Больше Каллен спорить не стал.
В полете можно было вдоволь наговориться и получить ответы на все вопросы, интересующие и одновременно страшащие — я заранее содрогалась от того, что скажет Эдвард. Впереди столько свободного времени, и в самолете Каллену от меня не скрыться — ну, по крайней мере, скрыться непросто. Кроме Элис, нас никто не услышит: уже поздно, большинство пассажиров отключают свет и приглушенными голосами просят подушки. Во время разговора и с усталостью проще бороться!
Однако вопреки здравому смыслу бесконечные вопросы тяжелыми цепями сковали язык. Наверное, на ход мыслей повлияло нервное и физическое истощение, но мне казалось, не задав вопросы сейчас, я смогу купить хоть несколько часов и, подобно Шахерезаде, растянуть общение с Эдвардом еще на одну ночь.
Поэтому и продолжала пить колу, боясь даже моргнуть. Каллену, похоже, нравилось молча сжимать меня в объятиях и, будто рисуя, водить пальцами по лицу. Я тоже осторожно касалась его щек, губ, глаз; понимала: потом, когда останусь одна, будет больно, но остановиться не могла. Он целовал мои волосы, лоб, запястья… губ старательно избегал. Пожалуй, так даже лучше. В конце концов, сколько боли может вынести человеческое сердце? За последнее время мне пришлось немало пережить, но сильнее я от этого не стала. Наоборот, чувствовала себя бесконечно слабой. Одно-единственное слово — и разобьюсь вдребезги.
Эдвард молчал: надеялся, что я засну, или просто ему было нечего сказать.
Я снова выиграла битву с тяжелыми веками и, когда приземлились в аэропорту Сиэттл-Такома, даже увидела встающее над плотными облаками солнце. Потом Эдвард опустил козырек, но я все равно гордилась собой: отлично, ни минуты не потеряла!
Нас ждали. Если Калленов это не удивило, то я ни на что подобное не надеялась. Первым на глаза попался Джаспер. Впрочем, ему было не до меня. В плотной толпе прибывших он не видел никого, кроме Элис. Встретившись, они не стали, подобно другим влюбленным, целоваться и обниматься, а просто смотрели друг другу в глаза. В этом было столько личного, даже интимного, что я поспешно отвернулась.
Карлайл с Эсми ждали в закутке, подальше от очереди, тянущейся к металлоискателям. Эсми прижала меня к себе крепко, но как-то неловко, потому что руки ее приемного сына до сих пор обвивали мои плечи.
— Спасибо огромное! — шепнула она, а потом обняла Эдварда. В глазах миссис Каллен светились такие переживания, что, наверное, умей она плакать, точно бы разрыдалась. — Никогда, никогда больше не заставляй меня так волноваться!
— Прости, мама… — с раскаянием пробормотал Эдвард.
— Спасибо, Белла! — поблагодарил Карлайл. — Мы так тебе обязаны!
— Ну, это вряд ли… — прошептала я. Усталость все-таки взяла надо мной верх; казалось, мои голова и тело существуют отдельно.
— Белла едва на ногах стоит! — набросилась на сына Эсми. — Нужно срочно отвезти ее домой.
Не уверенная, что хочу вернуться домой, ничего не видя от усталости, я брела по аэропорту. С одной стороны меня поддерживал Эдвард, с другой — Эсми. Элис с Джаспером, наверное, шли следом; обернуться и проверить не было сил.
Сознание отключилось почти полностью, но, когда мы подошли к машине, я каким-то чудом стояла на ногах. Разглядев в полумраке гаража Розали и Эмметта у черного седана, я удивилась так, что даже усталость отступила. Тело Эдварда сжалось в тугую пружину.
— Не надо! — шепнула Эсми. — Ей и так плохо.
— И поделом! — прорычал парень, изо всех сил стараясь не сорваться на крик.
— Розали не виновата, — с трудом ворочая распухшим от усталости языком, пролепетала я.
— Позволь ей хотя бы извиниться, — попросила Эсми. — Мы с отцом сядем в машину Джаспера.
Глядя на невероятно красивую блондинку, Эдвард зарычал.
— Пожалуйста, не надо! — взмолилась я. Ехать вместе с Розали мне хотелось не больше, чем ему, но сколько можно ссорить Калленов? Из-за меня и так столько проблем и раздоров!
Тяжело вздохнув, парень потащил меня к машине.
Не сказав ни слова, Эмметт с Розали устроились впереди, а меня Эдвард снова усадил на заднее сиденье. Понятно, бороться с тяжелыми веками мне больше не под силу. Окончательно капитулировав, я прижалась к груди любимого и закрыла глаза. Мотор седана ожил с негромким урчанием.
— Эдвард… — начала Розали.
— Я все знаю! — бесцеремонно оборвал брат.
— Белла! — нерешительно позвала блондинка.
От изумления у меня даже веки распахнулись.
Непосредственно ко мне надменная красавица еще не обращалась.
— Да, Розали, — с опаской проговорила я.
— Белла, извини меня, пожалуйста. Я… чувствую себя ужасно из-за всей этой истории и страшно бла годарна зато, что ты, несмотря на мои глупости, спас ла Эдварда. Умоляю, скажи, что ты меня прощаешь!
От волнения слова звучали неловко, чуть напыщенно, однако вполне искренне.
— Ну, конечно, Розали, — прошептала я. Может, хоть теперь она не будет так сильно меня ненави деть? — Разве ты виновата? Это меня угораздило спрыгнуть с той дурацкой скалы! Естественно, я тебя прощаю!
Язык меня почти не слушался.
— Роуз, Белла без сознания, так что извинение не считается! — усмехнулся Эмметт.
— Я в сознании! — захотелось возразить мне, но получилось что-то вроде невнятного мяуканья.
— Дай ей поспать! — осадил брата Эдвард уже без прежней злости.
Повисла тишина, нарушаемая лишь мерным урчанием мотора. Наверное, я уснула, потому что, казалось, буквально через секунду дверца распахнулась и Эдвард вынес меня из машины. Глаза не открывались, и я решила, что мы до сих пор в аэропорту.
А потом услышала голос Чарли.
— Белла! — где-то вдалеке кричал он.
— Чарли… — отозвалась я, пытаясь стряхнуть с себя сон.
— Ш-ш-ш! — зашипел Каллен. — Все в порядке. Ты дома, в полной безопасности.
— Как у тебя хватило наглости сюда вернуться! — орал на Эдварда Чарли.
— Папа, перестань! — простонала я. Меня, естественно, не слышали.
— Что с ней? Что случилось?
— Она просто устала, очень устала, — спокойно заверил отца Каллен. — Дайте ей выспаться!
— Не смей мне указывать! — орал Чарли. — От дай ее мне! Не смей прикасаться к Белле!
Эдвард попробовал сделать, как ему говорят, но я вцепилась в него мертвой хваткой. Отец безуспешно пытался разжать мои пальцы.
— Папа, перестань! — чуть громче прошептала я и, кое-как разлепив веки, уставилась на отца мут ными глазами. — Меня ругай!
Мы около нашего дома. Входная дверь распахнута настежь. Толстая пелена облаков мешает определить, какое сейчас время суток.
