Работники занесли вещи в номер и быстро исчезли, не мешая постояльцу привыкать к новой обстановке. Владимир первым делом переоделся в легкую полувоенную казарменную экипировку зеленого цвета: свободные хлопчатобумажные штаны, майка, тапочки. Вернее, тапок был один, потому как протез холодного пола не боялся. Потом развесил одежду в шкафу и только подумал, принять душ сейчас или попозже, как раздался стук в дверь.
— Входите! — крикнул княжич.
— День добрый, — дружелюбно сказал вошедший молодой мужчина с военной выправкой. — Гляжу, сосед у меня появился. Разрешите представиться. Лейтенант Елагин Роман, нахожусь здесь с той же целью, что и вы.
— Владимир Строганов, — усмехнулся княжич. — А откуда вам известно, зачем я здесь?
— Умеющий видеть всегда сделает правильный вывод, — скользнув взглядом по ноге Владимира, лейтенант показал свою левую руку с обрубками пальцев. — Мы с вами в одной лодке, господин Строганов…
— Владимир. Будем проще, Роман. Не возражаешь?
— Никак нет, — Елагин шагнул вперед и пожал протянутую руку, про себя удивляясь, насколько прост в общении молодой представитель княжеского рода. Или общая беда сближает, ломая границы сословных ограничений?
Они разговаривали долго, забыв, что являются, по сути, первопроходцами в новом и неизведанном деле. И только появление миловидной пышной женщины в белом фартуке прервало их беседу. Оказывается, это была работница кухни. Она провела гостей по длинному коридору, освещенному ярким светов потолочных плафонов, в небольшую уютную столовую, и белозубо улыбаясь, показала на столик, уже накрытый для ужина.
Из большой супницы, накрытой крышкой, исходил такой запах, что у Владимира закружилась голова. Новые впечатления, знакомства и нервное напряжение от неизвестности серьезно подстегнули его аппетит.
— Кушайте, молодые люди, набирайтесь сил! — женщина самолично стала разливать борщ по тарелкам. — Если захочется добавки, не стесняйтесь. Второе подадим попозже. Может, водочки для аппетита?
— А Целители не заругают? — усмехнулся Елагин.
— Мы спрашивали, — снова улыбнулась женщина. — Запрета нет. Правда, завтра с утра у вас медицинский осмотр, так что здесь вы сами себе хозяева.
— Несите, — решился Владимир. — А то меня что-то потряхивать стало. Последний раз такое было после боя, где ногу потерял.
Роман только кивнул, соглашаясь. Знакомое состояние.
После ужина они разошлись по своим комнатам; Владимир уже решил лечь пораньше, как в дверь снова постучали. Так как дверь была заперта, княжич сам открыл ее. На пороге стоял невысокий незнакомец с забавным седым ершиком на голове и с шикарными усами, в которых тоже блестели серебристые нити. Смуглолицый, с кавказским типом лица, по которому нельзя было узнать истинный возраст, мужчина шагнул вперед, нахально отодвигая Владимира.
— Мой пациэнт! — с наигранным акцентом произнес незнакомец. — Красавэц! Садысь!
Его палец показал на разобранную кровать. Княжич плюхнулся на задницу, ошеломленный чужой бесцеремонностью. А седовласый мужчина взял стул, развернул его спинкой вперед и уже без всякого акцента представился:
— Профессор Цулукидзе Захария Никандрович к вашим услугам, господин Строганов. Целитель высшего, самого высшего ранга! — он ткнул указательным пальцем вверх, закрепляя жестом сказанное. — Как ваше самочувствие?
— Сносно, — приходя в себя, ответил Владимир.
— Водочку пили? — принюхался Цулукидзе. — Не хмурьтесь, княжич. Понимаю… Итак, я буду руководить вашим исцелением, Владимир Андреевич. Профессор Кошкин берет на себя второго пациента. Так мы решили, чтобы не возникло трений на профессиональном уровне. Методика лечения одинаковая, не переживайте. Только хочу еще раз напомнить, что мы и сами еще толком не апробировали новое направление в биомедицине. Завтра начнем тщательнейшее обследование, чтобы выявить слабые места в организме и быть готовым к любым неожиданностям.
— Сколько времени это займет? — спросил княжич.
— Часа три-четыре, — призадумался Цулукидзе, подергивая кончик уса. — Потом еще некоторое время уйдет на выработку стратегии лечения. Думаю, завтрашним же вечером начнем.
— Хорошо, успеем пообедать, — облегченно вздохнул Строганов.
— Да вы оптимист, Владимир Андреевич! — хохотнул профессор. — Завтрак, только завтрак. Обед категорически воспрещен. Желудок должен быть пустым. Возможно, еще и клизму придется ставить.
Владимир поежился. Что-то предварительные процедуры ему перестали нравиться. Захария Никандрович понял его правильно:
— Увы, необходимость такого шага сугубо рациональная, как и при любой полостной операции.
— Но меня же не будут резать? Зачем такие предосторожности?
— Нет. Дело в другом. Вы будете лежать в магическом бульоне, а в вас закачают такие компоненты, что мы не знаем, как они начнут себя вести в организме. Вместе со мной за вами, княжич, будут следить еще несколько человек с большим опытом схожих операций. Так что расслабьтесь и постарайтесь найти положительные моменты в этом состоянии. Не каждому дано отдохнуть в течение месяца под присмотром Целителей!
— Спасибо, профессор, — кисло улыбнулся Владимир. — Я бы хотел попросить об одной услуге. Разрешите иногда моей невесте навещать спящего принца? Если, конечно, с ним не будет происходить ничего страшного. Навроде выросшей третьей руки.
— Шутить изволите? Хм, — усы Захарии дрогнули в скрытой усмешке. — Пожалуй, раз в неделю мы можем удовлетворять вашу просьбу. Но я бы отнесся к такой просьбе с опаской. Вы уверены, что девушке будет приятно видеть вас в таком… кхм, положении?
— Лучшего способа узнать свою будущую жену не будет, — обронил загадочную фразу Строганов. — Или же не судьба…
Цулукидзе снова дернул кончик усов, сощурился, обдумывая слова пациента, и чему-то удовлетворенно кивнул. Пружинисто встал и произнес:
— Что ж, я вас понял. Ложитесь отдыхать. Спите хорошо? Или провести сеанс здорового сна? Уснете крепко и без сновидений.
— Не стоит, профессор, — улыбнулся Владимир. — Я, как бывалый солдат, засыпаю мгновенно, пока есть возможность.
— Смотрите сами, — с нотками сомнения произнес Цулукидзе, останавливаясь в открытых дверях. — Если захотите прибегнуть к магической терапии — стучите в комнату номер пять. Я там живу.
— Спасибо, Захария Никандрович, — кивнул Владимир, провожая профессора. Закрыл за ним дверь и медленно, расстегивая рубашку, проковылял к окну, за которым уже сгустилась ночь, разбавленная коктейлем разноцветных рекламных огней, сверканием уличной иллюминации и густым запахом черемухи и молодой тополиной листвы.
Ему не было страшно. Страшно и хреново было в лесу, когда он истекал кровью и орал, глядя на обрубок ноги, пока не потерял сознание. Владимир, вспоминая залитое слезами лицо Марины, когда услышала долгожданные слова признания, пообещал себе, что последует совету отца и даст вассальную клятву Назарову. Вот только жить он будет своим умом, не поддаваясь искусу предать человека, протянувшего ему руку помощи, ничего не требуя взамен. Это у отца сразу возникли комбинации и стратегии. Может, оттого и сильны Строгановы, что стараются извлекать пользу для своего рода даже из благих дел? И как потом смотреть в глаза Назарову, играя краплеными картами?
— Себе оставлю доброе имя, друзьям — пользу[1], - прошептал Владимир, прижавшись лбом к прохладному стеклу. — Ты только сделай то, что обещал, Никита. А я умею быть благодарным.
[1] Несколько измененный девиз Строгановых «Ferram opes patriae, sibi nomen» — Отечеству принесу богатство, себе (оставлю) имя. Здесь Владимир находится на нравственном распутье, внутренне не соглашаясь с политикой своего отца использовать Назарова как инструмент в борьбе со своими конкурентами, внедрившись в его клан.
Конец восьмой книги
* * *
