– Кто умер? – спросил Ренье, тоже жуя.
– Из Академии профессор. Алебранд – так его звали.
– Алебранд?– Эмери изумленно уставился на Генувейфу.
Ренье перестал жевать и замер.
Преподаватель оптики, магистр Алебранд очень хорошо знал свой предмет и неизменно пользовался большим уважением студентов, хотя неприязненного отношения к большинству своих учеников магистр даже не пытался скрыть. Странно, что он умер. Он казался несокрушимым и вечным. Он даже не был слишком старым.
– У него случались запои, – пояснила Генувейфа в ответ на невысказанные мысли своих собеседников. – Обычно он запирался у себя в доме. Так мне рассказывали о нем. А тут он выбрался и отправился куда-то. Он упал с дерева и расшибся. Наверное, хотел левитировать. Я его понимаю, – с важностью добавила она. – Он учил других левитации, а сам не умел.
– Разбился, упав с дерева? – пробормотал Эмери. Алебранд?
– Ну да, его привезли в Коммарши черного-черного. Это от прилива крови, – подхватила Генувейфа. – Прибежала магистерша, госпожа Даланн, она ему родственница или что-то в этом роде. В Коммарши ее считают уродкой, но я так не думаю. В ней есть особая красота.
Ренье шевельнул бровями, а Эмери нетерпеливо постучал пальцами по столу. У обоих имелось собственное мнение касательно наружности госпожи Даланн, низкорослой, коренастой, с многочисленными бородавками на лице. По забавному стечению обстоятельств именно эта некрасивая дама преподавала в Академии эстетику. И, кстати, неплохо преподавала.
– У нее ярко выраженная наружность. – Генувейфа пощелкала пальцами, как бы стараясь таким образом лучше донести свою мысль до слушателей. – Это всегда положительно.
– Только не будем открывать диспут об эстетике безобразного! – умоляюще произнес Ренье. – Что она сказала, госпожа Даланн?
– Она потребовала от городской коллегии, чтобы господина Алебранда похоронила самая лучшая погребальная контора. Выложила кучу денег за погребение. Меня, конечно, не пригласили, хотя наша династия – самая древняя!
– Династия? – переспросил Эмери.
Генувейфа приосанилась и кивнула.
– Да. Мы – гробовщики от века. Так отец говорил. Может быть, я оттого полоумная, что в нашей семье были даже близкородственные браки, а это признак вырождения.
– Очень интересно, – вставил Эмери, кривясь.
– Да, – кивнула девушка, – и это тоже признак древности рода. Вырождаются только старинные фамилии. Вроде нашей.
– Еще один спорный вопрос, того же разряда, что и красота госпожи Даланн, – вздохнул Ренье. – Давай вернемся к похоронам.
Генувейфа заметно оживилась. Блинов на блюде поубавилось, чуткая хозяйка принесла второй кувшин с сильно разбавленным вином и добавила блинов.
Генувейфа поскорее затолкала в рот еще парочку и проглотила. «Ужас, как она лопает. И притом остается такой тощей», – думал Эмери, наблюдая за ней. Мелодия Генувейфы все время изменялась, как будто одна эта девушка на самом деле состояла из десятка скачущих девушек и у каждой имелось собственное настроение.
– Она выложила целую гору денег! – сказала Генувейфа. И показала рукой – какую. Выходило, действительно огромную, выше макушки. – Во-первых, чтобы гроб из красного дерева. Внутри – бархат, снаружи позолота. Во-вторых, чтобы гроб сразу закрыть. Она-де заберет покойника прямо в закрытом гробу. Хочет отвезти его родне. В общем, мол, у них так принято. Не знаю! – запутавшись, выкрикнула Генувейфа в отчаянии от собственного косноязычия.
Ренье ласково погладил ее по руке.
– Запей блины. Не торопись. Мы приблизительно поняли, о чем ты говорила. Даланн хотела, чтобы Алебранда устроили в роскошном гробу и заколотили крышку?
– Да. – Генувейфа выхлебала полкувшина разом, выдохнула и повеселела. – Как ты ловко все обобщил, Ренье!
Ренье отметил слово «обобщил»: вероятно, расставшись с Ренье, Генувейфа продолжала водить знакомство со студентами.
– Рассказывай дальше, – попросил Эмери. – Сдается мне, история на этом только началась.
– Да. – Девушка кивнула и с удивлением заметила: – Я, кажется, наелась…
– Вот и чудно. Здешняя хозяйка будет в восторге.
– Ты ей скажешь?
– Непременно.
Генувейфа повздыхала, прислушиваясь к непривычному для себя ощущению сытости, а затем заговорила:
– Мне все не давал покоя этот гроб. У меня, понятно, нет таких материалов, но поглядеть не мешает. Вдруг я получу Знак Королевской Руки и разбогатею? Тогда я тоже буду делать такие гробы.
– Ты забралась в чужую контору? – догадался Ренье.
Генувейфа кивнула.
– Гроб стоял закрытый. Я осмотрела его снаружи, а потом отодрала крышку и заглянула внутрь. Там-то, внутри, самая красота! Я люблю, когда заказывают обивку. Очень красиво, понимаете? Уютно так. Глазу приятно. А у них был бархат. Я точно знаю, бархат.
Она помолчала немного и добавила:
– Я никогда раньше не трогала бархат. Он на ощупь как шкурка зверя. Мыши, например.
Она задумалась, зашевелила пальцами, припоминая приятное ощущение.
– Я подарю тебе кусок бархата, – обещал Ренье. – Будет только твой. Сможешь мять и тискать его, сколько душе угодно.
– В гробу лежали камни, – сказала Генувейфа. – Бархат, подушка, украшения – все на месте. А посреди этого – камень.
– Ничего не понимаю! – Эмери даже привскочил, услыхав такое. – Камни?
– Да.
– Даланн решила похоронить вместо Алебранда камни? Но зачем?
– Наверное, Алебранд на самом деле не умер, – предположил Ренье. – А ей для чего-то понадобилось скрыть это обстоятельство.
Генувейфа помотала головой.
– А вот и не угадали! – с торжеством объявила она. – Алебранд и был эти самые камни. Я его узнала. Кое-какие черты сохранились. Человек, когда долго лежит в гробу, начинает разваливаться… А Алебранд окаменел.
– Гном! – вырвалось у Эмери. – Вот что она хотела скрыть!
– Я должен выпить, – объявил Ренье.
На столе возник кувшин с вином, на сей раз неразведенным. Братья пили вино, как воду, но от потрясения никак не могли захмелеть.
Алебранд – гном, и Даланн знала, что это откроется после его смерти. Гномы превращаются в камень. Людская плоть разлагается и становится землей, гномская плоть затвердевает и становится скалой. Поэтому Даланн и потребовала, чтобы гроб держали заколоченным. А Генувейфа со своим неуемным любопытством сунула туда нос. И теперь Генувейфа должна умереть.
По пятам за ней идет маленькая черная тень.
– Даланн, – сказал Эмери наконец. – Она тоже гномка. Для чего они с Алебрандом скрывали это? Боялись потерять место в Академии? Но, насколько я знаю, не существует особенных законов, которые запрещали бы гномам жить вне подземных городов в их горах…
