Я чувствовала, с каким напряжением он сдерживает себя, чтобы не вышвырнуть меня за дверь, которая была так близко.
Но мой взгляд уже был прикован к тому, что начиналось в дальнем конце зала, где распахнулось то множество дверей, заинтересовавших меня сразу, как только мы здесь оказались. Правда, их назначение казалось мне совершенно иным.
Разве я могла предположить, что за ними может скрываться?!
– Но это могу позволить себе сделать я.
Ярангир, отодвинув Сэнара, встал буквально вплотную ко мне. Своими широкими плечами скрывая все, что происходило за его спиной.
– И я.
Маргилу встал плечо к плечу с сыном и взглядом молил меня сделать то, что они просят.
А я, уже зная, что предстоит тем женщинам, которых я успела увидеть, не могла двинуться с места. Кляня себя за бездействие и уговаривая не сломаться. Я догадывалась, что эта ночь, если мне доведется выжить, еще долго будет преследовать меня. Как ночь моего позора, когда я была вынуждена пожертвовать малым, ради того чтобы спасти большее.
Но я не могла развернуться и уйти. Зная…
Зная, что означает тот возбужденный гомон, слившийся с резкой ритмичной музыкой. В бое барабанов слышалось что-то первобытно-животное, срывающее оковы с рассудка, вытягивающее из подсознания не чувственность, а неутоленную страсть. Зная, что тянет туда, где в аромат цветов начал вплетаться еще один запах – запах сильного мужского тела, в котором проснулось желание обладать. Даже если за это обладание будет заплачено кровью. Зная, что сама могла бы оказаться там, где сейчас были чьи-то дочери, сестры, жены…
И, ощущая это, я не могла уйти. Потому что это был тот мир, который я собиралась отвергнуть. А своего врага…
– Я приказываю вам отойти.
Мой голос был тих. В нем не было гнева. В нем не было ярости. В нем было лишь требование, высказанное таким тоном, что ни один из них не посмел ослушаться.
Но как же скоро я пожалела об этом.
Они разошлись, давая мне возможность видеть. Но стоило мне хотя бы шевельнуться, хотя бы малейшим движением дать им предположить, что я намерена вмешаться в происходящее, как я была бы немедленно остановлена.
И я понимала, что своего они добьются любым, даже самым жестоким способом. Потому что, так же как и я, знали: я не могла рисковать жизнями тех, кто рассчитывал на меня, отправляя на Дариану.
Но они могли не беспокоиться – двинуться я не могла. И не только потому, что осознавала, к чему это приведет.
Увиденное не лишило меня сил – оно сделало меня практически всесильной. И все, что я видела… Все, что я чувствовала… Все, что огнем пожирало мою душу, давало мне возможность победить. Как только для этого наступит время.
И поэтому… я смотрела, сдерживая стон и сжав кулаки. И еще сильнее укрепляя блоки, чтобы их не снесло волной холодного гнева.
Это была… бойня. Та самая, зная о которой Элильяр готов был пожертвовать мною, сыном, но сделать все, чтобы ее остановить. Остановить, невзирая ни на что, не взвешивая цену, не надеясь на удачу.
И как хорошо я его теперь понимала.
Бой барабанов, звон мечей, несмолкаемые на высокой ноте крики, в которых просьбы о помощи сплетались воедино с воинским кличем и торжествующими воплями.
И на черном не видно крови, но алый цвет на белоснежных колоннах, на стенах, на телах тех женщин, которых вышедшие из схватки победителями насиловали тут же, на залитом красным полу. Разрывая в клочья то, что и одеждой-то назвать было нельзя. Оставляя на нежной коже притягивающие взгляд своей пугающей реалистичностью кровавые разводы.
Рядом с трупами побежденных. Рядом с такими же беспощадными и неистовыми. Рядом…
И женщины в белом так рядом… И улыбки на лицах… И гул… И бой барабанов… И толчками кровь в висках. Держаться!
– Почему она здесь?!
Черные глаза так близко, что, кроме них, больше нет ничего. И в них… тоже нет ничего, кроме бескрайней бездны гнева, усыпанной серебряными звездами боли. Его голос пробивается сквозь бьющий в уши ритм. Черная ладонь, украшенная серебряным рисунком, медленно, очень медленно, так, что я успеваю различить каждый завиток, несется к моему лицу, то ли желая унизить меня еще сильнее, то ли… пытаясь вернуть к действительности.
Еще не понимая, я уже пытаюсь уклониться от удара, но Сэнар успевает перехватить руку Вилдора и держит до тех пор, пока в наших глазах – его и моих – не начинает проявляться осмысленность.
– Уведите ее отсюда немедленно.
Его вторая фраза была значительно спокойнее, чем первая. Если не сказать, что она была совершенно лишена каких-либо эмоций. Словно растянутая на пару ударов сердца схватка с моим тером забрала их все, стерев из взгляда, голоса, движений.
– Как прикажет мой ялтар. – Сэнар выпустил руку Вилдора из своей и склонил голову. – Пойдемте, моя госпожа.
Словно это не он мгновение назад посмел остановить своего правителя. Впрочем, тот сам поручил ему мою защиту. Да и не имело это сейчас особого значения.
Сейчас слишком многое уже не имело значения.
Как и замерший в своем великолепии за нашими спинами правитель Дарианы. Позволивший мне узнать так много о себе, о своей жизни, о своем народе, что все, что я могла сейчас испытывать по отношению к нему – искреннюю благодарность. Ведь он открыл мне глаза. И… дал решимость.
– Ярангир, – позвала я идущего чуть впереди воина, как только мы покинули зал, – ты не мог бы вытащить из этого бедлама Гадриэля и Ригана?
Его взгляд на меня… был слишком внимательным. Но, даже если он и предположил что-то, свое мнение решил оставить при себе.
– Хорошо. Я приведу их.
– Осталось найти Асию, – задумчиво протянула я, пытаясь сообразить, видела ли я свою подругу в зале, и опасаясь вспомнить ее лицо.
И вынуждена была резко остановиться, потому что Маргилу смотрел на меня с какой-то растерянностью.
– Что еще случилось, чего я не знаю?
Говорить я уже не могла – только шипеть.
– Сегодня в храме Черных воскрешают условно погибшую на Лилее жрицу. – Не стал испытывать мое терпение брат моего предка. – Асия как представительница правящей ветви находится там.
– Когда это стало известно? – Уже понимая, что это не случайность, уточнила я.
– Буквально перед самым приемом, – вместо талтара ответил Сэнар.
Что было и неудивительно. Вряд ли моя подруга поторопилась встретиться со своим несостоявшимся возлюбленным и его отцом.
– Сэнар, ты сможешь ее оттуда забрать?
– Я ее приведу, – перекинувшись с сыном взглядом, сказал Маргилу. – Но после того, как ты хотя бы намекнешь на то, что задумала.
Хотела бы я усмехнуться, вот только… усмешка получилась бы слишком горькой. Как можно было задумывать что-то, когда все происходящее вокруг меня напоминало полный безумия экспромт. Или… настолько выверенный кем-то план, что оставалось только восхищаться такой продуманности, в которую отказывался верить разум.
