Где-то позади почти едва слышно с ветки упал снег. Север невольно затаил дыхание. Сердце забилось сильнее, мощными четкими толчками. Вдруг очень близко, прямо за спиной, с тихим шорохом зашевелился пирог.
Сейчас или никогда, подумал Север и, не дыша, повернулся. Усилием воли, он оставил глаза открытыми и посмотрел на пенек. Пирог, оказавшись в переплетении тонких побегов, как в кольцах змеи, смялся и стремительно худел. Прямо на глазах румяная корочка покрывалась пушистой плесенью и теряла свой аппетитный цвет. Из разломов вылезало мясо.
Выворачивание пирожка наизнанку так завораживало, что Север не сразу заметил, как над ним медленно созревала, сплеталась и нарастала голова лешего. Вздох застрял у охотника в горле, когда он поднял взгляд. Уродливая, отдаленно похожая на лицо, живая масса из веток, коры и лишайника постоянно шевелилась, то случайно складываясь в гримасу злости, то выдавая добродушную улыбку, которая через мгновение перетекала в ехидный оскал. Бесконечное искажение сбивало с толку, завораживало и пугало. Беспричинное предчувствие опасности холодком поднималось по внутренностям, приказывая немедленно уносить ноги, и вместе с этим обездвиживая.
Отсчитав еще несколько ощутимых толчков сердца, Север на одном выдохе проговорил:
— Хозяин лесной..., — выдох, вдох. — Прими гостинец мой, добром послужи, моего отца Герта покажи.
Леший исчез, так же незаметно как облачко выдыхаемого пара на морозе — слился с пейзажем, будто его и не было. Север не удивился. Услышав такую чепуху, он бы тоже свалил.
Опершись одной рукой о покрытую инеем сосну, он то ли разочарованно, то ли облегченно выдохнул и уставился на пенек.
А пенька-то на самом деле не было. Как не было сосны, снега, елок и гор. Высокие деревья шумели зеленью и смешивались, пропадая и вырастая из теней друг друга то необъятно толстыми старыми стволами, то тонкими светлыми побегами. Мир вокруг переворачивался так же стремительно и незаметно, как меняет форму облако, если долго на него смотреть. Здесь было лето, но руки и лицо обжигал зимний ветер. Север начал думать, что леший захотел просто поиграть с его разумом. Но, наконец, вдалеке показалось размазанное светлое марево — чей-то костер. Север направился туда и остановился шагах в десяти от полянки, укрытой густой вуалью высоченных берез. Ближе подойти не получалось, расстояние оставалось прежним, как бы он ни старался.
У костра на бревне сидела женщина, укутанная в плащ. Ее образ постоянно перетекал внутри себя, точно кто-то возил пальцем по краскам. Но Север и так сообразил, что смотрит на Ольву — дочь Лютомира. А вот младенец в ее руках был виден четко. Закутанный в одеяло маленький оборотень без конца лопотал что-то на своем беззубом и издавал смешные визгливые звуки, а женщина нежно шикала, уговаривая его замолчать.
— Не бойся, — голос раздался так близко и громко, что Севра передернуло.
Из высокой травы перед ним поднялся мужчина с охапкой веток. Север неосознанно протянул к нему руку, чтобы перехватить за локоть, но все снова переменилось, и он оказался вообще с другой стороны костра.
— Нас тут не услышат и не найдут, — сказал Герт. — Если что, я почувствую.
— Герт, — тихо обратилась женщина, когда охотник вернулся к костру и свалил хворост на землю. — Ты не отправишься в Явь со мной?
— Я бы хотел. Но Шорош и так рискует. Я еле уговорил его перевести тебя. Если еще и меня придется таскать, он точно передумает.
Охотник сел на бревно рядом с Ольвой и доложил в костер палок.
— А остаться в Яви я не могу. У меня семья. Извини, я только провожу тебя.
— Понимаю, — мрачно откликнулась женщина. — Мне просто страшно.
— Слышал в Яви сейчас спокойно. Тебе нечего бояться.
— Да что — я? Как ты вернешься в город? Тебя же убьют.
— Не думаю. Мои товарищи не настолько глупы, чтобы выполнять все прихоти Лютомира. Они понимают, что у меня есть жена и дети.
При этих словах Герт вдруг повернул голову и посмотрел прямо на стоявшего за деревьями Севра. Тот от неожиданности напрягся и, словно получив долгожданное приглашение подойти, дернулся в сторону отца.
Лес в очередной раз «поплыл», смешивая деревья, небо и траву в одну шевелящуюся размазню. И вот уже появилась другая полянка среди сосен, под которыми на хвойном ковре беззаботно плясали солнечные зайчики. Герт пятился, сжимая наготове длинный изогнутый меч. К нему безликой массой подступали два охотника. У низкорослого, плечистого мужчины в руках был топор. Его высокий и пружинистый товарищ целился в Герта из арбалета. Для всех на этой полянке стало очевидно, что дротик в самостреле был не с обычным снотворным, а с вечным.
— Зачем вам это? Просто отпустите меня. Мы переедем в деревню подальше, мы уедем в Явь, и Лютомир никогда не узнает.
— А если узнает? Нам и нашим родным конец. Мы не можем рисковать.
— Добрак, — Герт посмотрел в глаза мощного коротышки. — Тебе не страшны любые яды, Аркуз, ты с легкостью можешь запрыгнуть с земли в окно второго этажа.
— Ты что, спятил от страха? Кому ты это рассказываешь?
— Просто напоминаю вам, что вы сильные, способные охотники, а не мальчики на побегушках. Вы же… я чувствовал что так будет, но понадеялся на ваше благоразумие, на нашу дружбу. Я верил вам.
— Прости. Нам очень жаль. Мы позаботимся о твоей семье, — просто, как по шпаргалке, сказал высокий и спустил тетиву.
— Стойте! — Север кинулся к отцу. — Не надо! Хватит!
Сцена слилась в неясную гущу, в которой мелькнул меч, но звук удара так и не послышался, оставшись там, в чужих воспоминаниях. Полянка развеялась перед глазами, точно цветные пятна после того, как посмотрел на солнце.
Север сидел на снегу и смотрел на зимний лес. Сердце бешено стучало. Дыхание было отрывистым и поверхностным. Он расслабился и сделал глубокий вдох. Злость и волнение постепенно утихали, как всегда после ночного кошмара. Но хоть видение и выглядело как сон, Север не допускал ни малейших сомнений, что это действительно произошло.
Названные отцом имена охотников показались ему знакомыми. Аркуза он не знал лично, кажется, убил пересмешник, когда Север еще учился охотничьему делу. А второй был учителем в лагере, а потом его отстранили и выгнали из дружины, из-за того что он слишком налегал на явью выпивку и сгубил свой дар. Возможно, он еще жив. Но кому нужны раскаяния пьяницы — пустая и унизительная трата времени. Север утешал себя мыслью, что жизнь этого монстра скатилась в сточную канаву и закончится самым мучительным образом.
Перед глазами вдруг возник взгляд отца, там у костра. Впервые суровый и сильный охотник посмотрел в сторону немощного, трусливого сына с простым человеческим интересом, без требовательного ожидания и оценки. И пусть он на самом деле смотрел на лешего, что плохого, если Север растолкует видение по-своему? Кто запретит ему помнить об отце хоть что-нибудь хорошее? В конце концов, даже леший показал его с благородной стороны, а это что-то да значило.
О своей маме Север не решился спросить. Понимал что не выдержит. Он и так знал правду и боялся того, что мог увидеть. Из-за этого он почувствовал себя предателем, который снова отказался встретиться с мамой, пусть и чужими глазами.
Север вгрызся во второй пирожок, чтобы заесть им комок в горле. Потом глубоко вдохнул и только полностью успокоив свои эмоции, встал на ноги и побрел обратно.
***
Он настолько погрузился в себя, уставившись на тропинку, что заметив боковым зрением фигуру у стола беседки, словил микроиспуг и замер.
Влад ждал его, прислонившись спиной к краю стола.
— Не хотите поговорить об оборотнях?
— Блин, — выдохнул Север. — Боборотень. Забыл уже, как ты выглядишь. Ты чего тут забыл?
— Интересно было, как оно у тебя с лешим. Получилось?
Север покивал.
— Врана сказала, ты тоже это делал. Что ты видел?
— Маму и папу, но издалека и размыто. Я ведь их не знал толком. Но было интересно. А ты?
Север помедлил, но решил рассказать.
