И стал восемнадцатым. Так как зеркало выплюнуло одну из своих прежних жертв.
Гидру.
Огромное дясятиголовое создание красноватого оттенка приняло боевую форму. Её шеи переплетались, драконьи челюсти щелкали в стороны ближайших гоблинов, откусывая кисти, руки и даже головы прежде, чем маленькие уродцы успевали разобраться в произошедшем.
Толкаясь, они рванули прочь, но гидра не отставала. Головы метались во всех направлениях, выпуская струи огня.
— О-о-о-о, — воскликнул Пайкел.
Реджис яростно потянул его в сторону, и строй гоблинов обрушился на них. Волна пламени пронеслась над головами друзей.
Пайкел услышал возню и крики. Грохот тел и шипение воды. Пламя охватило его, опаляя кожу.
Он звал Реджиса, блатуна, Вууфгара, он царапался и тянулся, пытаясь достать до стены. Протягивая руку к трещине в камне.
— Идиоты! — услышал он крик демона, и отчаянно поискал Реджиса.
Но вокруг были тела, много тел. Они валялись везде, обожженные и изуродованные. Еще была гидра, стоящая между очагом и дверью, и демоница с зеркалом у камина, и еще какие-то темные эльфы — о, только этого не хватало! — которые влетели в дверной проем, застывая от удивления и ужаса.
Пара голов гидры развернулись в сторону Пайкела. Одна метнулась назад, к ближней стене комнаты, выплевывая огонь, чтобы помешать гоблинам вернуться к двери.
Вторая метнула пламя в бедного беспомощного Пайкела.
В руке дворф почувствовал кончик корня.
Драконьи головы повернулись к Малкантет. К своей тюремщице. Мерзавке, которая схватила гидру и закинула в темницу на бессчетные десятилетия.
Но демоница стояла, едва взволнованная, и держала свое зеркало.
Возможно, большинство из десяти голов избегали смотреть в него, но одна, в конце концов, не удержалась.
Гидра снова оказалась в зеркале, выкидывая оттуда сбитого с толку гоблина, который оказался стоящим на удивление близко к тому месту, где зеркало поймало его. Он с любопытством посмотрел на женщину с крыльями летучей мыши.
Кнут Малкантет рассек бедного гоблина пополам, прежде, чем тупое существо снова взглянуло в волшубное зеркало.
— Теперь можете войти, — сказала Малкантет Чарри Ханзрин и остальным, к которым теперь присоединилась группа спригганов во главе с Бевубо и Комтодди.
— Что это было? — спросила жрица дроу.
— Нарушители, — сказала демоница, пристально глядя на Бевубо. — Твои коридоры не столь безопасны, как тебе кажется, — добавила она испепеляющим тоном, и спригган отпрянул.
— Огнедышащая гидра? — спросила Чарри, покачивая головой. — Какая удача, что у тебя было зеркало!
— Удача, что новым подарком из зеркала был гоблин, — поправила Малкантет. — Уверяю тебя, дроу, в моей игрушке есть существа и похуже.
— Никогда не видела подобного предмета, — сказала Чарри.
— Не присматривайся, — язвительно заметила демоница. — Это подарок от лича, который живет в гробнице. Вы, кажется, называете эти места Чалтом. Он использует души, запертые в стекле, чтобы подкормить нежить, — женщина развернула голову, словно глядя куда-то вдаль. — Я должна вернуть его в ближайшее время. И получить другое. Теперь, когда оно переполнено, я не могу использовать этот предмет, не выпуская пленников. А некоторым из них лучше оставаться в тюрьме.
Темные эльфы предусмотрительно отошли, а Малкантет расхохоталась.
Пайкел выкатился в роще у входа в туннель. Он не мог стоять и вряд ли смог бы видеть. Глаза дворфа были опалены огнем гидры. Половина тела все еще была парализована ударом демонического бича.
Он слышал, что гиганты где-то недалеко. Возбужденные монстры обсуждали какую-то заварушку в глубине их дома.
— Реджис, — пробормотал дворф себе под нос, снова вспоминая обгоревшие тела и зловоние — зловоние от его собственной бороды.
Как он желал вернуться туда и спасти своих друзей!
— Вууфгар, — посетовал он.
Но дворф ничего не мог поделать. Даже если его тело каким-то образом исцелиться, что он может против такой могущественной демоницы?
Если бы он узнал о Малкантет, королеве суккубов, супруге богоподобного Демогоргона, ненавистной сопернице Граз’зта, то понял бы, что положение еще более безнадежно.
Пайкел попытался идти, но не смог. Он пополз, но движения причиняли боль. Он подумал, не стать ли снова собакой, но что хорошего это могло принести ему, когда один бок парализован?
Он сотворил целительное заклинание, которое вышло хорошо, но мало чем помогло. Вскоре он понял, что напряжения от магии было больше, чем пользы. Итак, Пайкел снова сосредоточился на том, что поможет убраться отсюда, чтобы привести помощь. Он хотел бы стать птицей и улететь, но у него была лишь одна рука. Однокрылая птица далеко не улетит.
К тому же, не стоило забывать о парализованном, по крайней мере пока, боке. Он снова услышал голоса гигантов, и понял, что они, должно быть, где-то рядом. Сейчас дворф был очень уязвим, и у него не осталось сил на путешествие путями корней.
Но ведь он мог снова превратить себя. И умный дворф обратился в змею. Даже несмотря на парализованную половину, Пайкел мог скользить. Он выполз из рощицы, а затем пополз вниз по каменистому склону, обращая особое внимание на приметы, чтобы снова найти это место.
Солнце клонилось к горизонту, а он все еще полз.
Он выполз на дорогу и продолжил свой путь.
Он долгое время полз по дороге ночью, а потом свернул в сторону и улегся клубком. Пайкел решил, что утром ему станет лучше. К тому же, его заклинания восстановятся и он сможет вернуться в Хелгабал по корням.
Но его сон был полон кошмаров, порожденных магией кнута демоницы. Когда солнце снова поднялось над горизонтом, Пайкел понял, что снова стал дворфом. И ему стало хуже. Не лучше. Яд или магия демона проникла глубже в его тело. Он не мог молиться, чтобы попросить о заклинаниях. Ему не хватало ясности мышления, чтобы вспомнить хоть что-то или сотворить хоть какую-то магию.
Он даже не мог снова стать змеей.
И тогда он пополз по земле, цепляясь за неё ногтями.
Он медленно двигался по дороге, не обращая внимания на сломанные ногти, борясь с дыханием, когда легкие едва могли зачерпнуть воздух.
Солнце поднялось высоко над головой. Вокруг стоял жаркий летний день, полный жужжания пчел и щебета пташек.
Вспотевший дворф продолжал ползти.
Он хотел остановиться, просто сдаться, чтобы позволить себе умереть и покончить с болью.
