Но ротарии почему-то молчали. Словно и не было на этом свете никакого Воислава Рерика. По Киеву пошел слух, что в доме купца Рудяги убили Черного Ворона, залетевшего из Навьего мира на зов хозяйки. Иные говорили, что не убили, а только поранили. И что тот Ворон долго еще кружил по Киеву, предвещая беду. Киевляне толпами ходили к дому купца Рудяги, но ничего достойного внимания так и не увидели.
– Да брешут поди, – махнул рукой боярин Облога. – Какой еще Черный Ворон?
– Говорят, тот самый, что Сарай разорил, – пояснил боярин Ратмир.
– Так ведь Сарай ротарии разорили, – удивился боярин Всеслав.
– А на торгу слух идет, что всю сарайскую старшину закружил навий хоровод. Закружил и за собой увлек. Вот ведь что на белом свете делается, бояре. А с Рудягиной женки давно уже спросить пора, чтобы не привечала всякую нечисть в своем доме.
– Не до того сейчас, боярин Ратмир, – махнул рукой Облога. – Дай с великим князем определиться, а уж потом будем ворон ловить.
Бояре и ганы, собравшиеся в большом зале великокняжьего терема, засмеялись. Смех, однако, получился нервным. Смущал полянских вождей не Навий мир, а предстоящий нелегкий выбор. Многие боялись кровопролития и потому с опаской косились на ротариев, стоявших перед помостом плотной группой, отдельно от других. По всему было видно, что их голоса будут решающими. Все имеющие право голоса пришли на Большое Вече без оружия. Но мечников из княжьей дружины на всякий случай выставили вокруг помоста. Насчитывалось их не более десятка, и вряд ли они смогут удержать разгоряченных вождей, вздумай те вцепиться друг другу в волосы. Здесь преимущество оставалось у ротариев: эти и головы в большинстве своем брили, и бороды. Облога поискал глазами своего обидчика Воислава Рерика, но среди ротариев его не нашел. Зато его брат, Сивар Рерик, стоял в первых рядах, скаля великолепные зубы. Что-то мало он походил на человека, потерявшего близкого родственника. Потерянным как раз смотрелся боярин Пяст, который стоял подле отца и растерянно озирался по сторонам.
– А ведь свадебный обряд должен был состояться до Большого Вече, – задумчиво проговорил боярин Ратмир.
– Это ты о чем? – не понял его Облога.
– Это я о том, что ротарии обещали Диру поддержку только в том случае, если он отдаст братичаду Зорицу за Воислава Рерика.
– Ну и что?
– Так ведь не отдал. Я о свадьбе ничего не слышал. Не могли же княжью дочь тайком за ротария спихнуть. Я думаю, что этот Воислав – оборотень. Вот его Рудягина женка и зачаровала. Колдунья-то она не из последних.
– А что ж тогда ротарии молчат?
– А что они, по-твоему, кричать должны, что их атаман связан с Навьим миром?
– Но зачем Тамиле понадобилось оборотня зачаровывать? – все еще не верил Облога.
– Так заплатили. Либо князь Ждислав, либо боярин Любомир.
Облога Ратмиру не поверил, но слух о зачарованном Воиславе Рерике пошел гулять по залу и дошел до ушей боярина Любомира. Встревоженный боярин обернулся к сыну:
– Ты о Черном Вороне никому не рассказывал?
– Только княжичу Диру.
Любомир досадливо крякнул. Теперь понятно, откуда поползли по городу странные слухи. Ибо нет в Киеве человека более невоздержанного на язык, чем беспутный княжич. Боярин не понимал поведения ротариев. Ведь на весь Киев должны кричать о смерти Воислава, а они молчат, словно воды в рот набрали. Может, Рерика только ранили? И ротарии решили не поднимать шум, дабы не срывать Вече, где будет решаться вопрос о власти? Любомир покосился на Ждислава, стоящего рядом. Овручский князь был бледен, видимо, предчувствовал свое неминуемое поражение. Хотя не исключено, что ему стало дурно от духоты. Ведь в большом зале для пиров ныне собралось до тысячи человек. И все напряженно ждали появления княжича Дира, ибо именно его должен был представить воевода Святополк в качестве наследника ушедшего в страну Света князя Яромира. А дальше Большое Вече должно было решить, станет Дир великим князем или нет. Дружное «нет» открывало путь к власти князю Ждиславу, вокруг которого уже кучковались самые горластые из его сторонников, чтобы в нужный момент дружно выкликнуть его имя. Больше претендентов на власть не имелось. Но не исключено, что они появятся, в случае поражения княжича Дира. И тогда лучшим людям Киевщины придется долго препираться, а то и бить друг друга смертным боем, чтобы протолкнуть нужного человека на великий стол.
Наконец по залу пронесся вздох облегчения и наступила мертвая тишина. Воевода Святополк торжественно вывел на помост бледного то ли от волнения, то ли с похмелья княжича. Впрочем, Дир держался уверенно и ногу ставил твердо, что с удовольствием отметили его сторонники. В наступившей тишине слова воеводы прозвучали особенно веско:
– Люб ли вам князь Дир сын Яромира на великом киевском столе?
Пауза наступила такая, что у боярина Любомира зазвенело в ушах, а потом как прыжок с горы:
– Люб!
И настолько дружным было это «люб!», что не выдержали плотно закрытые окна и раскрылись навстречу свежему морозному воздуху. Слабое протестующее «нет» просто утонуло в дружном реве. А когда воевода задал свой вопрос во второй и третий раз, то этого «нет» уже никто не услышал, ибо «люб!» кричали уже и самые горячие сторонники князя Ждислава.
– Да здравствует великий князь киевский Дир, и да помогут ему и нам славянские боги.
– Да здравствует! – дружно, но вразнобой откликнулось почтенное собрание.
Столь счастливое и быстрое разрешение проблемы, грозившей Киеву нешуточной бедой, поразило многих. Ждали ведь большого лая, а то и крови. Но получилось так, что никто никому худого слова не сказал, а имя Ждислава на Большом Вече даже не прозвучало, словно и не было такого претендента на великий стол. Удельные князья, бояре, ганы, ротарии и старшие мечники княжеской дружины дружно повалили из душного зала во двор, засыпанный свежевыпавшим снегом. По Киеву уже звучали била, оповещая горожан о благополучном избрании нового великого князя.
– Пусть будет Дир, – согласились киевляне и потянулись к лобному месту, чтобы увидеть жертвования славянским богам. Жертва была щедрой, это признали все. Чуть ли не целое стадо быков ушло под нож во славу Даджбога и Перуна-Световида. И иных богов подношениями тоже не обидели ни щедрый великий князь, ни его бояре, ни волхвы. Жертвенное мясо тут же варили в огромных котлах и раздавали всем желающим. Недостатка в вине и браге тоже не ощущалось, и день, суливший большие потрясения, заканчивался под дружные крики загулявшего народа: – Любо! Любо!
Большой терем великого князя с трудом вместил всех гостей. Столы пришлось накрывать не только в зале для пиров, но и в гридне, и даже во дворе, где запалили большие костры. Тут уж удельные князья, бояре и ганы сильно потеснили обнаглевших ротариев, кичась знатностью рода и заслугами предков. Из русов в навершье стола сидели только Сивар Рерик и еще два седоусых атамана. Рыжего Сивара ну никак нельзя было оттереть, и детина он здоровый, и рода в славянских землях далеко не последнего. Атаманов же почтили за возраст и большие заслуги перед всем славянским миром. Прочих же ротариев затолкали в охвостье, посадив их среди старших мечников. Да они, надо отдать им должное, в навершье и не рвались, а многие и вовсе гуляли во дворе, благо воли там было больше, чем за чинным столом великого князя Дира. Сам новый великий князь гордо восседал во главе стола и на ноги поднялся только однажды, чтобы выразить благодарность славянским богам и полянским вождям, доверившим ему власть над благодатной землею. Справа от Дира сидел боярин Любомир, слева – воевода Святополк. Более на княжий помост никого не пустили. Зато рядом с помостом неожиданно для многих расположился радимецкий удельник, князь Горазд. За что такая честь выпала радимичу, многие так и не поняли, но перечить воле Дира не стали. О боярине Пясте тоже споров не было, а далее уже садились по чину и по родовым заслугам. Боярин Облога как сел рядом с князем Гораздом, так с места и не шелохнулся, несмотря на ор обиженных. Боярин Голован устроился рядом с Пястом напротив Облоги, ну а Всеслав с Ратмиром своего не упустили и примостились рядом со старыми друзьями. Да и с какой стати ближникам умершего князя Ярополка уступать привычные места каким-то горлопанам с дальних уделов, будь они хоть трижды князья.
