Менты тебя сразу посадят, а уж потом разбираться будут…
— Да, оружия у тебя нет, а жаль, — бомж широко зевнул. — Ладно, посплю немного, что-то устал…
— А воды не дашь? Ты же обещал…
— Да, действительно, забыл… — бомж схватил меня под мышки и отволок метров за десять от себя и бросил в большую лужу с грязной водой.
Руки у него действительно были мощными, такой вполне задушить меня мог, особенно сейчас, пользуясь моей беспомощностью.
— Вот, полежи здесь, пока я не придумаю, что с тобой делать. Тут тебе и вода, да и спать мешать не будешь. А еще Болт, говорят, обещал за того, кто убивает его ребят, большие деньги, сейчас весь город террориста ищет, деньги-то всем нужны…
Бомж ушел, а я попил, на вкус вода походила на канализационные стоки.
Чувствовал себя ужасно, правда, на удивление боли уже нигде не чувствовал, но руки, ноги мне не подчинялись.
Голова продолжала болеть, настроение стало совсем омерзительным. Но зато, получив воду, язык стал уменьшаться, да и сухость пропала. Я отпил еще немного, а когда понял, что мое тело принимает эту ужасную клоачную влагу, стал пить спокойно.
Как я понял, моему организму, чтобы восстановиться, требуется вода в большом объеме, она ему нужна для выведения всякой образовавшейся в нем гадости.
Как стало понятно из того, что рассказал бомж, я находился в котельной на мясокомбинате, когда туда пришли бандиты. Дальше, наверно выпил спирта, чтобы их не видеть, поэтому и провал в памяти.
А мое второе «я» устроило в котельной небольшую войну, проиграло ее, получило пулю в голову, и едва спаслось.
Не понимаю, как можно с такой травмой, как теперь любят писать — несовместимой с жизнью, залезть на высокое дерево, пробраться по ветке, спрыгнуть, пробежать пару сотен метров по пустырю, и только потом упасть, передав власть над телом мне…
А я… сумел только добраться до этого подвала, дальше тело совсем отказалось двигаться. Тоже вопрос, почему мое второе «я» не залечило тело до конца и передало управление мне? И что мне теперь с ним делать?
Я же ничего не умею, кроме как умирать…
Забавно и очень неприятно…
Хорошо бы посмотреть, как себя чувствует мой череп? Заросла ли дырка, или нет? До конца-то не сумел разобраться, стал терять сознание, а потом наступил паралич…
Я вздохнул и попробовал перевернуться на спину: на животе было трудно дышать, к тому же боялся захлебнуться грязной водой со стойким запахом канализации. Мое лицо находилось прямо на краю лужи.
Кое-как невероятными усилиями мне удалось вытащить из-под себя правую руку и опереться ею в земляной пол. Это было большим достижением. Если раньше не мог двинуть даже пальцем, то теперь даже вытянул руку. Кажется, паралич понемногу проходил, если уже двигаю руками, то скоро и побегу…
На спине лежать было гораздо приятнее. Я разглядывал низкий закопченный потолок с паутиной и разводами от сажи, костры видимо здесь жгли часто. Света в подвале было немного, он проникал через небольшие отдушины оставленные в заложенных кирпичом окнах.
Я глубоко дышал, воздух был мне нужен, легкие работали шумно, периодически вызывая кашель, от которого можно было захлебнуться.
Столько узнаешь всего о своем теле, когда становишься парализованным. И о том, как дышишь, и какие мышцы для этого используются, и как ходишь, и как двигаешь рукой. Оказывается, очень много в нас всего такого, что мы обычно не замечаем.
В голове все еще шумело, и соображалось по-прежнему не очень хорошо. Правда, уже давно пришел к выводу, что думать, надо здоровому и полному сил человеку, а такому, как я, нужно готовиться к смерти.
О ней я думал долго, почти всю свою жизнь, считая, что она может произойти со мной в любое время. Верил, что закончу жизнь либо в сумасшедшем доме, либо в пьяной драке, раз не контролирую себя в состоянии опьянения.
Да и все мои знакомые и даже родители давали мне небольшой срок жизни. Когда исполнилось двадцать лет, это отметили очень пышным праздником, видимо считая, что больше на такие пиры тратиться не придется.
Но я продолжал жить, мои двадцать пять лет вообще никто не заметил…
Но все равно жить, ожидая каждый день смерти, не очень приятно, особенно, когда ты молод.
Вечерами глядеть на закаты,
утром встречать рассветы.
Как мало нужно для счастья,
Лишь вера, что жизнь бесконечна…
В голове зашумело еще сильнее, появился какой-то гул, от которого стало вибрировать все тело. Потом меня стало трясти оттого, что мышцы непроизвольно сжимались и разжимались.
Постепенно гул стих, мышцы расслабились, и я почувствовал покалывание в руках и ногах, такое бывает, когда отсидишь руку или ногу.
В какой-то момент боль достигла такой силы, что я уже не мог сдерживаться и завыл, как дикий зверь, потому что кричать было больнее.
С этой дикой изгибающей все мое тело болью в него возвращалась жизнь и сила, руки и ноги судорожно задергались, потом замерли, и я вдруг понял, что паралича больше нет.
Полежал немного, приходя в себя и успокаивая дыхание, потом встал и, опираясь об стену. Встал, постоял на слабых ногах, покачиваясь и держась за трубу. Когда почувствовал, что смогу сделать первый шаг, пошел к бомжу.
Он мирно спал, сотрясая раскатистым храпом тишину подвала. Я поднял свою безрукавку, упавшую на пол из его рук, надел на себя, предварительно проверив, сколько осталось бутылочек.
Оказалось, что всего пять — маловато, но лучше чем ничего. Я наклонился и вытащил из-под ящика мешок бомжа и нашел там кусок колбасы и батон хлеба.
Больше мне и ничего не надо было, я сел на ящик и поел, глядя в заросшее и чем-то неприятное лицо спящего. Есть мне хотелось настолько, что я даже не заметил, как съел всю колбасу и хлеб.
Надо сказать, что кушать и смотреть в лицо бомжа, было чрезвычайно неприятно. Очень хотелось что-то сделать, чтобы исчезла ухмылка с этого заросшего лица.
Бомжу снилось что-то хорошее, а я едва сдерживался, чтобы не ударить его куском металлической трубы, которая так соблазнительно валялась рядом с ящиком.
Почему-то очень захотелось отомстить за все унижение, которое от него пришлось испытать.
Очень трудно было стерпеть, но я сумел, за что себя тут же погладил по голове, заодно пощупав, то место, где был прострелен череп. Оказалось, что там все не так уж плохо. Волосы, правда, были в липкой крови.
Но ни вмятины или дыры я в своем черепе не обнаружил, что конечно удивило. Подумайте сами. Пулю в сердце я уже получал, оказалось, что это для меня не смертельно. Теперь вот получил пулю в череп, причем так, что вылетела часть мозгов, и снова выжил, и даже не потерял способность думать.
