Ознакомительная версия.
«Кто ты?» — словно волна прокатилась по туману. Собрав волю в кулак, И толкнула вперед мысль:
«Уходи! Это мое место!»
«Любое место чье-нибудь. Но я голоден».
«Я велю тебе уйти! Я, принцесса Ирабиль, дочь короля Эмариса и королевы Ирабиль, первых вампиров, вышедших из Алой Реки, приказываю оставить поселок!»
Туман содрогнулся.
«Королева Ирабиль мертва, — прошипел он. — Король Эмарис мертв. Ты больше никто, дитя. Прочь с дороги!»
И окружила его плотным кольцом. Чужак остановился, не решаясь пройти насквозь или перелететь.
«Отступись! — услышала И. — Иначе я убью тебя!»
«Я знаю, что ты плакал прошлой ночью».
Туман застонал.
«Как ты можешь знать?»
«Знаю. Ты не хочешь убивать».
«Но я голоден! Ты ведь знаешь этот голод? Чего же просишь от меня?»
«Отправляйся к Алой Реке — она утолит твою жажду».
Окруженный туманом И, появился человек. В грязной, изорванной одежде с господского плеча, с короткими светлыми волосами. Глаза пылают красным.
— Не смей стоять у меня на…
В горло вонзилась стрела. Остаток фразы превратился в булькающий хрип. Вампир упал на колени, вторая стрела просвистела над головой. Левмир шепотом выругал себя за промашку. Пока накладывал третью стрелу, вампир вырвал первую и швырнул ее в туман.
— Человек! — заорал он. — Как смеешь ты…
Ему пришлось откатиться в сторону, спасаясь от третьего выстрела. Левмир побежал к нему. Вампир исчез, вместо него оказался крупный волк белого цвета. Зверь прыгнул вперед, но, приземлившись, начал отползать. Перед ним, скаля острые зубы, стояла целая стая серебристо-серых волков. Они окружали, смыкали круг.
Свистнула стрела, пронзив лапу белого. Волк взвыл, превратился в летучую мышь. Крылья трепыхались, унося тщедушное тельце от поселка. Левмир выстрелил вслед, но мышь пропала из виду.
— Он даже не умеет умножать сущности! — воскликнула девочка, снова став сама собой. — Так испугался… Решил, видно, что тут много вампиров!
Смеялась, трясясь от пережитого страха.
— А если бы он бросился на тебя? — улыбнулся Левмир, обнимая И.
— А если бы он бросился на тебя? — отозвалась девочка.
Смотрели в глаза друг другу и не искали других слов. Белки глаз И постепенно чернели. Левмир закатал рукав.
— Пей.
И прильнула губами к запястью. Левмир зажмурился. Не в первый раз удивительное чувство одолевает, кружит в водовороте, поднимает к небу и бросает вниз, но привыкнуть невозможно. Всем сердцем хочется дойти до конца, умереть, а потом — потом вкусить сладостной, прекрасной крови И, воскреснуть для новой жизни…
— Все! — Девочка улыбнулась и зажала ранку платком. Крошечные отверстия от ее укуса затягивались мгновенно, а еле заметные точки пропадали чуть позже. Левмир вернул платок, на котором не осталось и пятнышка.
— Что скажем Сардату?
— Правду, — пожала плечами И. — Ты ранил его стрелой, и он сбежал.
* * *
Рассказывать ничего не пришлось. Стоило Левмиру с И зайти внутрь, как на них набросилась мать Сардата.
— Ну, мы тут страху натерпелись! Живы? Здоровы? Кабур все рассказал!
— Что рассказал? — захлопала глазами И. Посмотрела на посеревшее лицо Кабура.
— Как твой дружочек метко стреляет, — улыбнулся старик. — Напугался, кровопийца, и улетел себе за реку. Туда и дорога.
Россак, Гидар и Кутаз нерешительно улыбались, только на лице Сардата застыло угрюмое выражение.
— Он ведь вернется. — В голосе лишь полунамеком затаилась вопросительная нотка. И кивнула.
— Ему больше некуда идти. Но у нас будет день…
— Для чего?
— Чтобы найти его и убить, — резко сказал Левмир.
Стало тихо. Мужчины избегали смотреть друг другу в глаза. Только Сардат не опустил головы.
— Почему днем? — спросил он. — Почему сегодня мы должны были сидеть здесь?
— Потому что ночь — его время. Он может менять форму, подкрадываться незаметно и убивать. Может стать туманом, волком, летучей мышью. Ночью сила вампира огромна. Но днем он закован в одну форму.
Сардат не отводил взгляда от лица Левмира.
— Почему тогда вы не боялись? Зачем потащил девчонку?
И стиснула руку Левмира. Ладошка вспотела. Как они могли не подумать об этом?
— Потому что мы сталкивались с ними, — пояснил Левмир. — Знали, чего ждать.
— И вот так запросто отправились рисковать жизнями за поселок, в котором живете меньше месяца?
Кабур тростью стукнул Сардата по плечу.
— Нет чтоб спасибо сказать! Развел тут допросы.
Сардат не обратил внимания на старика. Медленно вынул из-за пояса нож.
— Возьми, — протянул Левмиру.
— Чего ты хочешь? — нахмурился тот, приняв нож.
— Слышал, на вампирах все моментом заживает. Давай, резани чуток, если не страшно.
Левмир положил нож на стол и закатал рукава.
— Смотри.
Все уставились на его руки, сплошь покрытые подживающими царапинами и синяками.
— Ладно тебе, Сардат, хватит, — пробурчал Гидар.
— Или хочешь, чтобы я ее порезал? — спросил Левмир, кивнув на притихшую И. — Тут уж давай сам. Но сначала меня придется убить.
— А ну прекратите! — подскочила мать Сардата. — Хватит! Не хватало еще между собой передраться — только вампира спровадили! Хватит! Посидели — пора и поспать. Гости дорогие, расходитесь. А ты, — повернулась она к сыну, — пошел баню топить. Днем, на помывке будешь командира из себя строить, а тут пока я хозяйка! Сам-то себе даже портки постирать не в состоянии, а командовать горазд.
Гости, посмеиваясь, прощались и уходили. Неприятный момент постепенно сглаживался. Сардат, не сказав ни слова, пошел топить баню. Первой вымылись И с матерью Сардата. Потом пошли парни. Сидя в парилке, Сардат повернулся к Левмиру.
— Ты и я, — сказал он. — Завтра.
— Да, — кивнул Левмир.
— Без нее.
— Тогда молчи при ней.
— Я потому здесь и говорю. Возьмешь самострел. Спросим Кабура, где эта тварь прячется.
— Сделать нужно до обеда.
Глядя в глаза друг другу, оба чувствовали причудливую смесь ненависти и растущего уважения.
— Сопляк, — буркнул Сардат, отвернувшись.
— Не сопливей тебя.
Рассмеялись, не выдержав напряжения.
— Ладно, хриплый, — сказал Сардат. — Посмотрим, как ты хорошо стреляешь по вампирам.
* * *
Деревня за деревней вспыхивали огромными кострами в ночной темноте. Шли дни. Летели летучие мыши, неутомимые, отчаянные. Их встречали растерянные, злые люди. «Мальчик с глазами, как солнце, и девочка с золотыми и серебряными волосами?» — один и тот же вопрос. Качали головами, и Кастилос понимал — нет смысла наседать, нет смысла задерживаться.
Ознакомительная версия.
