— Ганс сказал, что ты будешь здесь.
— Мой Комтур не ошибается.
Ления нахмурилась и отстранилась от него, по-прежнему держась за его руки.
— Но как ты меня нашел?
— Я убежал.
— Откуда?
— С поста. Но этого не заметят.
— Ты уверен? — спросила она. Ей почему-то казалось, что Драккен подвергал себя немалому риску.
Он поцеловал ее еще раз. И еще. Он знал, в чем он уверен.
Их прервали. Из Винда пришел целый караван носилок и телег с трупами. Отец Дитер отправился помогать стражникам и другим служителям Морра, которые сгружали тела.
Волки отошли к коновязи, у которой стояли их кони, и ждали.
— Почему вы не сказали ему, Комтур? — спросил Каспен.
— Не сказал о чем?
— Об Эйнхольте! Ведь он говорил, что имя Эйнхольта было написано кровью.
— Я слышал, — понизив голос, ответил Ганс.
— А я согласен с Каспеном, — сказал Левенхерц. Он произносил слова медленно, словно от движения его губ зависел смысл того, что услышат остальные. Левенхерц посмотрел на Ганса. — Этот жрец Морра — наш союзник, я знаю это наверняка. Боги, он знает, о чем говорит! И он должен знать об Эйнхольте. Мы должны собрать вместе те кусочки головоломки, которыми владеем порознь!
— Возможно, — только и ответил Ганс. Грубер отвел Комтура в сторону.
— Левенхерц прав. Я думаю, мы должны довериться этому человеку.
— Ты ему доверяешь, Вильгельм?
Грубер оглянулся по сторонам, а потом посмотрел прямо в глаза Гансу.
— Нет. Но я знаю, когда риск бывает оправдан. И я знаю, что сейчас — именно такой момент. Тебя не было с нами в туннелях под Фаушлагом. Ты не видел того, что видел я, что видели Арик и Левенхерц. Ты не видел, что сделал Эйнхольт.
— Ты рассказывал мне. Этого достаточно.
— Ты так считаешь? Ганс, там внизу было такое зло, какого я ни разу в жизни не чувствовал и надеюсь не почувствовать впредь. Там была эта… это существо. Оно сбежало. И разрази меня Ульрик, если оно — не часть проклятия, павшего на наш город. И, судя по словам жреца, он тоже кое-что знает об этом!
Ганс резко отвернулся от Грубера, но промолчал. Его размышления нарушил жрец, снова выбравшийся из своего подвала Он вытирал окровавленные руки о кусок ткани. Ганс двинулся к нему. Они встали лицом к лицу на снегу у подножия храмовой лестницы.
— Это произошло снова, — сказал Дитер. — Теперь во Фрейбурге. Зажиточный купец выпотрошил всю семью и прислугу, а потом повесился. Двенадцать трупов. Двести восемнадцать имен на стенах.
— Что?
— Что слышал, Волк. — Священник вытащил из-за пояса свиток и размотал его. — Мой друг из Городской Стражи не поленился списать все эти имена для меня. Я еще не начал их проверять. Но принцип уже понятен. С каждым убийством список становится длиннее. Сколько еще понадобится убийств, чтобы в этом перечне оказался весь город? Ты, я, Граф… — Его голос угас.
— Эйнхольт был одним из Белого Отряда. Одним из лучших Волков. Три месяца тому назад он проявил личное мужество и… спас этот город. Других слов, чтобы описать это, я не знаю. Он спас город от подкрадывавшейся к нему Тьмы, что таилась в подземельях. А потом, неделю спустя, он пропал. Мы больше не видели его.
— Он мертв.
— Так мы и предполагали, — сказал Ганс и понял, что это никогда не было предположением.
— Я знаю, что это так. Было довольно просто проверить городские архивы и обнаружить записи об исчезновении Эйнхольта.
Ганс яростно уставился на священника, который поднял руки, успокаивая Волка.
— Простите мне мою осведомленность. Я не сомневаюсь, что Эйнхольт был отважнейшим Волком. Мои… источники рассказали мне о том, что он сделал.
— Что ты за жрец, а?
Жрец Морра посмотрел на Ганса пронзительным взглядом.
— Лучший, потому что неравнодушный. И сведущий.
— И что нам делать? — вздохнул Ганс, смиряясь с ситуацией.
— Давай сопоставим факты. Силы темной некромантии угрожают городу…
— Согласен.
— Мы уже не раз видели их следы. По моим догадкам, это продолжается уже по меньшей мере год. А этого вполне достаточно, чтобы закрепиться здесь, пустить корни. Задумать. Подготовиться. Воплотить.
— Не спорю.
Отец Дитер на мгновение смолк, и Ганс слышал только его беспокойное дыхание. Только теперь Волк понял, насколько напуган жрец, как бы уверенно он ни держался.
— Мы видели и его символ, змею, пожирающую собственный хвост, как я и говорил. Сейчас на Мидденхейм наслана душевная хворь, магическое помешательство, которое искажает человеческий разум, заставляя людей выполнять свою волю, направленную на достижение некой злобной цели, о которой мы еще не знаем.
— Совсем ничего не знаем?
— Скорее всего. Но проклятие уже лежит на нас, если я все правильно понимаю. Эта ритуальная угроза уже пронизала все вокруг нас.
— Да, верно, — мрачно согласился Ганс. — Вам известно, для чего все это делается?
Отец Дитер задумался, склонил голову, словно рассматривал свои ноги, по щиколотку утопавшие в снегу.
— Последнее действие? Финал? Проклятие создает список мертвых. Если я не полный болван, там скоро будет поименована каждая живая душа Мидденхейма. Некромантия — магия смерти. Чем больше смертей, тем сильнее магия. Насколько я понимаю — поверь мне на слово, Комтур Храмовников, я не большой знаток всех этих злодейских чар — это проклятие распространяется через жертвоприношение. Одна смерть позволяет проклятию завладеть одним разумом, например. Если сразу несколько человек бросаются на проклятые алтари, то это дает силы более могущественной магии. Если принести в жертву целый город…
— Ульрик всемогущий! Неужели это может зайти так далеко?
— Так далеко? Один город — это еще мелочи. Те десять тысяч душ, которые станут жертвами здесь, не сравнятся с сотнями тысяч, которые падут в войне Бретонии с Империей. Не в этом ли цель? Этот город-государство является одним из ключевых пунктов зреющей распри. А что может больше обрадовать некромантов, чем неисчислимые жертвы развязанной войны?
Ганс отвернулся от жреца. Он почувствовал подступающую тошноту, но переборол ее. Не здесь, не перед Волками. И не перед чужаками. И вообще, не стоит.
— Ты сказал, мы должны сражаться? — сказал он сиплым голосом, оборачиваясь к священнику. — Как по-твоему, где мы должны принять удар?
— Где Бретония? Где Мидденхейм наиболее уязвим? Где находится его могущество?
— По коням! — крикнул Ганс своим соратникам, рванувшись к коновязи. — Выступаем к Дворцовому Холму! Немедленно!
— Я с вами, — сказал Дитер Броссман. Ганс не услышал его.
