— Тут командиры заседают, — проследив за взглядом Орлафа, сказал Яролк. — Решают свои командирские вопросы… кто-то пустил слушок, что тут же и солдатскими вопросами занимаются и с тех пор сюда стягиваются все недовольные.
Сказав это, он указал в сторону толпы.
— Но нам не сюда. Пошли дальше.
И они шли. Протиснувшись мимо толпы "недовольных", они вышли ещё к нескольким зданиям, проходя мимо которых, Яролк, сразу смекнув, что Орлаф нихрена не понимает, называл:
— Трактир, трактир, бордель, трактир, жральня, трактир…
— Зачем тут столько трактиров? — удивился Орлаф, когда они миновали шестой по счёту.
— А сам как думаешь? — глянул на него Яролк.
Молчаливое недоумение было ему ответом.
— Какой же ты тупой, Орлаф Дерьморукий, — вздохнул Яролк. — Это ж всё Йортские трактирщики сюда перебрались. Они-то сразу смекнули, что толпа воинственных мужиков всегда будет не прочь подвыпить чего-нить крепкого, вот и делают деньги на лагеростоянии этом. Ты-то уж должен знать, как они народ обдирать готовы.
— Почему это? — удивился Орлаф.
— Так у тебя на роже написано, что полжизни ты в таких местах провёл. А остальную половину, думаю, уделил выблёвыванию того, что выпил раньше. Ладно, не заворачивайся. Мы уже пришли.
А пришли они к низенькому (по сравнению с другими зданиями), домишке, более всего походившем на торговую лавку. Сходство это, в основном, заключалось в том, что рядом с дверью в стене было вырублено широкое окно с выделанной на нём стойкой, на которую опирался толстый, бородатый мужик в загаженном фартуке.
— Привет Яролк, — улыбнулся толстяк, — кого привёл?
— Орлаф это, — ответил Яролк, пожав руку толстяку.
— Орлаф? Хм. Знакомое что-то… Дерьморукий чтоль?
— Ага, — кивнул Яролк, — тот самый.
— Откуда?… — только и смог выдавить из себя Орлаф. Он то, не зная походной жизни, не знал о странном феномене, прозванном на севере — Закон Трёх.
Что же такое Закон Трёх? Появился он ещё в незапамятные времена, когда люди начали собираться в большие стаи и, разумеется, давать друг другу обидные, позорные прозвища. Как только кто-то в стае, лагере или чём-то подобном получал подобное прозвище об этом, в ту же секунду узнавал каждый третий из обитателей этого места. Как это происходило? Неведомо. Но факт остаётся фактом. Каждый третий воин в лагере отныне и навсегда знал Орлафа только как Дерьморукого и никак иначе.
Яролк попросил торговца подобрать Орлафу надлежащее оружие, а пока тот копался по своим закромам, он рассказал непутёвому принцу о Законе Трёх и о том, что бороться с этим бесполезно.
— Законы мироздания, — пожал он плечами на все возражения Орлафа, — с ними ничего не поделать. У меня тоже прозвище есть, если что.
— Какое? — мрачно спросил Орлаф, никак не желавший смириться с тем, что теперь его будут звать не иначе как "Дерьморукий".
— Огромный Член, — гордо сказал Яролк. — Вот так то.
— Да что же тут позорного?!
— Ну как это, что? Завидуют же…
Именно в этот момент мимо них прошёл какой-то воин, судя по всему знавший Яролка.
— Здорова, Мелкий Член, — крикнул он приветственно махнув рукой.
— Мелкий Член? — переспросил Орлаф, торжествующе глядя на Яролка.
— Я же говорил, — пожал плечами тот. — Завидуют.
— Ага.
— Эй! Стал бы я тебе врать? Да и где там этот пузан… Гирдольф! Ты куда пропал?! — крикнул Яролк, перегнувшись через стойку и заглянув внутрь оружейной.
— Да тут я, тут, — пробормотал торговец, выложив перед Орлафом и Яролком простецкий охотничий лук. — Во. Для Дерьморукого дерьмовое оружие!
И тут же он расхохотался сражённый на повал своей же собственной шуткой.
— Эм… — протянул Орлаф, взяв лук в руки, — как-то он… не воинственно выглядит.
— Так это ж лук, — хмыкнул Яролк. — Бабы с такими воюют. Тебе в самый раз.
— Не хочу!
— А тебя никто не спрашивает! — рявкнул Яролк. — Давай десять серебряных.
— За что?!
— За лук, чтоб тебя!
— Но у меня денег нет…
— Так у вас денег нет? — оживился торговец. — Какого хера приперлись тогда?! Яролк, я тебе говорил уже — в долг ничерта не дам!
— Дай сюда меч! — прошипел Яролк, без всякой помощи со стороны Орлафа снимая у него с пояса тот самый меч.
— Нет! — попытался было возразить Орлаф, но Яролк быстро осадил его.
— Ты, со своими кривыми руками, ничего этим мечем, не сделаешь, тебя в первом же бою зарубят! С луком хоть издалека бить будешь, баран ты тупой.
— Это меч моего отца, я не стану продавать его! — не унимался Орлаф.
— Да? — поморщился Яролк.
— Да, — кивнул Орлаф, стараясь вырвать меч из его рук.
— Тогда мы его выкупим. Потом. Понял?! — последнее слово он сказал, обернувшись к торговцу. — Не смей продавать!
— Тогда получите только половину суммы, — сказал тот, сложив руки на животе.
— Ты говори да не заговаривайся, — рыкнул Яролк, вырвав меч из рук Орлафа и приставив его к горлу Гирдольфа, — мы тебе меч дадим, а ты нам лук и тридцать монет.
— Э, Яролк, ты это…
— Тридцать монет и лук! А если лук поломается или ещё чего, ты его заменишь!
— Хорошо-хорошо! Только хватит в меня тыкать этим! — пробормотал торговец, осторожно отводя лезвие от горла.
Спустя минуту, Орлаф держал в руках потёртый лук, а Яролк пухлый мешочек монет.
— Держись поближе ко мне, — подмигнул он Орлафу, подбрасывая мешочек в руке, — со мной не пропадёшь. Пошли проведаем эти кабаки.
Кабаки Орлаф любил. Очень. Но гадкий, вредный, поганый внутренний голос невзначай шепнул ему, что именно кабаки довели его до того состояния, в котором он казался сейчас. Стоило ли уходить из дворца ради того, чтобы вернуться в то же дерьмо в котором он бултыхался последние годы? Разумный ли это выбор?
Яролк же подобными терзаниями не мучился. Хлопнув Орлафа по плечу, он сказал:
— Не хочешь пить, иди к восточной стене. Через часик поучу тебя с лука стрелять.
— Но я…
— Иди-иди, — бросил Яролк, скрываясь в одном из трактиров.
Около часа Орлаф потратил на поиски стрельбища, а когда наконец-то нашёл его, он понял две весьма обидные для собственного самомнения вещи. Первая — он забыл взять у торговца стрелы, а вторая заключалась в том, что он забыл не только стрелы, но и тетиву. Как можно было быть таким идиотом? Не раз и не два задавал себе этот вопрос Орлаф, обречённо глядя на лук, стремительно превращавшийся в бесполезную палку. А три соломенных тюфяка, служивших здесь мишенями, служили ещё большей насмешкой над его, Орлафа, глупостью.
