Сетвир стоял у открытого окна, задумчиво сощурив глаза. Он совсем забыл и про чашки, и про чай.
— У нас осталось еще одно неотложное дело — камни ратанской короны, — сказал он Асандиру.
— Я об этом помню, — вздохнул Асандир.
Все драгоценные камни, составляющие наследие верховных королей прошлого, вышли из-под рук паравианских мастеров Имарн Адара. Так называлось их сообщество, находившееся в Мерте. Каждый вид камня был способен сосредоточивать силу, присущую той или иной королевской династии. Но Аритон, обучаясь у магов Дасен Элюра, и так развил свое восприятие. Усиленный действием камней, его дар грозил стать неуправляемым.
Маги Содружества знали: достаточно изменить огранку — и камни потеряют свои свойства. Но они не имели права этого делать, помня о том, что в дальнейшем камни понадобятся потомкам Аритона. Потеря была бы поистине невосполнимой; ведь проклятие, обрушившееся на Мерт, уничтожило город и всех его жителей. Асандир и Сетвир избрали другой способ: наложить особое заклятие и скрыть магическую природу камней от Аритона, который будет владеть ими до конца своего правления.
Наложение заклятия заняло весь остаток дня.
У обоих магов по лицу катился пот. Наконец, выйдя из транса, Асандир и Сетвир переглянулись.
— Эт милосердный, — с нескрываемым раздражением пробормотал хранитель Альтейнской башни. — Сколько нам пришлось возиться из-за этого тейр-Фаленита!
Асандир откинул со лба серебристые волосы.
— И не говори. Хочется надеяться, что заклятие будет нерушимым.
Сетвир поднялся и собрал камни в потертую шкатулку.
— Одних надежд мало. Поставь дополнительное заклятие, чтобы отбить у Аритона желание исследовать сущность этих камней, когда они попадут ему в руки. Насколько могу судить, он сразу учует то, ради чего мы с тобой потели.
— У меня было такое же подозрение, — признался Асандир. — Точнее сказать, и сейчас остается. Но я знаю и другое. Аритон почти лишен тщеславия. Сами по себе изумруды вряд ли произведут на него особое впечатление. Так неужели ты хочешь дать ему намек на их свойства из одной лишь опаски, как бы он не обменял королевские реликвии на что-нибудь более для него нужное?
Сетвир засмеялся.
— Мне следовало думать об этом раньше, когда я пробуждал в принцессе Дари Ахеласской дремлющие в ней способности и учил ее пользоваться своим даром. И как я тогда не почувствовал, что ее потомки будут причиной нашей головной боли? Пока я ее учил, Дари без конца спорила со мной по всякому поводу.
Хранитель Альтейнской башни запихнул шкатулку с драгоценным содержимым под груду книг.
— Уж лучше я заварю чай и предложу тебе сразиться в шахматы, чем стану убеждать кого-либо из Фаленитов не проявлять своих врожденных склонностей.
Реликвии
Лизаэр выбрался из-под уютного вороха простыней и одеял и увидел, что за окном уже почти совсем темно, а комната приветливо освещена пламенем свечей. Пахло сургучом и пергаментами. Утомленный ночлегами у костров и чрезмерным гостеприимством, оказанным ему на западном форпосте, он с удовольствием разглядывал нагромождение книг, разбросанные перья, ярко-красный ковер на полу и изящную, хотя и несоразмерную мебель. Сомнений быть не могло: он находился в Альтейнской башне.
Далее Лизаэр обнаружил, что в комнате он не один. Возле скамьи со спинкой на стуле сидел незнакомец в черном и чинил рваные поводья, орудуя иглой с вощеной ниткой. На плече у него примостился ворон. Едва Лизаэр пошевелился, ворон качнул головой в его сторону, зашелестел остроконечными перьями и уставил на принца глаз-бусинку. Взгляд у птицы был на удивление разумным. Хозяин внял предупреждению своего помощника, отложил иглу и поднял голову.
Лизаэр затаил дыхание.
У незнакомца были светло-карие глаза и короткие седые волосы. Резкие, словно из камня вырубленные черты лица и ощущение абсолютного спокойствия, исходящее от него, не оставляли сомнений: этот человек принадлежит к Содружеству Семи.
— Думаю, ты проголодался, — учтиво произнес маг. — Меня зовут Трайт. Приветствую тебя в Альтейнской башне. Сетвир, ее хранитель, сейчас занят.
Лизаэр заставил себя разжать пальцы, вцепившиеся в край одеяла.
— И давно я здесь? — спросил он.
Услышав вопрос, ворон вскинул голову. Трайт закрепил узелком последний стежок и, словно заправская рукодельница, зубами откусил нитку.
— Со вчерашнего вечера. — Заметив удивленный взгляд Лизаэра, Трайт все тем же учтивым голосом добавил: — Ты очень устал.
За многие дни пути в седле Лизаэр ощутимо натер себе ягодицы и отбил копчик, который побаливал и сейчас. Но не только это обстоятельство вызывало неудовольствие принца. Он без особой радости оглядел спящего на соседней подстилке Аритона. Удивительно, что в такое время тот позволял себе спать. Правда, поза, в которой лежал Аритон, не слишком-то соответствовала представлениям о спящих людях. Руки и ноги брата были раскинуты в разные стороны и неестественно согнуты. Лизаэр отвернулся. Что-то подсказало ему, что необходимо быть осмотрительным и в то же время не пытаться соперничать с магической выучкой брата, умеющего мгновенно понять и оценить ситуацию. Встав с подстилки, Лизаэр подцепил с ближайшего стула штаны и рубашку и стал одеваться.
Трайт предупредительно отвел глаза, чтобы не смущать принца. Он отложил в сторону свою работу, бесцеремонно согнал ворона с плеча на скамейку, встал и направился к очагу походкой старого солдата, страдающего от давних ран. Когда разворошенные угли вспыхнули, Лизаэр заметил на руках Трайта многочисленные шрамы.
Мельком удивившись тому, что какое-то несчастье могло так изуродовать мага Содружества, принц принялся зашнуровывать манжеты. Вместо бантов на шнуровке у него, как обычно, получились узлы. Ошеломленный, что столь простое занятие по-прежнему заставляет его вздыхать по утраченным жизненным благам, он резко дернул за шнурок. Узел затянулся еще туже. Неужели в этой громадной дыре нет ни одного уголка, где бывает весело, где слышится смех и люди танцуют на улицах, которые не надо охранять? Лизаэр скучал без женского общества, и прежде всего без своей невесты. Гордость не позволяла ему опуститься до сетований вслух, но жалость к самому себе грызла его, поглощая все его силы, как некогда их поглощало какое-нибудь замысловатое движение в состязании на мечах или не менее замысловатое дело государственной важности, в решении которого ему приходилось участвовать.
Когда принц наконец совладал с упрямой шнуровкой, к нему вернулось самообладание. Подняв голову, он увидел, что Трайт успел подложить в очаг поленьев и теперь внимательно глядит на него. Лицо Трайта было изрезано целой сетью морщин и морщинок, похожих на трещины в тонком хрустале.
