— Нет, не разделяемся, — мрачно процедила Женька, уже расчистив выход из погреба во двор.
Ох мамочки, сколько ж их тут… путь по лестнице вверх она прорубала сама, а вполне здраво оценивший свои силы дон старательно прикрывал спину.
Первую башню они взяли на меч легко, почти играючись — видимо, шаманы не сразу сообразили, что же надо этим вернувшимся выскочкам — а навьи блеском своей соображаловки поразили бы разве что курицу. И ворвавшаяся на верхнюю площадку парочка устроила возившимся у катапульты навьям настоящую резню. Женька едва не поскользнулась в этой кровавой каше, но уже пилила щербатым клинком тетиву и кожаные ремни креплений. Даже если и отремонтируют, то не сразу… когда последняя связь распалась, она оглянулась на своего спутника, кое-как перевязывавшего свежую дырку в плече.
— Не страшно, — задыхаясь, буркнул он, и под взглядом Женьки переложил шпагу в левую руку.
Годится…
Вторая башня оказалась куда более трудным орешком. Навьев сюда налезло столько, что Женька прорубалась просто сквозь толщу живого мяса. Дон Диего сзади оказался ранен ещё раз — и всё же, после показавшейся невыносимою рубки впереди-вверху блеснул свет.
— Поднажмём… — даже не выкрикнула, а прохрипела она сорванным голосом.
Потерявшего сознания дона пришлось втащить наверх за шкирку. Женька пинком захлопнула люк, и быстренько определила полетать с высоты башни вниз дюжину здоровенных мужиков. Равнодушно и устало, словно в поднадоевшей компьютерной игрушке.
— Как раз вовремя, — очнувшийся напарник дёрнул рукой с насквозь пропитанным алым рукавом, и кое-как ткнул кончиком шпаги в одну из полезших сюда с внутреннего двора рож.
Задыхающаяся Женька лихорадочно занималась своим вредительством, а взгляд её старательно смотрел на что угодно, только не на медленно и величественно уходивший в море корвет… когда сзади, со стороны лежавшего на залитой кровью площадке напарника раздался короткий вскрик, она даже не оглянулась.
Не было сил не то, что встать с корточек — даже пошевелить рукой с опустившимся и замершим мечом. Избитое и в нескольких местах проткнутое тело уже отдало всё, что могло, и теперь убедившийся в том разум следил за происходящим с каким-то вялым безразличием. Он ещё попытался дёрнуться напоследок, уйти из этого дрянного мира в чёрную пустыню своего Я — но уж слишком плотно всё загораживал вязкий туман орочьего колдовства. Вот взобравшаяся на башню толпа вдруг заворчала, набросилась, и взорвавшаяся в макушке чёрная колючая звезда обрушила на Женьку своё торжествующее ничто…
— Зачем вы мне двоих притащили, кретины? — чей-то уверенный и зычный голос вырвал её из липкого и приставучего кошмара.
Женька судорожно дёрнулась, сглотнула от бессилия, но даже не сумела разлепить глаза. Вот те раз, вроде живая!
— Хозяин говорит нести живых, мы нести живых, — кое-как пробасил безжизненный голос.
Говорящие навьи? Ничего себе — ни о чём подобном Женька даже не слыхала… старательно она думала о чём угодно, только не о своём положении. Судя по ощущениям, её положили на пол и приковали за лодыжки и запястья — и даже за талию прихватывал прочный металлический пояс. Двоих живых? Значит, Диего ещё дышит… зря он это. Попасть живым в руки орочьих шаманов — такого невезения Женька даже и врагу не пожелала бы…
— Ладно, бросьте это мясо в угол, — властный голос приблизился, а затем чья-то ладонь сильно и хлёстко несколько раз ударила по щекам — да так, что Женька запросто могла бы пересчитать полетевшие из глаз искры. — Очухалась, не придуривайся — уж мне-то видно.
Небрежные пальцы грубо задрали веко, снаружи потёк красноватый свет и тёмное расплывчатое пятно наклонившегося лица.
— Живая, — удовлетворённо кивнуло оно, и рука тут же отпустила.
Что-то глухо скрежетнуло, а потом в лицо ударил холодный поток выплеснутой воды.
— Давай-давай, ты мне нужна в сознании!
Как ни не хотелось обратного, но немудрёная терпапия таки привела чувства к некоторой ясности. Прежде всего Женька незаметно, как ей казалось, подвигала конечностями, чтобы определить — сколько же зазора ей осталось. Обнаружилось, что совсем ничего — равно как оказалось, что для хозяина положения то не осталось незамеченным.
— Ну же! — ладонь снова хлёстко ударила по лицу — да так, что мозги со звоном стали набекрень. Вот же ж дрянь эти мужики — чуть что, сразу по мордашке норовят!
Хочешь, не хочешь — а слипающиеся от сырости глаза пришлось не только открыть, но ещё и проморгаться.
Женька молча выругалась. Оказывается, приковали её не к полу, как по наивности подумала она (ну откуда у орков гладкие деревянные полы?) а к столешнице здоровенного стола. А уж маячившая рядом физиономия пожилого орка и вовсе наводила на невесёлые размышления — зачем?
— Умная девка, — одобрительно хохотнул тот. — Такой враг делает сильными и нас. Но ты сделаешь меня вдвойне сильным!
Говори-говори, проклятый, не останавливайся! Женька старательно сделала бесчувственное лицо и нарочито разглядывала кое-как обработанный потолок грубого камня, зачем-то пытаясь понять, глубоко ли под землёй эта пещера — а руки орочьего шамана сорвали с неё одежду и принялись бесцеремонно ощупывать нижнюю часть тела. Она даже глухо зарычала, когда исследование небрежно прошлось по деликатным местам, обжигая чужеродной, словно ледяной магией.
— Четырнадцать-пятнадцать недель — то, что надо…
Нет, только не это! Тело против воли само выгнулось дугой, забилось в своих оковах. С придушенным воем Женька уже слышала, как затрещал слева либо металл, либо собственная кость — но шаман навалился с хеканьем, проворно надел ещё по одному тяжёлому кольцу.
— Сильная мерзавка, ничего не скажешь. Никаких навьев с тобой не напасёшься… — орк отошёл, тяжело дыша, полюбовался извивающимся на столе телом. — И наверняка красивая самка, на ваш человековский лад.
Но всё-таки, Женька с колотящисмся сердцем и срывающимся на вой дыханием заставила себя успокоиться. А вдруг силы ещё понадобятся? И даже попыталась осмотреться затуманивающимся от отчаяния взглядом. Что там по бокам, разглядеть не удавалось даже боковым зрением — по углам всё надёжно скрывали тени. И всё же, что-то звякнуло в той стороне, и из потёмок выступил шаман с блестящим в руке чёрным, слегка изогнутым ножом.
— Что ж, я пересажу плод в самку моего народа, подпитаю его своим великим искусством — и воспитаю из него орка… — глаза шамана лихорадочно блестели. — Когда он вырастет, у него будет больше наложниц, чем у всех вождей, вместе взятых — и тогда потомки Первого Дракона будут защищать и мой народ!
