– Неправильно. Теперь он должен существовать здесь. Простая математика,- пожал плечами Хаос.
– ЧТО? АХ, МАТЕМАТИКА…- презрительно фыркнул Смерть.- ЛИЧНО МНЕ ЛУЧШЕ ВСЕГО ДАВАЛОСЬ ВЫЧИТАНИЕ. С ОСТАЛЬНЫМ КАК-ТО НЕ СЛОЖИЛОСЬ.
– Так или иначе, шоколад вряд ли назовешь особой редкостью,- продолжал Хаос.- Поверхности некоторых планет покрыты толстым слоем этого продукта.
– ПРАВДА?
– Абсолютная.
– В ТАКОМ СЛУЧАЕ,- промолвил Смерть,- Я БЫ НЕ РЕКОМЕНДОВАЛ ТЕБЕ ОСОБО РАСПРОСТРАНЯТЬСЯ ОБ ЭТОМ.
Затем он вернулся туда, где в темноте его ждала Едина.
– ТЕБЕ ВОВСЕ НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО ТАК ПОСТУПАТЬ,- сказал он.
– А что еще остается? – спросила Едина.- Я предала своих собратьев. А еще я страшно, чудовищно безумна. Нет такого места, где я не чувствовала бы себя посторонней. Если я останусь здесь, моя жизнь превратится в сплошные мучения.
Она посмотрела на шоколадную бездну. Поверхность сверкала обсыпкой из сахарной пудры.
Потом Едина сбросила с себя платье. К своему удивлению, сделав это, она почувствовала некое стеснение, однако тут же собралась с силами и гордо выпрямилась.
– Ложку! – приказала она и повелительно протянула правую руку.
С театральным изяществом Хаос последний раз провел полирующей тряпочкой по серебряному черпаку и вложил его в руку девушки.
– До свидания,- сказала она.- Передай мои наилучшие пожелания своей внучке.
Едина отошла на несколько шагов, повернулась, разбежалась и совершила идеальный прыжок ласточкой.
Шоколад почти беззвучно сомкнулся над ней. Двое наблюдателей выждали, пока с поверхности не исчезнут последние ленивые пузыри.
– А у этой дамочки действительно был стиль,- признал Хаос.- Какая потеря.
– ДА. Я ТОЖЕ ТАК ДУМАЮ.
– Ладно, было весело… По крайней мере, до этого момента. А теперь мне пора,- сказал Хаос.
– ЧТО, ОБРАТНО? РАЗВОЗИТЬ МОЛОКО?
– Люди рассчитывают на меня.
Похоже, ему удалось произвести впечатление. Смерть одарил его внимательным взглядом.
– ЧТО Ж, БУДЕТ… ЗАБАВНО. РАД, ЧТО ТЫ ВЕРНУЛСЯ,- сказал он.
– Ага,- согласился Хаос.- Ты остаешься?
– ПОДОЖДУ НЕМНОГО.
– Зачем?
– НА ВСЯКИЙ СЛУЧАЙ.
– А…
– ДА.
Прошло несколько минут. Смерть достал из-под плаща жизнеизмеритель, настолько маленький и легкий, что он мог принадлежать кукле.
– Но… я ведь умерла! – потрясенно воскликнула тень Едины.
– ДА,- сказал Смерть.- А ТЕПЕРЬ СЛЕДУЮЩАЯ ЧАСТЬ…
Тик
Эмма Робертсон, напряженно морща лоб, сидела в классе и грызла карандаш. Потом медленно, но с крайне важным видом, так, словно открывала некую страшную тайну, она принялась выводить слова:
Мм nafmiauti amp; Лайкре где тшяёут ёедьлш они до$рме я 6мрасчи?аяж ёсг'гмскме тра amp;я. Шал лая па^накешя-лись с Шедшей она $ша amp;есглая я сжиа ноль песша про етшяка amp; каморой amp;мия трудные слаба. Ъшейсся хотел пнуть се кота на комсомол Ъжйсона на дере amp;а. Я лшага угнала а ёедьлшх у яте нет $арода amp;ак они ил ядят детей я пахатш на oafyuwc талька $а$ушкя не ^нают таких, трудных слой.
Сидя за своим высоким столом, Сьюзен потихоньку расслабилась. Ничто так не успокаивает, как вид склонившихся над тетрадями учеников. Хороший учитель не может не использовать интересный материал, если таковой подвернется, а визит к госпоже Ягг сам по себе был отдельным образованием. Даже двумя образованиями.
Прилежно занимающийся класс обладал особым запахом; он пах стружками от наточенных карандашей, плакатными красками, давно покойными палочниками, клеем, и, разумеется, не обошлось без легкого душка Билли.
Встреча с дедушкой прошла неловко. Сьюзен еще злилась на него за то, что он не все ей рассказал. А он ответил, что иначе и быть не могло. Ведь если рассказать людям, что ждет их в будущем, будущее перестанет быть таковым. И в его словах был смысл. Конечно был. Все было логично, а Сьюзен всегда одобряла логичность и почти всегда поступала логично. Беда заключалась в этом «почти ». Так или иначе, в их странной маленькой семье, существующей именно за счет своей неполноценности, восстановились привычные, неловкие, достаточно холодные отношения.
«А может,- подумала она,- это и есть самые нормальные семейные отношения? Когда перестает толкать и начинает схватывать,- спасибо тебе госпожа Ягг, я навсегда запомню эту фразу,- люди машинально, не задумываясь, начинают доверять друг другу. А в других ситуациях стараются не попадаться друг другу на глаза».
Смерть Крыс куда-то запропал. Конечно, не стоило и надеяться на то, что он сдох. По крайней мере, до сей поры это ему ничем не мешало.
Вспомнив о крысе, Сьюзен с тоской подумала о содержимом своего стола. Она никому не разрешала есть в классе и придерживалась точки зрения, заключавшейся в том, что, если правила существуют, они существуют для всех, включая ее саму. В противном случае это уже не правила, а тирания. Но может, правила существуют еще и для того, чтобы ты размышлял о них, прежде чем нарушить?
В столе, среди книг и бумаг, лежало полкоробки самых дешевых конфет «Хиггс и Микинс».
Сьюзен осторожно приоткрыла крышку и сунула руку в стол, сохраняя на лице надлежащее учительнице выражение. Проворные пальцы нащупали среди пустых бумажных ячеек заветный кругляшок и сразу сообщили ей, что конфета, будь она трижды проклята, с нугой. Но Сьюзен была полна решимости. В жизни полно неприятностей. Иногда приходится довольствоваться нугой.
Потом Сьюзен быстро встала, взяла ключи и подошла к Классному Шкафу уверенной, как она надеялась, походкой человека, решившего проверить запас карандашей. В конце концов, кто знает, что могло случиться с этими карандашами? Карандаши – такая штука, за ними глаз да глаз…
Дверь за ее спиной тихо прикрылась, оставив лишь узкую полоску тусклого света. Сьюзен положила конфету в рот и блаженно закрыла глаза.
Но едва слышный шорох картона тут же заставил ее их открыть. Крышки на коробках со звездами медленно поднимались.
Звезды высыпались оттуда, а потом взлетели в воздух и, ярко сверкая в темноте Классного Шкафа, превратились в миниатюрную, медленно вращавшуюся галактику.
Некоторое время Сьюзен молча наблюдала за ними.
– Ну хорошо, я уже обратила на тебя внимание, кем бы ты ни был,- наконец сказала она.
По крайней мере, она намеревалась так сказать, потому что из-за липкой нуги фраза прозвучала примерно следующим образом: «Нхоофо, я вже облатла нтбя внимня, кембтынбыл». Вот проклятье!
Звезды закружились вокруг ее головы, а внутренность шкафа стала межзвездно-черной.
– Ну, Шмерть Крыш, ешли это ты…- начала было она.
– На самом деле это я,- сказал Лобсанг.
Тик
Знаете что? Идеальный момент никакая нуга не испортит.
