И тут Георгий увидел движение, против которого этот штык был выставлен. Движение было обозначено роем мух, метавшихся метрах в пяти от мужика. Яростное жужжание насекомых было слышно даже на таком расстоянии, и создавалось впечатление, что их гораздо больше, чем видится. Он вспомнил про оптическую воронку, про невидимых тварей, возможность существования которых – упырей, инопланетян, воронок – не далее как сегодня утром возбуждала смех.
Люди продолжали пребывать в неподвижности и молчании, покорно ожидая каждый своей участи. О Георгии совершенно забыли. Словно его не стало. Словно именно он был не от мира сего, а не это невидимое существо, облепленное тучей мух, тоже частью невидимых. И тогда уполномоченный напомнил о себе. Или это само получилось – безо всякого воления с его стороны. Но только пулемет в его руках вдруг заработал, разорвав тишину, взметнув пыль у дороги,– он чуть приподнял ствол.
Эти секунды, в течение которых он опустошал магазин, растянулись в его сознании до минут. Он слышал – хотя по всем законам акустики слышать не мог – как пули пронизывали плетень, вонзались в ветлу, в скопище мух, в жужжанье, в шевеленье и во что-то еще – со звуком, похожим на чавканье.
И тут же что-то впилось в его мозг – мистично, беззвучно, телепатически – словно сработала вспышка в голове, словно в его сознанье на мгновенье ворвался Чужой, оставив клочок информации, которой словесного соответствия не было, разве что весьма приблизительная и нецензурная аналогия, исполненная боли, ярости, недоумения – короткий импульс с затухающей амплитудой: твою мать... мать... ать... В то же время судорогой потянуло руку, словно предсмертное содрогание существа передалось и ему. Он опустил, не в силах держать, пустой пулемет, вернув его в прежнее – к ноге – лишь придерживая за рукоятку управления огнем. Хотя мог бы, мелькнула мысль, отбросить его теперь за ненадобностью. Но едва успел он это подумать, как пулемет вырвало из его руки (словно железной дубиной по железу ударили), едва не вывихнув ему кисть. Этот ответный удар, исходящий от издыхающего существа, произошел совершенно беззвучно, бесследно – ни грома, ни молнии, ни каких-то иных следов траектории или звукового сопровождения вместе с ним не последовало. Только рука отнялась до плеча. Да запах металла и горелой смазки завис в воздухе. Пулемет валялся в трех-четырех шагах, кожух его был измят и прожжен, а сквозь прореху серебрился металл радиатора.
Надрывный, как водится, вопль – Уби-и-ли! – вывел Георгия из оцепенения, встряхнул и привел в чувство.
Жертв среди населения не оказалось. И даже мужик – тот, что с винтовкой,– спас себе жизнь. Вонзив в землю штык, опустившись рядом на корточки, он тупо смотрел перед собой, забывая отирать пот, струившийся по лицу, и, казалось, ни запахов, ни упыря, распростертого в наглядном виде неподалеку, не замечал.
Вот так... Георгий сбежал с крыльца. Veni-vici. И vidi теперь. Очевидно, по смерти пришлеца защита снималась, что давало возможность рассмотреть его в мельчайших подробностях.
Запах. Мухи. Одежды на существе не было. Георгий не успел составить себе представления об инопланетянах, руководствуясь описанием Гамаюнова, однако помнил: руки, ноги, всё, как у людей. Действительно, руки наличествовали, только выглядели истощенными, без намека на мышцы. На кончиках пальцев – что-то вроде черных шипов, производящих устрашающее впечатление. Очевидно, это и были те самые жала, посредством которых они добывали себе пропитание. Из жил. Ноги от рук отличались только длиной и отсутствием устрашающих наконечников. Голова втянута в плечи. Глаза – не видно, что за глаза, ибо крепко и смертно зажмурены. Рот настолько мал, что почти незаметен. Нос, уверял Гамаюнов, они на затылке носят. Ничего человеческого в очерствелых чертах. Видно, Бог, чтобы не возиться с лекалами, нарисовал инопланетянина наспех неверной рукой. Все тело пришельца покрывало кожистое серо-зеленое образование, упругое – Георгий ткнул его сапогом – словно резиновое, в переплетении борозд и морщин, бугров, складок. Кое-где мерцали мелкие блестки, словно вкрапленья слюды. Рана в груди уже не сочилась. То, что из нее истекло, было красного цвета и вполне походило на кровь земных млекопитающих, а возможно, имело и сходный состав.
У мужиков накопились свои вопросы.
– Этта... вьявь мне или впьянь?
– Глянь-ка, во что попал?
– Во что попало, в то и попал.
– Эк его перекосило...
– Знать, со вчерашнего перепою.
– Чаво?
– Вёдер пять, говорю, с комиссаров выцедили...
– Егор, значит?
Георгий обернулся. Священник стоял за его плечом.
– П... Первач.– Георгий не сразу припомнил фамилию, указанную в мандате.
– Откуда ж такая бестия?
– А вы у народа спросите, отец...
– Аполлинарий...– подсказал поп.
– Длинно-то как. Можно, я вас Аполлоном звать буду? – сказал Георгий в отместку за неприязнь.
– Ты хоть Владимиром Лениным меня зови. Только паству мою оборони от бесов сих.
– Может, поделом пастве твоей?
– Вурдалаков не может быть,– решительно отмел о. Аполлинарий, усмотрев в вопросе Георгия намек на утвердившуюся в народе версию.– Это все спиритуализм и спиртные напитки мутят умы.
Они отошли и встали в тени ветлы. С наветренной по отношению к пришлецу-мертвецу стороны, чтоб не вдыхать его запахи.
– А как насчет инопланетных пришельцев, отец Владилен?
– Я скорее в беса уверую.
– А я, наоборот, в беса не верю. И вообще, не верю в то, чего не могу понять.
– Это что ж тебе непонятного в бесах? Не дергают, не искушают, не теребят?
– Не особенно.
– А кто же только что паству мою пострелять хотел? Есть такой бес – человек с ружьем. Очень прилипчивый.
– Да зачем вам такая паства? Воры да пьяницы...
Да убийцы, хотел добавить Георгий, но промолчал, не желая вмешивать в свое личное дело святого отца с его верою в воздаяние Божье.
– Другой нет, и не скоро будет. Или не будет вообще, если сейчас ею не озаботимся.
– Да может быть, пусть гибнет?
– А с кем останемся? – спросил поп.– Эх, времена наши тяжкие. Словно сжили нас со свету, и теперь мы в кромешной тьме.
– Что же делать нам, отче?
– Бороться в себе с человеком с ружьем,– сказал этот носитель клерикальной истины.
– Что вы можете сказать по поводу вчерашней резни? – сменил тему беседы Георгий. Ибо вся эта риторика стала ему скучна.– Ведь учреждения ваши соседствуют.
– Не знаю,– сказал о. Аполлинарий, не обратив внимания на иронию по поводу сомнительного соседства.– Меня в то время не было в церкви. Соборовал умирающего.
– Тоже от укуса умер?
– Нет, от водки.
– Вино хлещут – истину ищут. Черта чисто отечественная. Хотя всё же спокойнее как-то, если от водки мрут, а не от упыря. Один управляетесь?
