Эти силы вел вперед Бренор. В своих воспоминаниях он снова возвращался к Трону Дворфских Богов, который будто служил вратами к давно забытому ритуалу. Ритуалу марша. Шепот Думатона подсказал слова его губам, и хриплый голос короля подхватил их, произнося вслух.
Песню пели все, девять тысяч голосов вторили каденции восемнадцати тысяч сапог.
Они грохотали, не прекращая движения, земля сотрясалась под их тяжелой поступью. Но воины не уставали. И это была магия, волшебство, идущее из самого сердца дворфского народа.
Оно помогало раскрыть в себе самое лучшее.
Армия миновала мили, уходя прочь от Форспика, вдоль южного хребта Долины Хранителя. Только здесь они налетели на отряд бегущих орков. Одну группу тех, кто некогда осаждал Митрил-Халл, но не вступил в битву за Мост Сарубрин.
Девять тысяч дворфов, вооруженные и защищенные лучшим снаряжением из адамантина имифрила, созданным в кузнях трех дворфских цитаделей, ведомые и ведущие борьбу во имя трех королей, при поддержке трех сотен эльфийских лучников, принявшие в свою армию Дзирта До’Урдена и Кэтти-бри, навалились на орков.
Столкнувшись с силами, превосходившими их более чем пять к одному, слишком внезапнозастигнутые врасплох армией, шедшими от Сарубрина, отряд Многих Стрел не мог сражаться. Их ряды дрогнули и разбежались в самом начале боя. Они бросились во всех направлениях, в основном несясь обратно на север.
Дзирт и эльфы Синафейн преследовали их на каждом шагу, убивая точными выстрелами.
Но дворфы не теряли на это времени.
Отвечая на призыв Бренора, они полностью поменяли курс, совершая следующий “прыжок”, и, распевая песню, двинулись обратно к реке, а затем, перейдя через мост, устремились на восточные земли Ледяной Долины, к монстрам, окружившим Цитадель Фелбарр.
Они в мельчайших подробностях знали расположение сил противника. Драконы и их всадники разведали это до начала марша, а теперь бренора и его сородичей вели сообщения эльфийских разведчиков и гадания Кэтти-бри.
Ни одна армия, уж тем более, ни одна армия коротконогих дворфов, не двигалась с такой скоростью и точностью на памяти людей и эльфов.
И орков.
— Я устаю чуть больше, чем ты, — сказал Дзирт Бренору на одной из редких стоянок. — Мне нужен Андахор, чтобы поспевать за твоими парнями.
— Пой, как дворф, эльф, — съязвил Бренор.
— Бахаха, у него для этого легкие мелковаты! — крикнул Удар Бунгало, сидевший рядом, вместе с генералом Дагнабет и королем Коннерадом.
Дзирт засмеялся над его добродушным подшучиванием.
— Я не могу понять слов, которые вы произносите, — ответил он, и все дворфы залились смехом.
— Пятьдесят миль и бой перед ужином, — сказал Бренор. Дзирт знал, что это — одна из строчек дворфской песни. Точная строчка.
— Я знаю, почему Морадин повелел мне вернуться, — тихо прошептал Бренор, чтобы лишь Дзирт и Кэтти-бри могли его расслышать.
— Миликrи, ты хотел сказать, — поправил Дзирт.
— Морадин использовал её, — не согласился Бренор. — О, да. Я должен был защищать её интересы и сохранить её тощую задницу. Но есть еще кое-что. Я видел это, и все еще вижу в своей голове. Думатон шепчет мне, Клангендин дает силы моим рукам, — он замолчал и согнул руку, показывая свой внушительный бицепс.
— А Морадин, — угрюмо буркнул он. — Да, Морадин… он смеется, даже не сомневайтесь. Грумш послал нам Обальда несколько десятилетий назад, а Морадин теперь загоняет собак туда, где им самое место.
— Мы очистим Ледяную Долину, — сказал Дзирт.
— Ага, все земли от Редрана до Адбара будут свободны от крупных отрядов орков в течение нескольких дней.
— А потом?
— Вернемся назад через Сарубрин, — мрачно сказал Бренор и внимательнее посмотрел на северо-запад и юго-запад, где лежал Мост Сарубрин.
Дзирт знал, где находятся мысли друга, знал, куда он смотрит. Дворфы получили огромное преимущество. Они не должны беспокоиться о собственных флангах или цитаделях, оставшихся без охраны, ибо даже если Хартаск повернет всю свою огромную южную армию, он никогда несможет поймать их. Он никогда не проникнет в Митрил-Халл, Цитадель Фелбарр или Цитадель Адбар.
— Ритуал марша, — кивая, сказал следопыт.
— Шепот Думатона, — подмигивая, ответил Бренор.
— Пятьдесят миль и бой перед ужином, — пропела Кэтти-бри, подражая дворфскому акценту. — Хорошо, что с нами нет Реджиса!
Лето пришло в Серебряные Пустоши, но здесь, на северных склонах Форспика, Доум’вилль чувствовала все что угодно, кроме тепла. Низкие тучи собрались над её головой, угрожая снова сбросить на девушку холодный мокрый снег, пронизывающий до костей. Без крыши над головой ей стоило развернуться и быстро спуститься ниже линии снегов.
Но она не могла.
Кхазид’хи не позволил бы сделать этого.
Дыхание облачком вырывалось перед ней. Доум’вилль плелась вперед, её ноги выскальзывали из-под неё, оставляя несчастную и мокрую эльфийка барахтаться в тающем снегу, больше всего боясь что случайно вызванный оползень вот-вот накроет её.
Но ничего не происходило, и добравшись до нового скалистого выступа, она, наконец, увидела свою цель.
Там, перед ней, лежало разорванное и поломанные тело Аурбанграсса. Дракон был залит собственной кровью, его белые чешуйки окрасились в красный цвет. Он валялся в окружении алого снега и грязи.
Она пыталась расчистить широкий кусок этой грязной земли, но лишь до тех пор, пока не увидела меньшую фигуру, лежавшую неподалеку.
И девушка побежала по мешанине из снега, крови и грязи, скользя и падая, но вставая, впиваясь ногтями в землю, карабкаясь вперед и на каждом шагу выкрикивая “Отец!”.
Доум’вилль добралась до истерзанного тела отца, отчаянно пытаясь прикоснуться к нему.
Но дыхание Аурбанграсса полностью накрыло несчастного дроу, и лед покрывал тело целиком.
Доум’вилль тщетно царапала ледяную поверхность, сдирая пальцы в кровь, но, наконец, повалилась назад, принимая сидячее положение, задыхаясь и борясь со слезами.
Она знала, что Тос’ун совершенно точно мертв. Меч сказал ей это и даже показал картину его смерти. Но теперь, когда она сидела тут, перед его телом, это стало реальным для неё, как и жуткие последствия.
Она не могла вернуться в Мензоберранзан. Она не могла вернуться к своей матери и её клану. Ей было некуда идти. Как и не было надежды остаться в живых здесь.
Толчок боли ножом пронзил девушку, и она втянула воздух, прекращая плакать и отметая свою растерянность. Доум’вилль посмотрела вниз, на источник боли. На свой разумный меч.
