будучи ребенком, он желал добиться от нее тепла, ласки, мягкости, но, казалось, мать растратила все эти чувства еще до его рождения.
— Ты долго будешь вести себя, как хряк перед закланием? — Слова, должные вытащить короля из пучины отчаяния, лишь глубже в ней утопили.
— Вы что, не видите? Это конец, матушка! — Гарольд махнул рукой в сторону окна. — Лес движется, как и предсказала спакона Тэрлег. Сиды подняли деревья и пошли на нас войной.
— Да хоть сам Йормунганд вышел из морских пучин! Надевай доспехи, бери в руки меч и возглавь войско!
— Какое войско вы мне прикажете возглавить? — гаркнул Гарольд, и стекла в королевских покоях вылетели наружу. — То, что уничтожил Наклави, или городскую стражу, привыкшую к тяжести пивных кружек, но не мечей?
— А я тебе говорила отправить к демону Румпеля! Но нет, ты хотел сыскать славы. Так вот она под воротами твоего города. Выходи и бери, как это делал твой отец!
— Ну, уж нет. Хватило с меня нечисти. Зовите тан Румпеля, пусть он сражается за то, что его по праву. А я погляжу на это со стороны. Поучусь, как быть лучшим, — Гарольд развернулся к окну, показывая, что разговор окончен.
Гинерва в сердцах плюнула на пол и вышла из покоев сына, громко хлопнув дверью.
— Отберите мне десяток лучших воинов, снарядите мою кобылу золотым убранством и поднимайте знамя. Именем короля, я пойду на переговоры.
— Но... — предводитель королевской стражи испуганно споткнулся, боясь продолжить начатое.
— Все "но" оставьте при себе. Вам три четверти часа на то, чтобы собрать мне сопровождение.
Через отмеренное время Гарольд наблюдал, как малый отряд под королевскими знаменами покинул ворота замка. Навстречу ему из леса, на крепком гнедом коне, выехал одинокий рыцарь в зеленом плаще. На середине пути они встретились, и некоторое время стояли, явно беседуя. Потом Гинерва со своим сопровождением направилась к замку, а рыцарь вернулся в лес.
Румпель спешился, накинул на коня золотую уздечку и зашагал по видимой лишь ему тропе. Лес с легкостью впустил гостя, позволил ему слиться с тенями. Пройдя полсотни ярдов, маг остановился, дожидаясь, когда его нагонит растрепанный келпи. После нырнул в едва заметную рябь и очутился на небольшой поляне, густо усеянной цветущей земляникой. По краю поляны прямо из земли росли четыре огромные корневые кресла. В них восседали те, которых Румпель принял решение считать семьей. В ногах у Ноденса на маленькой скамеечке сидела горбатая Тэрлег. Все в сборе и все ждут их с Калдером возвращения. Маг отыскал взглядом супругу, отмечая, как постепенно становится мягче ее заостренное лицо, а из глаз уходит тревога. Беспокоится. Каждый раз, прощаясь, оставляет ему часть своего сердца. Хотел бы он надеяться, что, возвращаясь, отдает взятое.
— Ее величество Гинерва Мэнская лично изволила вести переговоры относительно судьбы Бернамского леса, — маг опустился в пустующее кресло. — Она узнала меня … и ждет в замке. Сама дала мне "Клятву послу".
— Неразумно идти нам в каменный лес. Да и королева людей опаснее многих туатов темной стороны луны будет. Не верю я ее клятвам, тем более добровольно данным. Почему твой брат не вышел за стену? – Ноденс положил подбородок на сцепленные в замок пальцы и вопросительно посмотрел на Румпеля.
Маг откинулся на спинку кресла и некоторое время молчал.
— Клятву послу невозможно нарушить. Даже ей. Да и я знаю, что нужно Гинерве - мое отречение. Я дам его, мне ни к чему трон людей. Слишком я далек от их нужд и чаяний, слишком чужд вычурности двора. В обмен потребую признать Бернамский лес анклавом сидов.
— Даже так… — Ноденсу все еще не нравилась идея встречаться с людьми на их территории. А в честность королей он не верил никогда. Спакона Тэрлег молчала и никак не реагировала на прожигающие взгляды своего правителя.
Румпель, видя сомнения Лесного Царя, криво усмехнулся. Осторожничает сид, слишком свежи воспоминания неудачной войны. Не за себя боится - за горстку своих туатов. Хочет сохранить народ, не позволить ему сгинуть в водовороте очередной распри.
— Я сам пойду, — наконец принял решение маг, — один. Не вернусь через три дня, уходите в Холмы или сражайтесь - дело ваше.
— Нет! – слово брошено, как камень. Тяжелое и твердое. И взгляд Айлин такой же твердый.
Румпель выдержал взгляд супруги, улыбнулся мягко, вскользь, едва приподняв уголки губ.
— А не должна ли супруга быть покорной воле мужа своего?
— Покорность следовало искать среди человеческих женщин, а не у сиды темной стороны луны. Я иду с вами, супруг мой.
Маг кивнул. Ничего иного он от Айлин не ожидал, хоть и надеялся на ее благоразумие. Увы, супруга была мудра, но отнюдь не благоразумна. И решения ее подчас балансировали на грани. Принять под свою руку туатов темной стороны луны - кто б в ясном уме на такое решился бы? Но его Айлин намеренно пошла на это, став сестрой нечестивого двора. Предводительницей опальных туатов. Обученный дворцовым интригам, Румпель знал, насколько это филигранное решение с заделом на будущее. Ведь пора бы уже понять туат де Дананн, что ростки всего живого появляются в тени земли, а бессмертие без культа жизни – лишь существование. Все живое должно отбрасывать тень, даже сиды. И он рад, что его тенью решила быть Айлин. Ей он может доверить свою спину без оглядки. Вот и сейчас стоило ей озвучить решение, как из плотной листвы вынырнул темноволосый сид с орлиным носом и стал за троном супруги. Хорошо, значит, не меньше десяти лучших воинов нечестивого двора пойдут с ними.
— Я тоже, пожалуй, прогуляюсь в каменный лес, — с другого края поляны появился рыжеволосый Абарта, — И, кстати, лэрды Эйлп и Урби привели своих людей к северным воротам Бренмара. Они желают видеть на троне истинного сына Николаса.
Румпель неодобрительно качнул головой. Только междоусобицы ему не хватало. Однако здесь и сейчас эта поддержка лишней не будет.
— Раз так, пошли к ним гонца, пусть отберут с десяток рыцарей для сопровождения нас во дворец. А тебе и твоей поддержке я рад всегда, Абарта.
Сид тряхнул медной шевелюрой и растаял в густой листве.
— Надеюсь, ты не нуждаешься в прилюдном подтверждении моей преданности? - произнес едва слышно Калдер, склонившись к плечу мага.
— Нет, потому и не спрашиваю. Знаю,
