– Пожалуй, я лучше потерплю боль в мышцах, а? – сказал он, хотя не хуже Горгидаса знал, что говорит ерунду. Когда грек закончил свою работу, трибун обнаружил, что снова может ходить или, по крайней мере, передвигаться.
– Не слишком гордись собой, – посоветовал Горгидас, наблюдавший за его попытками двигаться, как отец за маленьким ребенком. – Ты к утру еще почувствуешь боль.
Врач, как всегда, оказался прав. Когда утром Марк кое-как доплелся до ручья, чтобы сполоснуть лицо и прополоскать рот, мышцы болели по-прежнему. Единственное, что его утешало, – так это то, что каждый третий легионер, казалось, еле держится на ногах, ставших вдруг немощными и непослушными.
– Подъем, подъем, ленивые паршивцы, до столицы пути не больше, чем мы уже прошли! – безжалостно кричал Гай Филипп. Он был едва ли не старше всех в легионе, но не испытывал ни малейшей боли и держался так бодро, будто только еще выступал в поход.
– Убирайся к воронам! – послышался голос Виридовикса; кельт не состоял под его командой и мог высказывать все то, что чувствовали остальные легионеры.
Марш был нелегким для кельта. Будучи сильнее и выше большинства римлян, он не обладал их выносливостью.
Несмотря на хорошую подготовку легионеров, Гаю Филиппу не удалось заставить их шагать как следует и добиться необходимой скорости марша. Солдатам потребовалось не меньше часа, чтобы разогреть мышцы, и, к явному отвращению старшего центуриона, легион все еще находился в нескольких километрах от города, когда наступила темнота.
– Разобьем лагерь здесь! – прорычал он, выбирая хорошую позицию в поле между двумя пригородами. – Я не желаю смотреть, как наши солдаты крадутся в город, словно какие-нибудь мошенники. Вы, ублюдки, все равно не заслужили счастья прохлаждаться в казарме. Ленивые, ворчливые бездельники. Цезарь устыдился бы, глядя на вас!
Слова эти ничего не значили для видессиан и васпуракан, но их было достаточно, чтобы римляне с краской стыда опустили головы. Упоминание имени их любимого вождя произвело впечатление почти болезненное, и слышать его было невыносимо.
Проснувшись на следующее утро, Марк к своему удивлению обнаружил, что боль в мышцах почти исчезла.
– У меня то же самое, – сказал Квинт Глабрио и улыбнулся, что случалось нечасто. – Скорее всего, наши тела от пяток до пояса просто онемели.
По всему Бычьему Броду виднелись многочисленные цветные паруса. Скорее всего, это суда, доставляющие зерно из западных провинций, подумал Скаурус. Видессос был слишком огромен, чтобы местные крестьяне могли его прокормить.
Менее чем через час легионеры уже стояли под стенами столицы.
– Ну как, ребята, хорошо прогулялись? – спросил один из стоящих у ворот часовых, пропуская их внутрь. Он ухмыльнулся, услышав в ответ сердитые ругательства.
Рассвет только что наступил; шумные обычно улицы Видессоса были почти безлюдны. Несколько ранних прохожих шли в храмы Фоса к утренней литургии. Тут и там можно было видеть ночных пташек Видессоса: воров, проституток, игроков, – всех тех, кто предпочитал обделывать свои делишки в темноте. Кот пробежал рядом с легионерами, держа в зубах рыбий хвост. Весь город был полон сладкого запаха свежевыпеченного хлеба: пекари и булочники стояли у плит всю ночь, обливаясь потом в попытках накормить Видессос. Марк улыбнулся, вдыхая хлебный запах и прислушиваясь к голодному урчанию в животе. Походные хлебцы, конечно, утоляли голод, но запах свежей выпечки снова раздразнил аппетит.
Легионеры вошли в дворцовый комплекс с севера и двинулись мимо Видессианской Академии. Солнце ярко блеснуло на золотом шаре высокого храма Фоса. Весна еще только началась, но день обещал быть жарким, и Марк радовался прохладной тени длинной колоннады Академии.
Копыта лошади громко застучали неподалеку, звонкое цоканье, словно треск барабана, разорвал утреннюю тишину. Трибун недоуменно поднял брови. Кто это вздумал мчаться галопом в лабиринте улиц дворцового комплекса, да еще в такой час? Типичный римлянин, Скаурус не слишком хорошо разбирался в лошадях, но особых знаний не требовалось, чтобы предположить, что всадник вот-вот сломает себе шею в этой безумной скачке. Крупный серый жеребец неожиданно вылетел на улицу, и Марк почувствовал, как холодок пробежал между его лопаток: это была лошадь Императора. В седле, однако, сидел не Туризин, вместо него бешеным жеребцом правила Алипия. Она умудрилась остановить его перед самым строем римлян, так что ряды их слегка подались назад от неожиданности. Конь фыркнул и мотнул головой, готовый рвануться прочь, но Алипия не обратила на него внимания. Она посмотрела на колонну римлян, и полное отчаяние отразилось на ее лице.
– Что, и вы пришли сюда предать нас? – закричала она.
Глабрио сделал шаг вперед и схватил лошадь за узду.
– Предать вас? Тренировочным маршем? – спросил Скаурус.
Принцесса и римлянин обменялись недоумевающими взглядами. Затем Алипия воскликнула:
– Хвала Фосу! Скорее за мной! Банда убийц штурмует личные покои Туризина!
– Что? – спросил Марк и уже набрал в легкие воздуха, чтобы отдать команду легионерам, однако Гай Филипп опередил его:
– Стройтесь в цепь! Бегом!
Скаурус в который уже раз позавидовал полной невосприимчивости старшего центуриона к разного рода неожиданностям и сюрпризам, которую, казалось, ничто не могло поколебать…
– Кричите «Гаврас»! – приказал трибун. Пусть и враги и друзья знают, что помощь близка!
– Гаврас! – заревели в один голос легионеры и потянулись за спину, чтобы снять копья, вытащили мечи из ножен.
Лошадь императора заржала и поднялась на дыбы, вырвав узду из рук Глабрио, но Алипия удержалась в седле. На лошади она научилась ездить, еще когда была дочерью обычного провинциального дворянина. Хотя испуганного жеребца могли усмирить только несколько человек, принцесса легко развернула его и помчалась во главе римской колонны.
– Назад! Вернитесь назад! – позвал ее Марк. Она отказалась, и тогда он велел полудюжине солдат удержать ее лошадь и не дать ей возможности оказаться в опасной близости к сражению. Они выполняли его приказание, не обращая внимания на протесты.
Утопающая в только что зацветших вишневых деревьях, личная резиденция Императора была создана для тишины и покоя. Но сейчас двери ее были широко распахнуты, и на ступенях в луже крови лежал мертвый часовой.
– Окружить здание! – приказал Марк.
Манипулы рассыпались, обтекая дворец со всех сторон. Несмотря на спешку, Скаурус боялся, что пришел на помощь слишком поздно. Но из-за двери доносился шум схватки.
– Спасение! – крикнул он. – Спасение, а не месть!
