— Давайте, малыши, идите сюда! — орал один из них. — Мы вас еще укоротим! — Он подбросил секиру в воздух и поймал, как прутик.
Заработали осадные машины. Валуны и копья полетели к плискавосским стенам. Мастера вернули рычаги в рабочее положение, проверили крепления, зарядили, натянули канаты, приводившие машины в движение… а тем временем вперед вышли лучники.
Немного халогаев упражнялись в стрельбе; этот народ предпочитал рукопашный бой. Те, у кого имелись луки, отвечали имперцам. Несколько видессиан рухнуло, но куда больше северян падало со стен. Основные силы имперской армии с криком ринулись на стену. Халогаи заорали в ответ.
Крисп наблюдал за этой сценой с речного берега западнее Плискавоса. Зрелище было великолепным — плескались на ветру знамена, броня сверкала на утреннем солнце. Император искренне надеялся, что Арваш увлечен ею не менее, чем он сам. Если все внимание колдуна привлечет битва, он вряд ли заметит пару поднимающихся по реке дромонов.
Двойными рядами весел — по тридцать весел на борт — галеры напоминали Криспу скользящих по воде сороконожек. Такое плавное движение казалось неестественным и достигалось только долгой практикой.
Все ближе и ближе к пристани подходили дромоны. Крисп смотрел, как возятся на носах галер моряки. Несколько халогаев тоже обратили на них внимание, чтобы осыпать насмешками. Весь флот дромонов мог бы нести достаточно воинов, чтобы напасть на Плискавос с реки. Два угрозы не представляли.
Капитаны судов подняли руки и опустили разом. Моряки у сифонов заработали рукоятями, две струи огня плеснули из бронзовых труб. Пристань занялась мгновенно. Поднялся столб черного дыма. Потом пламя коснулось стены.
Больше минуты, пока моряки на галерах качали жидкий огонь, Крисп не мог разобрать, правду ли похитила Танилида из мыслей Арваша, сможет ли его выдумка разрушить планы колдуна. Потом бочки с зажигательной смесью опустели. Сифоны перестали извергать струи огня. А стена горела.
Пламя распространялось вначале медленно, потом все быстрее. Дромоны начали выгребать на середину реки, стремясь уйти от вызванного ими пожара. Халогаи на стене заливали огонь водой, но пламя не унималось. Халогаи выливали ведро за ведром, потом, глянув вниз, побежали. Воздух дрожал от жара.
Пламя уже распространялось со скоростью бегущего человека. Оно было пронзительно-желтым, горячее и ярче, чем породивший его рыжий огонь. Языки пламени достигли верхушки стены и взметнулись ввысь, словно играя.
— Боже благой, — прошептал Крисп, очерчивая на груди солнечный круг. Разгорающийся пожар заставил его прищуриться. Жар обжигал лицо, точно Крисп стоял перед горящей печью, — а ведь до стены было несколько сот шагов.
По всей стене, даже там, куда пламя не дошло, носились халогаи. Их испуганные крики перекрывали треск и шипение огня. Потом распространяющийся пожар охватил всю стену, и бежать стало некуда. Город Арваша стоял в пламенном кольце.
Стена горела чистым, почти бездымным пламенем. Вскоре, однако, из-за нее начали подниматься черные столбы — и неудивительно, подумал Крисп. К этой минуте ему уже дважды пришлось отодвигаться от стены. Дома не могли отойти. Им оставалось только вспыхивать новым пожаром.
К Криспу подошел Канарий. Глянув на пожар Плискавоса, старший дрангарий флота беззвучно присвистнул.
— Страшное зрелище, — заметил он. Старый моряк боялся пожара больше любого бедствия.
Крисп вспомнил, как он сам испугался прошлой зимой во время пожара в день солнцестояния.
— Огонь выигрывает для нас этот бой, — ответил он. — Или ты хотел бы скорее видеть, как горят на этих стенах наши солдаты? Арваш предназначал пламя для нас.
— Да уж, он его заслуживает больше, — согласился Канарий, — его и льда в мире грядущем. Но бывает и более легкая смерть.
Он указал на основание стены. Многие халогаи предпочли, прыгнув, разбиться насмерть, чем сгореть. Как всегда бывает, не все умерли сразу. Большинство сгорело так или иначе, а ушибы и переломы лишь усугубляли боль, наносимую близким и страшным пламенем. Самые сильные и удачливые пытались отползти от стены к видесским укреплениям, и имперские солдаты, забыв о том, что имеют дело с врагами, кидались им на помощь, и жрецы-целители делали для халогаев что могли.
А пламя полыхало. Крисп приказал отступить от города. Пока огонь не уймется, он защищал город лучше самой стены. Солдаты глядели на пожар с благоговейным страхом и почти истерически славили Криспа — то ли за то, что он разжег этот костер, то ли за то, что уберег их от него.
«Интересно, что делает сейчас Арваш за стеной? — подумал он. — После трехсот лет противоестественной жизни остались ли у колдуна зубы, чтобы скрежетать ими? Как бы там ни было, его надежды сгорели вместе со стеной. Возможно, — тут Крисп хищно ухмыльнулся, — колдун даже стоял на стене, когда она загорелась. Это было бы только справедливо».
День прошел, наступил вечер. Плискавос горел. Небо потемнело, вышла вечерняя звезда, но в видесском лагере было светло как днем. Только легкое мерцание свидетельствовало о том, что это сияние дает пламя, а не светило Фоса.
Крисп заставил себя зайти в шатер. Рано или поздно пламя угаснет. И тогда армии пора будет отдавать приказы. А для этого ему понадобится свежая голова. Только вот как ему заснуть, если сквозь шелковый полог шатра пробивается сияние жуткого чуда?
— Да, госпожа, он там, — проговорил кто-то из телохранителей снаружи. Халогаи заглянул в шатер.
— Госпожа Танилида хочет тебя видеть, твое величество. Хорошо, что ты не лег еще. — На самом деле Крисп лег, но, заслышав слово «госпожа», вскочил с кровати как ошпаренный.
— Это твоя победа, Танилида, — проговорил Крисп, указывая на играющее за шелковым пологом зарево, и почтил ее императорским приветствием:
— Победила еси, Танилида!
Он притянул ее к себе и поцеловал, не имея в виду ничего дурного. Однако она вернула поцелуй с силой отчаяния, незнакомой Криспу дотоле. Она прижалась к нему так крепко, что через одежды он ощущал биение ее сердца, и не отпускала. Очень скоро все его добрые намерения, все клятвы сдерживать порывы плоти сгинули в порыве страсти столь же жаркой и бушующей, как пламя, играющее на плискавосских стенах. Не отпуская друг друга, они рухнули на кровать, даже не заметив, как та угрожающе заскрипела.
— Быстрее, прошу тебя, быстрее, — понукала она его, словно он нуждался в понуканиях. Холодная уверенность опыта, с которой она обычно занималась любовью, пропала, оставив голую страсть. Извиваясь и вздрагивая под ним в миг наивысшего наслаждения, она выкрикивала имя Криспа. Он едва слышал ее. Мгновением позже он сам вскрикнул без слов.
