— Слышь, мужик, — вздохнул я, чувствуя, как во мне закипает злость.
И чего это все хотят меня убить? Уже и простые бомжи готовы утопить в ведре. Что так трудно подождать, пока сам сдохну? Не надо загонять меня в угол, плохо потом становится… всем.
— Я же сказал, не трогай меня, немного отлежусь и уйду. И не нужно меня пугать, сам страшный. Когда бреюсь, себя в зеркале боюсь…
— Молодой еще и глупый, — фыркнул бомж, переворачивая меня на спину, и роясь в моих карманах. — Страшный он, оказывается.
Да я таких, как ты, не один десяток уже передушил, и тебя кончу. Приходят в мой дом и еще какие-то права качают, я этого не люблю. Тут у нас милиции и суда нет, если решу, что ты мне не нужен, так голову тут же и откручу. Лежал бы и молчал, может, чуть дольше бы прожил…
Я не мог пошевелиться, потому что у меня и руки отказали, поэтому беспомощно смотрел, как он вытаскивает из карманов джинсов деньги. Конечно, их было немного, но они были моими, а не его. Это называется грабеж…
Что же со мной происходит, если я уже и шею не могу повернуть? Умираю? Тогда почему голова стала ясной, и даже боль прошла? Впрочем, где-то читал, человек перед смертью иногда приходит в себя, смотрит на всех ясными глазами, и раздает бесплатные посмертные советы. Есть даже термин медицинский, описывающий это состояние, только я его забыл…
Бомж вытряхнул меня из безрукавки, вытащил бутылочку со спиртом, открыл ее и понюхал, и у него даже руки затряслись от возбуждения.
— Ладно, прощаю тебе, что ты на мою постель ложился и всю ее измял… — бомж выпил и закрыл глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. — А спирт, настоящий, медицинский, градусов семьдесят. Давно такого не пил, с тех пор, как из санитаров выгнали. Хорошая штука, здорово забирает…
Он прошел к постели и лег на нее, поглядывая на меня сверху вниз, а я остался лежать на бетонном полу в той же неестественной вывернутой позе.
Похоже, меня все-таки разбил паралич, такое бывает при инсультах, но обычно парализуется одна сторона тела, а не так, как у меня, сначала ноги, а потом уже все остальное. Но у меня же и не инсульт, а что-то совершенно непонятное.
Слышал, правда о том, что когда травмируется мозг, особенно спинной, то паралич тела тоже происходит. Только у меня травмирован головной мозг, а не спинной. Или я ошибаюсь?
Позвоночник-то не ощупывал, может, там тоже пуля сидит?
Безрукавку бомж разглядывал с любовью, вытаскивая из многочисленных карманов пластиковые бутылочки одну за другой.
А безрукавку-то испортил, вся подкладка в крови, словно тебя резали, как куренка, — Бомж просунул палец в дыру на спине. — А это что?
Интересно, а я этой дыры не заметил. Выходит, эта пуля мне позвоночник повредила. Или это дырка от той, что пробила мое сердце и насквозь вышла? Я собирался заплатку положить, да все было недосуг.
— А ты, оказывается, не больной, а стреляный. Из бандитов что ли? Или как это теперь называется, предприниматель?
Бомж встал, снова внимательно меня оглядел, осмотрел футболку, потом перевернул на спину и завернул одежду.
— Да, нет, тело чистое, без шрамов и ран. Украл что ли безрукавку у мертвого? Что молчишь? Я бы тебя давно придушил, да только уходить сразу придется после этого, а мне пока некуда. Вот завтра схожу на разведку, присмотрюсь, если найду что-то подходящее, так тебя и придушу.
А ты, похоже, не больной, парень, тебя парализовало. В больницу бы надо, а я за тобой ухаживать не стану.
Но если честно, все равно умрешь, в больнице или здесь, разницы нет, только там проживешь чуть дольше. У нас от паралича не лечат… — Не надо больницы, лучше придуши, как обещал, — выдохнул я. Что-то мне совсем грустно стало. Воины так не умирают, они погибают в бою с оружием в руках. Лучше умереть от рук вонючего бомжа, чем в городской больнице.
— А что так на тот свет торопишься?
Думаешь, там лучше, чем здесь? Так ты ошибаешься, еще никто оттуда не пришел и не рассказал, как там хорошо. А я когда в больнице работал, много чего насмотрелся, клиническую смерть видел много раз.
Но только один из тех, что откачали, рассказывал о светлом коридоре, о том, что встречали на том свете его родные, и как ему было хорошо.
Остальные не видели ничего, кроме темноты, так что не верь никому. Слушай, где ты все-таки безрукавку взял?
— Моя она, и дырка в ней от пули тоже моя, в меня стреляли, да не попали, — ответил я. —
И лучше ты бы моим спиртом не увлекался, а то могу и обидеться…
Это я сказал для того, чтобы он меня задушил, как обещал. Очень противно лежать и не чувствовать своего тела. Жуткое ощущение и очень противное… — И что ты сделаешь? — усмехнулся бомж, не поддаваясь на провокацию. — Может быть, встанешь и пойдешь? Так я много парализованных пациентов видел, все они сначала хорохорятся, потом начинают задумываться над тем, что их ждет.
Некоторые плачут, другие просят принести им яду, деньги большие предлагают за свою смерть, потому что знают, что им в этой жизни уже ничего не понадобится…
Тебе наверно и деньги тоже жалко, а не только спирт?
— Жалко, — признался я. — И спирт тоже…
Мне снова захотелось пить, а еще совершить некоторую физиологическую процедуру, противоположную питью. Только поскольку двинуться не мог, приходилось терпеть. Нет, я не против смерти, но умирать, захлебнувшись в своих собственных нечистотах, это, пожалуй, перебор. — Слушай, воды дай…
— А ты меня хорошо попроси, — бомж ухмыльнулся и достал следующую бутылочку со спиртом. — Я теперь для тебя настоящий медбрат, ты меня любить и уважать должен. Могу дать воды, могу не дать. Только вот утки у меня нет, придется тебя оттащить куда-нибудь в дальний угол, чтобы твою вонь не нюхать.
Кстати, мысль хорошая, там лужа, в ней и будешь пить, а заодно и сходишь туда, тогда никогда вода для тебя в ней и не кончится…
Бомж довольно рассмеялся, а я заскрипел зубами от злости, но взял себя в руки. Не хочет давать воды, не надо, все можно вытерпеть, даже это. На тренировках по каратэ нас заставляли всегда кричать одно японское слово — «ос», оно в переводе означает — терпи. На этом все учение и строится… на терпении… Жизнь тоже.
И стоит ли мне беспокоиться, если результат известен?
Я умру, нужно только подождать, тем более что от меня вообще ничего не зависит. Не так хотел умирать, но кто кроме самоубийц никто и не выбирает себе смерть.
Если, конечно, я не окажусь бессмертным.
Тоже радость еще та: бессмертный прикованный к инвалидной коляске, или, как сейчас, валяющийся в грязи под ногами бомжа. Такое бессмертие никому не нужно. Впрочем, а кто меня спрашивает, что нужно, а что нет? Так суют тебя в вонючую грязь, и ты из нее выбираешься до следующей грязной лужи… — Слушай, пока ты меня не придушил, может, расскажешь, что в городе делается? — пробормотал я. — Очень хочется узнать, не произошло ли что-нибудь новенькое?
