Тело содрогнулось и застыло, как столп, пронизанное небывалой энергией. Прокуратор потерял равновесие, рухнул в снег. В незащищенные варежками руки тут же впились иголочки мороза.
«Смерть близка. Обратного пути не будет».
Вихрь чужих желаний кружился в сознании, сминая все ментальные блоки. Пелена враждебного разума меняла внутреннее строение мыслей, заползала в самые потаенные уголки и оставляла там глубокие, кровоточащие раны. Некогда цельный монолит души распадался на бесконечные кусочки не собираемой мозаики.
Горы ослепительно вспыхнули лиловым пламенем, пронзив ночное небо бурой молнией. Тиберий завизжал от боли во всем теле, закрыл голову руками в тщетной надежде спастись от неземного света. Мгновение — и всё вернулось на свои места: предметы и люди приняли прежние очертания, лиловый огонь в горах погас, словно его и не было никогда, смолк звон в ушах.
«Я жив. Я все еще жив».
Тяжело дыша и обливаясь потом, хотя сотню перкутов назад замерзал от ледяного ветра, Тиберий поднялся и на не сгибающихся ногах доковылял до кудбириона. Друг непонимающе глядел на горы, неразборчиво что-то нашептывая. Его левая рука то касалась верхней пуговицы плаща, то касалась эфеса гладиуса.
— Ты… как? — Голос Тиберия дрожал, как у старика.
Кудбирион нахмурился, взглянул на приятеля, но не сказал ни слова. Мыслями он блуждал где-то очень далеко. Возможно, тот вихрь чужой воли, ворвавшийся в сознание из лилового пламени, захватил власть над рассудком Немерия.
«Только этого мне не хватало».
— Что это было? — наконец прошептал кудбирион.
— Не знаю, но оно ушло.
— И мы должны попасть в горы… Безумие…
Палангаи приходили в себя: некоторые смотрели на свои руки, словно они им не принадлежали, другие же боязливо отворачивались от гор и подходили к кострам. Стоявшая недалеко от саней Авла била по щекам застывших солдат, приводя их в чувства.
— Тиберий, ты видел пламя? — спросил кудбирион. Нижняя губа подрагивала, как у готового вот-вот заплакать ребенка. — Ты видел? Видел? Я не хочу идти в горы.
— Нам нужна горячая ореховая настойка. Пойдем в переносной домик.
Друг лишь кивнул.
Спустя пять потестатемов, они разобрали лагерь и отправились в путь. Высоко в ночном небе застыли в вечном полете два дагула — Ияс и Рах. Их чешуйчатая кожа ярко переливалась в пепельном свете луны, морды были направлены в сторону гор, а большие кожаные крылья отбрасывали тени на ледяную пустыню. Тиберий неотрывно смотрел на ящеров и всё никак не мог понять, как так получалось, что порой они исчезали в небесах и люди, находившиеся на поверхности, тут же о них забывали. Словно и не существовало никогда дагулов. А потом они — бац! — возникали, и жалкие двуногие, грязь мира, как писал в своих трудах Квинт Эмилий, в трепетном ужасе взирали на разинутые пасти богов, горящие красным пламенем глаза и скрюченные лапы.
«Будь я проклят, если бы не убил своих детей в тот же миг, как Ияс и Рах ожили бы. На них просто смотреть-то невыносимо…»
Между тем, экспедиция все ближе и ближе подходила к горам. Многие из палангаев перешептывались о вчерашнем лиловом свечении. Неужели его источник находится у них на пути? Неужели подобное мог сотворить упавший дагул? И что он хотел передать? Вопросы накапливались, как грязь под ногтями нищего. Тиберий старался не думать о неестественном свете. До сих пор он содрогался лишь при воспоминании о том, как некто чужой впился в сознание и принялся там хозяйничать. Пусть у него член отсохнет, если еще раз захочет испытать такое!
Поэтому он сосредоточился на предстоящем переходе через горы. Хребты поражали воображение своими размерами. Человек казался жалкой песчинкой в сравнении с ними. И сложно было поверить, что удастся добраться до них. Верхушки гор утопали в облаках, хотя сейчас небо над вереницей саней было чистым. Хребты жили своей, непонятной простому смертному жизнью. И если дать волю воображению, то можно представить, как там, за хмарой, обитали монстры, даже не догадывавшиеся о том, что к их дому приближались непрошеные гости.
Перед экспедицией лежал подъем в неровные предгорья, а за ними возвышались несколько большущих отрогов — величественные, неприступные и пугающие. Казалась невероятной сама мысль, что люди рискнут взобраться на хребты. Безумная идея, достойная сохраниться в анналах истории.
Тиберий прикинул, сколько потребуется времени, чтобы добраться до подножия гор. Где-то анимамов пять или чуть больше. Пять анимамов на холоде и ледяном ветре. Даже врагу не позавидуешь такой участи: одежда не удерживала тепло. Стоило на мгновение перестать шевелиться в санях, как материал толстых курток окаменевал. Ноги с трудом сгибались, а руки застывали в согнутом положении.
Зубы от холода нестерпимо ныли, губы до крови трескались. Но больше всего Тиберия беспокоила новая проблема: маски на ледяном ветру приклеивались к коже, намазанной жиром. Кто мог предугадать об этом? Лишь боги, которые, видимо, давно отвернулись от всех членов экспедиции. Вчера одному палангаю вместе с маской оторвали щеку. До сих пор в ушах звучал истошный крик бедняги…
«Могло быть и хуже. Намного. Угомонись, старый. В конце концов, с небес не сыплет снег, а ветер не сносит. Идти можно — и ладно».
Ухмыльнувшись собственным мыслям, Тиберий приподнялся на санях и взглянул на лежащего на шкурах дагенов гиганта Септима. Великан так и не очнулся после вчерашней стычки с блондином. Его лицо посерело, щеки впали, нос был обмотан бинтами и грязным тряпьем, под глазами чернели синяки. Скрючившись в позе эмбриона, рядом с ним лежала Кретика и старалась согреть его кожу своими руками — лекарь запретил раненому надевать маску.
«Вряд ли Септим выживет. Жаль, мне он даже начал нравится…»
Немерий, поравнявшись с санями Тиберия, взобрался на них и развязал веревку с пояса. После пробежки на ледяном ветру из его груди вырывался сдавленный хрип, глаза лихорадочно блестели. Сидевшая рядом с ним Авла протянула кудбириону теплую шкуру алахама.
— Спасибо, — пробормотал Немерий, приподнял низ маски и сплюнул. — Я оказался неготовым к таким долгим пробежкам.
— Мне кажется, вы принижаете себя, — сказала женщина. — Вы уже три потестатема на лыжах. Даже тянущие бегунки палангаи сменяются чаще.
— Это очевидно, Авла, — они устают быстрее из-за веса саней. Их участи не позавидуешь. Но если ситуация станет критической, то клянусь, что встану рядом с ними!
Тиберий, шмыгнув носом, подсел поближе к другу, запустил руку в карман, вытащил линумный мешочек, спросил:
