Ознакомительная версия.
— Я думал, они нас съедят, — пожаловался Фруте.
— Кто нас съест?! Мы вообще-то про светлых альвов речь ведем!
— А я — про этих! — Он указал на труп.
Брат одобрительно кивнул.
— Эти запросто сожрали бы! Не могут же они обходиться без пищи. Я думаю, они как раз людоедством живут.
— Друг друга, что ли, едят? — удивился юноша.
— Наверняка кого послабее. Может, и нормальных людей ловят — тех, что в Фальке.
Гедвиг усмехнулась:
— Можно подумать, они там нормальные были!
— Ну все-таки лучше этих!
— А я знаете что заметил, — понизив голос, поделился Кальпурций. — Видели, сколько в толпе было женщин на сносях? Чуть не каждая пятая! А детей младше десяти? Ни одного! Я так думаю, они младенцев своих того…
— Фу-у! — Йорген театрально изобразил оскорбленное достоинство. — Тиилл, друг мой, ты ли это?! При юной даме измышлять такие гадости…
Но силониец на этот раз смущаться не стал, он прекрасно видел, что юная дама отнюдь не выглядит шокированной. Тем более что в прежние, дикие времена практика ведовства допускала жертвоприношение, и Гедвиг этого не могла не знать.
— Одного не могу понять, — глубокомысленно заговорил бакалавр, — зачем они издавали этот невыразимый шум? Был ли он проявлением некой душевной болезни, ритуалом поклонения неведомому богу или имел иное значение?
— Может, тварей отпугивал? — предположила ведьма. — У нас в Гизельгере еще до прихода Тьмы существовал обычай: в день зимнего солнцестояния горожане надевали страшные маски, ходили по улицам, били в барабаны и всячески шумели с целью отпугнуть злых духов. Говорят, помогало.
Йорген фон Раух задумался на минуту, а потом сказал:
— Я бы не испугался!
— В смысле?
— Ну если бы я был злым духом и вдруг встретил гизельгерца в маске и с барабаном, то ни за что не испугался бы. Вот еще! Какой бы мне от него мог выйти урон? Чего бояться?
— Если бы ты был злым духом, то рассуждал бы иначе, — возразила ему Гедвиг. — С чего это простой гизельгерец вдруг напялил маску и ведет себя как сумасшедший? Должно быть, не так-то он прост — скорее всего, колдун и творит свои заклинания. Значит, лучше держаться от него подальше, мало ли что! Вот как ты подумал бы!
— Девы Небесные! И впрямь, сколь же благословенны времена до прихода Тьмы, если даже злые духи были в ту пору сущими дураками, трусливыми притом! Не думаю я, что нынешние твари им чета! — воскликнул ланцтрегер.
— И тем не менее, — поддержал любимую Кальпурций. — Огромная процессия беззащитных людей прошла мимо нас — казалось бы, лакомый кусок! Но ни одна тварь не попыталась на нее напасть! Не исключено, что их отпугнул шум.
— Тогда скорее уж запах и внешний вид! — усмехнулся Йорген. — Нужно совсем ошалеть от голода, чтобы позариться на этакую мерзость. А звуками тварь испугать нельзя, уж поверьте моему опыту.
Но младший брат не поверил и вознамерился забрать себе таз покойного.
— Не тронь! — в один голос вскричали ведьма и альв. — Мало ли какая на нем зараза!
На этом тема была исчерпана. Семиаренс Элленгааль все ждал, когда же его спутники задумаются о трагической судьбе несчастных безумцев, о том, сколь тонка грань, отделяющая человека от животного, и как важно через нее не переступать ни при каких обстоятельствах… Нет, не дождался.
…Стрела прилетела из дальнего перелеска и вонзилась в бедро Кальпурция Тиилла. Красивая белая стрела с серебряным оперением, будто бы нарочно созданная, чтобы творить добро и справедливость. За ней была вторая, ничуть не хуже первой, но в цель она уже не попала, «мишени» ушли из поля зрения неизвестного стрелка, умело используя рельеф местности, очень кстати холмистой и овражистой.
— За что он меня?! — простонал силониец, зажимая руками обильно кровоточащую рану. Ему не столько даже больно было, сколько обидно: шел себе человек, никого не трогал. И в лес, тот, откуда была выпущена стрела, сворачивать не собирался. И никакого зла в уме не держал. Просто так, без всякого повода и предупреждения, нарвался на стрелу. Разве не досадно? Хорошо еще, что в ногу. А то ведь могло быть и хуже! В сердце, к примеру! Или, упасите Девы Небесные, в Гедвиг Нахтигаль!
— Держите-ка его, крепко! — велела упомянутая выше особа. — Буду стрелу вытаскивать.
— Н…не надо! — лязгнул зубами Кальпурций, его начинало трясти. — Не надо д…держать, я в…вытерплю!
— Ты что? Знаешь как больно будет!
Йорген чуть не плакал от сострадания. Однажды, в ранней молодости (если не сказать прямо — в детстве) пришлось ему подобную процедуру перенести — угодил под шальную серебряную стрелу, в вервольфа выпущенную. Эх и орал же он тогда и славный род фон Раухов опозорил на веки вечные! По крайней мере, отец уверял его в этом потом, когда объяснял, как должен сносить телесные невзгоды воин достойный и благородный. Правда, урок этот пропал даром. Вместо того чтобы устыдиться, измученный болью Йорген огорчился: ну зачем он не родился конюхом или оруженосцем, вот уж тогда можно было бы голосить вволю!
— Зачем же ты его прежде времени пугаешь! — отругала Йоргена Гедвиг. — Кальпурций, милый, ну конечно ты вытерпишь, не слушай его!..
— Палку, палку надо в зубы вставить, так всегда делают. Чтобы язык не откусил! — высунувшись из-за ее плеча, оживленно воскликнул Черный Легивар, медициной он интересовался лишь немногим менее колдовства, а владел точно так же, то бишь чисто теоретически.
Кальпурций, и без того бледный как полотно, от этих его слов побледнел еще больше, закатил глаза.
— Да уймитесь же вы! — вконец рассердилась ведьма. — Не то я сама кого-то по шее палкой!.. Готовы? Держите?
На самом деле силонийцу повезло. Хоть и ударила его стрела на излете, но плоть пробила почти насквозь, самую малость пришлось протолкнуть. Дальше пошло проще — наконечник отрезали, древко извлекли, рану прижгли раскаленным железом, чтобы зараза не завелась… И бедный Кальпурций потом, когда смог хоть немного соображать, долго удивлялся: и как это он еще жив остался?!
Но, к чести его, надо заметить — все манипуляции он перенес стоически: один раз только взвыл, когда прижигали, и то приглушенно. Куда до него было Йоргену! Тот сам сказал с восхищением:
— Ну, друг мой Тиилл, воистину ты продемонстрировал нам торжество духа над бренной плотью и славный род свой не посрамил! Сразу видно воина достойного и благородного!.. А я в свое время так орал. Говорят, даже Девам на Небесах слышно было и конюху в конюшне. Он потом спрашивал отцовского оруженосца: кого там в господских покоях резали?
— Ах, друг мой, я не могу тебя за это осуждать! — от души выпалил страдалец, а сам подумал: «Если бы не было рядом любимой, меня не то что на Небесах — в самом Хольгарде услышали бы, шторб его раздери!»
Ознакомительная версия.
