её лицо казалось совершенно иным. В нём было что-то новое, неземное, но тут Аластор увидел и тень… не тень Вестании, как можно было ожидать, эта была ему незнакомой; над Никой повисла другая — тёмная, она, несомненно, завладела крылатой девушкой.
Асфодель повернул ручку трости и изъял из ножен клинок. Время словно остановилось для них, потому что даже Теренея не могла ничего сделать, никак отреагировать на происходящее, просто замерла в снегу и смотрела на эту жуткую сцену.
Ещё до того, как Ника успела вновь взмыть в воздух, Асфодель нанёс первый удар клинком. Сталь гладко рассекла кожу, минуя мускулы и кости, она отсекла Нике правую руку у самого предплечья, заставив её завопить от боли. Желая спастись от нападения, она вновь подпрыгнула в небо, но без руки сделать это стало ещё сложнее. Ника опять рухнула, теперь уже на алтарь, на одно мгновение загородив Вестанию своим крылом. Асфодель тотчас оказался рядом. Кем он был? Как мог совершать настолько стремительные движения? Опытный убийца, посланник смерти, вершащей её волю. Аластор вспомнил, как он учил мальчика обращаться с оружием. Может, ему самому было чему поучиться у Асфо?
Клинок с визгом рассёк воздух, и вторая рука скатилась по алтарю в снег. Теперь Ника не могла воспарить. Она попыталась развернуться, но уже была не в силах причинить ему вред или остановить его. Окрылённая муза смотрела на своего карателя, на беловолосого ребёнка, обернувшегося вдруг демоном мести для неё. В последней безнадёжной попытке спастись, она оттолкнулась ногами от плиты, чтобы взлететь, как в ту же секунду Асфодель занёс клинок над музой и отсек ей голову.
Окрылённое туловище оторвалось от земли всего на несколько метров. Сразу после чего, оно свалилось в снег позади алтаря и замерло без движений. Тени на ней Аластор больше не увидел. Ника умерла.
Некоторое время, может, около минуты, никто не шевелился. Асфодель так и замер с опущенным клинком в руках. Голову и Нику Аластор не видел, они лежали где-то за гранитной плитой. Теренея стояла на коленях и не переставала рыдать.
Тут Аластор бросился к алтарю, чтобы помочь Вестании, но в эту же секунду понял, что всё ещё находится на лугу среди белых цветов, возле маленькой лужи с чёрной водой, у которой стояла Персефона.
— Что это было? — спросил он изумлённо.
— Орфей показал тебе их. И отомстил за тебя, — изрекла смерть. — Теперь всё кончено.
Аластор заглянул в лужу. На её дне лежала Вестания с перерезанным горлом и не дышала.
— Ты не можешь так поступить… — выкрикнул он. — Она всё ещё умирает…
— Считай, что уже мертва, — отозвалась смерть. — Ты видишь её последнюю секунду, но здесь время идёт не так, как в мире живых. Там она мертва.
— Не делай этого! — закричал Аластор. — Ради чего всё это было?! Верни её!
— Я уже говорила, что это невозможно… Орфей исправил, что мог. Теперь она попадёт в Элизий…
— Пусть она будет жить! — он чувствовал, как от отчаянья в глазах закипают слёзы. — Смерть, прошу! Я сделаю всё, что ты скажешь! Только верни её к жизни…
— Зачем тебе это?! — разозлилась Персефона. — Ты уже отдал жизнь за одну из них. Дай умереть второй.
— Нет, потому что так не должно быть! — запротестовал он. — Прошу тебя, смерть… если в тебе есть жалость… если ты хоть когда-то любила, прошу…
Персефона отвернулась от него с презрением на лице, но Аластор не успокоился:
— Я готов на всё, только скажи, что мне сделать…
— Она уже моя. Моя жертва. — Упрямо ответила Персефона. — Скоро она и её тень вернутся сюда.
Тут Аластору на ум пришла новая мысль, он даже боялся произносить её вслух.
— Почему тебе так нужна Вестания? Ты же отпустила когда-то Эвридику… скажи честно, тебе нужна её тень?
Персефона посмотрела на него диким, разгневанным взглядом, в котором, однако, крылось столько печали и сожаления.
— Это он, так? Серый. — Догадался Аластор. — Это всё из-за него…
— Он пришёл в царство мёртвых из-за меня. — Произнесла она вдруг. — Это было очень давно, когда я ещё была молодой… всё было совсем не так, тени уже были, но совсем немного… И тогда я создала для него всё это… поля цветов. Мир, в котором можно жить в сладостном забвении, пить воду из Леты и не помнить прошлого… — она замолчала. — Когда он узнал, что всё это обман, он ушёл. Он был первым из тех, кто проник сквозь трещину и с тех пор не возвращался… просто бродил по миру, не помня ничего… Если она умрёт… он будет здесь… будет со мной опять.
Аластор слушал её и не мог поверить. Смерть стала выглядеть совсем слабой, лишённой хоть каких-либо сил, чтобы бороться дальше, чтобы творить своё предназначение.
— Тогда я уснула. — Сказала она. — Чтобы не помнить. Не думать. Не страдать.
— Персефона… — прошептал он. — Смерть… пожалуйста… ты же понимаешь меня… ты знаешь, как больно терять тех, кого любишь… спаси её сейчас. Она нужна сестре. Она мне нужна… я обещал ей, что вернусь… даже поклялся… не могу её подвести.
— Ты же уже мёртв. — Отрезала смерть. — Ты понимаешь, что ты никогда её не увидишь? Зачем тебе это? Просто знать, что она жива…
— Знать, что у неё целая жизнь впереди, — подхватил её Аластор. — что она будет счастлива, что будет смеяться, будет ещё любить… может, найдёт Океанию, но только не так… не так, как Ника. Наверняка, будет ещё одна дорога… прошу тебя… — Он подошёл к ней совсем близко. — Прошу тебя, смерть…
Персефона стояла, потупив глаза в зелёную траву, в которой цвели белоснежные головки асфоделей. Она была несчастна. Точно так же, как и все они в Аиде, за чертой смерти. Как можно променять жизнь на то, что было здесь? И всё же он это сделал… но не мог позволить Вестании поступить также.
— Есть последнее средство. Но это самое ужасное, что может существовать во всех мирах. — Сказала она. — Не так, как с Асфоделем. Всё будет хуже.
— Я согласен. — Произнёс он.
— Ты же не знаешь, на что идёшь, — сказала Персефона. — Это будет сроком в вечность. И назад дороги не будет.
— Я согласен. — Повторил Аластор. — Ты же любишь его… ты знаешь, что это… я буду согласен на всё, что ты скажешь… не нужно продолжать.
Смерть тяжело вздохнула. Её необыкновенные глаза стали такими грустными, будто тоже полнились слезами, пусть Аластор и не верил, что Персефона могла вот так заплакать при нём.
Она вдруг взяла его за руку, перевернула её ладонью кверху,
