Дункан уронил ладонь, чтобы внимательней посмотреть в глаза Дугалу.
— Сказать тебе, что ты нашел в тайничке твоей пряжки? — спросил он.
Дугал кивнул в испуге.
— За несколько часов до того, как мы дали обеты, Мариза взяла по прядке наших волос и сплела из них колечко, на основу для которого пошли волоски из хвостов наших пони. Я знаю, что ты ее не помнишь, если даже и видел, но тебе могли попасться ее портреты. Ее волосы были почти серебряными, еще светлей, чем у Аларика. Конский волос был черным. Думаю, ты убедишься в этом, если вынешь то, что лежит внутри.
Почти что боясь дышать, Дугал приблизил кончики двух пальцев к тайничку и вытащил оттуда ни что иное, как волосяное колечко: овальное, оттого, что долго лежало стиснутым, почти что черное, но с вплетенными в узор нитями чистого серебра. В то время как он держал колечко большим и указательным пальцами, не решаясь произнести ни слова, Морган подался вперед и впервые заговорил:
— Если хотя бы один из волосков — Дункана, я смогу это определить, Дугал, — спокойно произнес он. — А если нет, я это тебе тоже скажу. Можно?
Дугал без слов опустил колечко на его простертую ладонь, в страхе поглядев при этом на Дункана. Морган закрыл глаза, сомкнув кулак вокруг колечка, затем передал его Дункану.
— Да, там есть твой волос, — тихо сказал он. Но это не доказывает, что Дугал твой сын… А вероятно, лишь то, что у тебя с Маризой были отношения, о которых ты рассказывал. Дугал вполне может быть сыном Каулая. У тебя есть сестра-близнец, верно, Дугал?
— Это… все равно, как если бы у меня вдруг появилась еще одна тетка или племянница… смотря, кто из нас был ребенком Маризы.
— Это верно, — пробормотал Дункан. — Но я бы поспорил на все, что мне дорого, включая и свою весьма зыбкую надежду на спасение, что ребенок Маризы — ты. И знаешь почему? Сказать?
Дугал торжественно кивнул.
— Потому что ее ребенок от меня был бы частично Дерини. А мне кажется, именно на это мы непрерывно получаем намеки с тех пор, как вы с Келсоном вернулись сюда вместе, — твердо сказал Дункан. — И думаю, в ту ночь в Транше, когда ты помогал Келсону связаться с Алариком, произошло следующее: впервые в жизни твой деринийский дар был пробужден, но это напугало тебя до оцепенения. Это также объясняет, почему позднее, когда мы пытались прочесть твои мысли и установить, что с тобой творится, тебе легче всего было со мной. Помнишь?
Глаза мальчика все расширялись и расширялись по мере того, как Дункан говорил; теперь и руки Дугала дрожали. Он поспешил стиснуть их, чтобы унять дрожь, не смея отвести глаз от Дункана.
— Я… Хочется верить… — удалось ему наконец прошептать. — Я не собираюсь проявить неуважение к моему от… лорду Каулаю, но если… если мой отец — ты, это многое объясняет.
Дункан медленно и глубоко вдохнул. Настал поистине решающий момент.
— Мне известен только один способ доказать это тебе, помимо того, что я уже сделал, Дугал, — мягко сказал он. — Если я твой отец, то ты тоже Дерини. А раз уж ты Дерини, тогда… если ты пожелаешь — я должен оказаться способен связаться с тобой мысленно и передать в точности все, что помню о нас с твоей матерью. Я очень любил ее, Дугал, и я немало заботился о тебе все эти годы, до того, как хотя бы заподозрил, что ты можешь оказаться моим сыном. Я не могу возместить тебе все годы, что ты жил в неведении… и в этом нет вины никого из ныне живущих… но я могу попытаться перебросить мост через пропасть, которая, увы, разверзлась. Ты доверяешь мне?
— Да, — выдохнул Дугал.
— Ты действительно доверяешь мне? — переспросил Дункан. — Ты доверял мне и прежде, но не мог меня впустить. Как ты думаешь, сейчас ты готов?
— Дункан, я не уверен, что у нас действительно есть время, — осторожно вставил Морган.
— Если все пойдет без сучка без задоринки, много времени не понадобится, — ответил Дункан, не отводя глаз от мальчика.
— Мы вполне успеем, если это то, чего Дугал действительно хочет.
Дугал сглотнул комок и кивнул.
— Он прав, Морган. Надо попытаться сейчас. Не пойдешь ли ты к Келсону и не передашь ли ему, что я прямо сейчас буду? Не рассказывай ему только, что случилось. У него сейчас и без того тьма забот.
— Дункан? — спросил Морган.
— Сделай, как он просит, — ответил епископ. — Мы справимся.
Глава XXI
Я буду ему Отцом, и Он будет мне Сыном.[22]
Как только дверь за Морганом закрылась, Дункан поглядел на Дугала.
— Не стоит терять время, — мягко заметил он. — Если хочешь прямо сейчас получить доказательства, делай в точности, как я скажу, возможно, без полного объяснения, какого ни одному из нас и не понадобилось.
Дугал медленно покачал головой.
— Мне не хочется ждать, оте… — и опустил глаза. — Я только сейчас понял, что, может быть, все эти годы звал тебя, как полагается. — И продолжал уже ровнее. — Странно, но порой это даже выходит куда легче, чем когда я называл отцом старого Каулая.
— Он и был твоим отцом во всем том, что особенно важно для мальчика, который растет. Жаль, у меня не было возможности наблюдать, как ты рос. Конечно, я за тобой наблюдал, особенно, когда мы виделись при дворе. Но, думаю, испытывал бы нечто иное, если бы знал, что ты мой сын.
— Возможно, неспроста было так суждено, — застенчиво произнес Дугал. — Возможно, требовалось, чтобы я потерял одного отца, прежде чем обрету другого. Если бы я узнал о тебе, пока старый Каулай был еще жив, я бы не хотел его ранить.
— Я тоже. И надеюсь, ты всегда будешь чтить его память, — и Дункан улыбнулся, легко положив руку на предплечье мальчика. — Он дал тебе свое имя и свою защиту в годы, когда ты был наиболее уязвим. Теперь, когда его нет, а ты — мужчина, никого не ранит правда. — Улыбка стала шире — во все лицо. — Тебе следует знать, что будет, самое меньшее, одно затруднение… которое вызовет, в лучшем случае… неловкость. Если я захочу признать тебя, а мое намерение как раз таково, если и ты не против, то… непременно найдутся такие, которые назовут тебя ублюдком в дополнение, конечно, к Дерини.
Дугал улыбнулся.
— Тебя с Морганом они годами обзывают ублюдками. Каким-то образом, у меня до сих пор не создавалось впечатления, будто это имеет отношение к тому, кто были ваши отцы.
— Нет, — Дункан пододвинул табурет поближе к дугалову креслу спереди и одновременно извлек из-под ризы кристалл ширала на кожаном ремне. — Ты его помнишь, — спокойно заметил он, вложив камешек в руку мальчика. — Он принадлежал твоей матери. Она отдала его мне в ту ночь, когда я отдал ей пряжку.
