широкое переносье, идущее до самого хауберка, опускались два сетчатых забрала — левое и правое; чеканили шаг Смарагды Нортении, сверкающие золотыми аппликациями по изумрудно-зеленой ткани; и легкие белые хитоны элитного легиона «Дайретский Ветер» вовсе не казались в таком окружении чужими и непривычными. И еще много разных цветов и оттенков сменялись один за другим в необычно длинной колонне, а объединяли их — серо-стальной цвет оружия и цветы, летящие к воинам из окон. Благодатно теплая, безоблачная весна заставила Ротону цвести обильно и долго. И цветы Веллефайна устилали воинам дорогу к Восточным Воротам.
