Сеннар ничего не ответил ей, только взглянул на нее.
— Я только сказал тебе, что делать. Как делать и делать ли — решай сама.
Дубэ кивнула.
Сеннар закрыл глаза.
— Я больше не гожусь для таких долгих разговоров. — Он повернулся к Лонерину: — Ты мог бы приготовить нам обед, а потом мы все отдохнули бы от этой утомительной беседы. Шкаф с продуктами — вон за той дверью.
Дубэ увидела, что Лонерин, перед тем как уйти, бросил на нее быстрый взгляд, но не повернулась в его сторону и не ответила. Она хорошо представляла, что он думал о ней, но ее обещание больше не убивать теперь не имело значения. Имело значение только желание отомстить, которым, она чувствовала, наполнялась как воздухом ее грудь.
Она продолжала сидеть на своем месте напротив Сеннара, сжимая руками стол и опустив глаза.
— Тебе бы не надо так легко уступать жажде мести.
Дубэ подняла взгляд и посмотрела в глаза старому магу.
— Ведь вы тоже желали отомстить.
— Да, и больше того. Если ты знаешь обо мне так же много, как мой друг, тебе известно, что я отомстил по крайней мере один раз в своей жизни.
Дубэ отвела взгляд.
— И потом, что это меняет? В любом случае я должна его убить, а если я сделаю это с удовольствием, тем лучше.
— Ты говоришь, что ты наемная убийца, но у тебя и внешний вид, и глаза не такие, как у них. Ты действительно хочешь стать одной из них сейчас? Разве не этого хотел Иешоль, когда принудил тебя работать для Гильдии?
Дубэ растерялась: этого она не учла.
— Вся разница в том, что жажда мести делает человека рабом и не дает ясно мыслить. Поверь мне, это так, я это хорошо знаю. И притом она всегда оставляет тебя неудовлетворенным.
Дубэ почувствовала, что ее гнев немного утих. Она спросила себя: может быть, новое испытание, через которое, кажется, она должна пройти теперь, тоже — часть ее судьбы? Куда бы она ни пошла, она всегда возвращается к убийству, она навечно осуждена убивать.
После обеда все трое занялись каждый своим делом. Лонерин пошел в амбар отдохнуть. Дубэ предпочла прогуляться, а Сеннар вернулся в свою комнату.
Ему было странно, что в доме есть кто-то кроме него, и чувства, которые он испытал за этот день, не давали ему успокоиться. В последний раз он был здесь не один много лет назад, но Тарик в то время уже был чем-то вроде привидения — ходил по комнатам молча, полный злобы.
Но не только это мешало ему сегодня отдохнуть после обеда. Ему не давало покоя то, что они говорили друг другу, и воспоминание о том, как Дубэ упражнялась в лесу. Увидев ее тогда, он вдруг вспомнил Ниал.
Вытянувшись на своей постели, Сеннар снова думал о магических действиях, которые должен будет выполнить Лонерин. К счастью, юноша не задавал ему вопросов об обряде, который лишил его большей части магической силы. Но воспоминание о тех немногих минутах, после которых прошло уже так много лет, воскресло в его уме. Оно было мучительней, чем когда-либо раньше, и таким ярким, словно с тех пор не прошло и дня.
На столе все готово. Пузырьки стоят в ряд, травы уже дымятся в курильницах, и книга — та, запрещенная, открыта на нужной странице. Сеннар сидит во главе стола, задумчиво глядя в пространство. Делать это или не делать? Мужества у него достаточно, и силы тоже. Главное, что останавливает, — сомнение. Правильно ли он поступает? Но он дошел до отчаяния. Тарик ушел, дом заполнила огромная горестная тишина, и ему уже не хватает маленькой могилы. Он пролил все свои слезы на эту каменную плиту, и теперь ему уже больше не удается говорить с ней. Могила молчит, а ему нужен ответ.
Он рывком встает на ноги. Больше ничто не имеет значения. Он должен это сделать — и все.
Тихим дрожащим голосом он начинает читать формулу, от крепкого запаха траву него кружится голова, символы в книге качаются и сливаются перед его глазами.
Через окно в комнату попадает очень мало света, но достаточно нескольких слов на языке эльфов, и даже этот слабый свет полностью исчезает. Темнота в комнате становится плотнее.
Он продолжает говорить. Теперь его голос звучит тверже, и от его ладоней льются потоки магической силы — как в тот раз, когда он был на корабле с Айрес, как во всех случаях, когда он тратил свою магическую силу.
Он думает только о результате. Начались боль и жжение в ладонях, но это не важно, не важно и то, сколько силы он истратит в этой попытке. Хотя бы всего на минуту, на одно мгновение увидеть ее такой, как была, такой, какой она и теперь осталась в его памяти.
Формула прочитана, темнота дрожит от звуков, но ничего не происходит.
Это нормально: он знает, что обряд трудный. Он должен быть настойчивым. А может быть, нет — может быть, нужно прекратить это, отказаться. Формула запрещенная, а он обещал, что больше никогда не будет применять ничего такого.
Но вместо этого он начинает читать ее громче, и еще одна порция силы утекает прочь с его ладоней. Его тело начинает слабеть, но дух тверд — это твердость отчаяния.
Опять ничего не вышло, но звуки, которые он слышит, стали более низкими, дрожащими и густыми.
Его ладони словно жжет огонь. Это нормально: он должен отдать часть своей жизни, своей энергии миру мертвых, чтобы получить доступ в прихожую этого мира. Он снова повторяет формулу, выкрикивает ее в пустоту и, обессилев, падает на колени. Ладони словно сожжены до костей, из каждой частицы его тела словно выжаты все соки, но это не важно. Для нее — все.
Пустота начинает принимать форму, в воздухе начинают плясать разноцветные пятна, и тот мир, который ему знаком, медленно исчезает. Получилось! Он вошел. Перед его глазами медленно собираются расплывчатые тени, они сливаются и становятся похожи на кого-то.
Он плачет, не всхлипывая, от радости и от боли: он узнал ее сразу, как только перед ним возникла ее фигура. Ее нельзя спутать ни с кем и ни с чем. Прекраснейшая, единственная. Волосы, длинные, как в день ее смерти, светятся голубым блеском в темноте, а одежда на ней та, которую она носила в боях. Она молода, как тогда, а он теперь старик, но это не важно.
Он видит, как она растерянно оглядывается вокруг, потом опускает глаза, видит его и узнает.
— Ниал…
Она нежно улыбнулась. Как ему не хватало этой улыбки! Ему не жаль умереть ради этой улыбки, ради этой единственной минуты, когда он имеет возможность снова увидеть любимую. Теперь он может даже истратить всю свою энергию и раствориться в пустоте.
