— Я понимаю, Коннер хотел продемонстрировать, что пойдет на все. — Я остановился, чтобы Мотт сделал то же самое и посмотрел на меня. Понизив голос, я спросил: — Те два мальчика, которые не подойдут на роль принца, тоже будут убиты?
Мотт положил руку мне на плечо и подтолкнул меня вперед.
— План необходимо хранить в тайне. Просто представь, что в конце концов выбрали тебя, Сейдж.
Эррол ждал на скамеечке у двери в мою комнату. Мотт попросил его отвести меня в спальню и помочь мне переодеться для сна.
— Мне не нужно помогать переодеться, — сказал я обоим. — Я давным-давно постиг тайну застегивания пуговиц.
— Помоги ему, — повторил Мотт.
Эррол посмотрел на меня, взглядом умоляя подчиниться приказу, чтобы ему не досталось от Мотта. Я демонстративно вздохнул, чтобы Мотт видел мое раздражение, затем кивнул Эрролу:
— Хорошо. Давай покончим с этим.
Мотт остался ждать снаружи. Эррол закрыл дверь и начал копаться в ящиках шкафа, пока я осматривал комнату. Миссис Табелди могла бы поместить всех мальчиков своего приюта в комнату такого размера, и было странно видеть здесь всего три кровати. Резким контрастом ко всему, к чему я привык в приюте, были толстые матрасы и теплые одеяла. Возле каждой кровати стоял небольшой шкаф, а посреди комнаты, у камина, — письменный стол. Мне в голову пришла мысль, что я, быть может, никогда не буду жить так, как жил в приюте. Если бы только цена за эту новую жизнь была не столь высока.
— Которая из кроватей моя? — спросил я.
Эррол указал на кровать в дальнем углу:
— Вот эта.
— Мне нравился та, у окна.
— Та предназначена для мастера Родена.
— Мастера Родена?
— Да, сэр, — сказал Эррол без тени сарказма.
— Ну, мастер Роден может спать на моей кровати. Я лягу здесь, у окна.
— Мастер Роден уже знает, что это его кровать.
Я снял покрывало с кровати и плюнул на подушку.
— Расскажешь ему, что я сделал. Если захочет, будет спать на моем плевке.
Эррол усмехнулся:
— Да, сэр. Вы готовы переодеться?
Я поднял руки, чтобы Эррол мог сделать свою работу. Он делал все быстро и бесшумно, что еще больше смущало меня.
— Эррол, когда мы ели, там была служанка. Примерно моего возраста, темные волосы, темные глаза.
— Ее зовут Имоджен, сэр. Она здесь около года.
— Как она сюда попала?
— Коннер взимает ренту с ее семьи. Они увязли в долгах. Коннер предложил Имоджен отработать долг, хотя долг так велик, что ей вряд ли это удастся.
— Почему именно ей?
— Мы все считаем, что это месть. Мать Имоджен — вдова. Коннер сватался к ней много лет назад, но она отказала. Некоторые решили, что он привез Имоджен, чтобы жениться, когда она достигнет необходимого возраста, но он быстро потерял к ней интерес и отослал служить на кухню.
— Почему?
— Она немая, сэр. И не особенно красива. Она выполняет свои обязанности, но ей никогда не стать чем-то большим, чем прислуга. Вот и все, вы переодеты.
Я расхохотался при виде одежды для сна. Может, я слишком привык спать в своей одежде, но я чувствовал себя слишком нарядным.
— Что это? — спросил я, указывая на верхнее одеяние.
— Халат. Вы снимете его перед тем, как лечь в постель.
— Но я уже готов это сделать. Я в трех шагах от кровати.
Эррол снова улыбнулся. Что-то во мне его забавляло. И меня это злило.
— Хотите, чтобы я снял с вас халат?
— Нет. Я сам. — Я чуть ногой не топнул с досады.
— Я могу еще что-нибудь сделать для вас?
— Где одежда, в которой я приехал?
— Я сохранил ее. Она в стирке.
— Она не нуждалась в стирке.
Эррол кашлянул.
— Уверяю вас, нуждалась, но в остальном она останется такой, как была. — Он принялся складывать одежду, которую я только что снял. — Когда старые вещи займут место в вашем шкафу, я получу что-нибудь взамен?
Если он надеялся получить награду прямо сейчас, я должен был его разочаровать. Я коротко кивнул.
— Когда будет в шкафу — получишь. Теперь можешь идти, Эррол. Скажи остальным, когда они придут, вести себя потише, потому что я буду спать.
Эррол закрыл дверцы моего гардероба. Я поймал на себе взгляд Мотта, когда Эррол выходил из комнаты, но когда он закрыл за собой дверь, я наконец-то остался один.
Я открыл окно, намереваясь выбраться наружу, но остановился — в лицо мне повеяло вечерней прохладой. Разные эмоции сменяли друг друга, как набегающие волны. План Коннера оказался страшнее, чем я подозревал, и несмотря на то, что сказал Мотт, я не чувствовал себя готовым к такому испытанию. Я смотрел в ночную тьму и думал о том, сколько времени мне потребуется, чтобы добежать до границы владений Коннера. Вдали виднелась река, которая могла стать препятствием для погони. Я мог идти всю ночь и дальше сколько потребуется, до самой Авении, где ждет меня свобода.
Но я не мог этого сделать. Теперь я знал тайну Коннера, а значит, он ни за что не выпустит меня отсюда. Я оказался в ловушке. И выбор был очевиден: стать принцем — или он убьет меня.
На следующее утро я открыл глаза раньше, чем слуги пришли будить нас. Мягкий утренний свет падал через окно под небольшим углом, значит, было совсем раннее утро. Я несколько секунд лежал в постели, привыкая к незнакомому ощущению тепла и уюта. Потом вспомнил, в какую странную игру оказался замешан. И от этого воспоминания меня прошибло холодным потом. Я резко сел на кровати, бессмысленно осматривая комнату.
— Ты тоже не спишь? — тихо спросил Роден.
— Не спится уже.
— Я вообще почти не спал. — Он помолчал, потом спросил: — Как ты думаешь, что станет с теми, кого Коннер не выберет?
Ни одному из нас не хотелось думать, что среди тех, кого Коннер не выберет, окажется он сам. Я медленно выдохнул и сказал:
— Ты знаешь ответ.
Роден помолчал, словно разочарованный ответом. Можно было подумать, он надеялся, что я предложу вариант получше.
— Самое печальное, что когда нас не станет, некому будет о нас горевать. Ни семьи, ни друзей, никого…
— Тем лучше, — сказал я. — Мне приятнее думать, что моя смерть никому не причинит боли.
— Если не можешь причинить никому боли, значит, ты и радости никому не доставишь. — Роден сцепил руки за головой и уставился в потолок. — Мы все трое — пустое место, Сейдж. Я должен был уйти из приюта еще несколько месяцев назад, но не мог, потому что мне некуда было идти. Я не обучен грамоте и ничего не умею толком делать, а это значит, я ни на что не гожусь. Как бы я заработал на жизнь?
— Тобиас смог бы прожить, — сказал я. — Он мог бы работать в лавке, а потом и сам мог бы торговать. Ему бы наверняка удалось.
— А какие у тебя были планы? — спросил Роден.
Я пожал плечами.
— Все, что мне было нужно, — дожить до следующей недели. — Мне вдруг стало смешно, и я по-дурацки хихикнул. — А теперь вот надо пережить сразу две недели.
— Коннер должен выбрать меня, — сказал Роден. — Я не про то, чтобы стать королем и все такое, — понятно, что вся власть будет у Коннера. Но для меня это единственный шанс. Я знаю, это звучит жестоко, ведь можно лишь догадываться, что тогда будет с тобой и Тобиасом, но для меня это так. Помнишь тот день, когда ты чуть не сбежал из повозки?
— Да.
— Хотел бы я, чтобы ты это сделал. И если в ближайшие две недели тебе представится шанс сбежать, думаю, ты должен им воспользоваться.
— Рад это слышать. — О, если бы все было так просто!
— Говорили бы еще погромче, может, тогда удастся разбудить всю прислугу, — простонал Тобиас.
— Тише, — сказал я. — Как только они поймут, что мы проснулись, они войдут сюда.
Тобиас приподнялся на локте.
— Вы с Роденом столько времени трепались, а теперь, с ходу, требуете, чтобы я замолчал?
— Потише, ты, — сказал Роден.
Тобиас снова лег.
— Интересно, что Коннер запланировал для нас на сегодня.
— За две недели мы должны узнать то, что должен был знать принц Джерон, — сказал Роден. — Может, у нас сейчас последняя возможность немного расслабиться.
— А ведь план как раз неплохой, — заметил Тобиас. — Коннер прав. Это, наверное, единственная возможность спасти Картию.
— Это оскорбление памяти настоящего принца, — сказал я. — Когда обман раскроется — а все мы знаем, это рано или поздно произойдет, — то, что мы сделали, будет расцениваться как измена. Чтобы сирота из приюта занял место принца! Кем мы себя возомнили?
— Успокойся, — прервал меня Тобиас. — Кто сказал, что однажды все раскроется? Коннер будет рядом, чтобы направлять нас. Он ведь тоже пострадает, если все раскроется.
— Никто из нас не похож на настоящего принца, — продолжал я. — Не говоря уже о том, что двух недель недостаточно, чтобы научиться всему, что принц должен знать, и неважно, будет Коннер рядом или нет. Если мы трое объединимся, они не смогут заставить нас сделать это.