Я начал вести дневник. Для этого Ведьмак дал мне еще одну книжечку и велел записывать все, что со мной происходит, чтобы в будущем я мог опираться на собственный опыт. Я не делал записи каждый день: иногда слишком уставал, а иногда у меня болело запястье после дневных уроков – я слишком много и быстро писал.
Прошел месяц моего обучения, и однажды утром за завтраком учитель спросил:
– Ну, что скажешь, парень?
Я решил, что он говорит о завтраке. Может, вместо подгоревшего бекона будет второе блюдо? Поэтому я лишь пожал плечами: мне не хотелось обижать домового, который, скорее всего, нас слышал.
– Наше ремесло очень трудное, и если ты решишь больше им не заниматься, я тебя пойму и не буду осуждать, – сказал он. – Первый месяц обучения подошел к концу, и у тебя, как у каждого из моих учеников в свое время, есть возможность вернуться домой и хорошо подумать над тем, стоит ли игра свеч. Что скажешь?
Я сделал над собой усилие, чтобы не выглядеть слишком радостным, но не смог сдержать улыбку. Чем шире я улыбался, тем мрачнее становился Ведьмак. Мне показалось, будто он хотел, чтобы я остался, но я не мог дождаться минуты, когда вновь увижу свою семью и отведаю маминой еды.
Уже через час я покинул дом Ведьмака.
– Ты храбрый парень, да к тому же умный, – сказал он, провожая меня за ворота. – Ты прошел мои испытания, поэтому передай отцу, что, если решишь продолжить обучение, я приду осенью за десятью гинеями. Ты был бы прекрасным учеником, но решать тебе, парень. Если ты не вернешься сюда, я буду знать, что ты не захотел идти этим путем. Если все-таки решишься, жду тебя в течение недели, и начнем пятилетнюю учебу. Я передам тебе все знания, какие у меня есть.
Я отправился домой с легким сердцем. Ведьмак поставил меня перед выбором – остаться с ним или уйти, и уже в тот момент я знал, что никогда не вернусь сюда. Он занимался поистине ужасным ремеслом, оно было невероятно опасным и обрекало на одиночество. Никому не было дела до того, жив ты или мертв. Люди хотели лишь избавиться от сущностей, которые мешали им жить, и им было совершенно неважно, чего это тебе стоит. Как-то учитель рассказывал, что однажды его чуть не убил домовой, который в мгновение ока превратился из стукача в пращника и пытался размозжить Ведьмаку голову огромным камнем.
Учителю еще не заплатили за месяц моего обучения – он придет за деньгами только весной, а до нее еще так далеко! Когда я шел домой, то подумал, что совсем не прочь стать фермером.
Путь домой был неблизкий – он занял целых два дня, поэтому у меня было достаточно времени поразмыслить. Я вспоминал о том, как скучно мне жилось на ферме. Смогу ли я провести там остаток своих дней?
Потом я подумал, как сильно расстроится мама, узнав о моем решении вернуться домой. Она всегда мечтала, чтобы я стал учеником Ведьмака и занимался его ремеслом.
К вечеру я увидел, что запасы сыра, который учитель дал мне с собой, подошли к концу. На следующий день я остановился лишь раз, чтобы помыть ноги в ручье, и пришел домой прямо перед вечерней дойкой коров.
Отворив калитку, во дворе я увидел отца, шедшего в сторону сарая. При виде меня его лицо озарила радостная улыбка. Я решил помочь ему с дойкой, чтобы мы могли спокойно обо всем поговорить, но он посоветовал мне сначала пойти к матери:
– Она так скучала по тебе, сынок. Как же она будет рада тебя видеть!
Отец похлопал меня по спине и пошел доить коров. Не успел я сделать и полдюжины шагов, как увидел Джека, выходящего из амбара.
– Почему ты так рано вернулся? – спросил он холодно. Мне показалось, что брат был мне совсем не рад: он попытался улыбнуться, но это было больше похоже на усмешку.
– Ведьмак разрешил мне навестить родных и подумать, хочу ли я продолжать обучение.
– И что ты решил?
– Сначала я поговорю об этом с мамой.
– А потом, как всегда, сделаешь по-своему.
Теперь я уже не сомневался в том, что Джек подсмеивается надо мной. Почему он мне не рад? Должно быть, в мое отсутствие что-то произошло. Неужели он не хотел, чтобы я вернулся?
– Не могу поверить, что ты осмелился взять трутницу отца, – проворчал Джек.
– Он сам мне ее дал, – ответил я.
– Он предложил ее тебе из вежливости, это совсем не значит, что ее нужно было брать. Ты всегда думаешь только о себе! Подумал бы об отце – ему она была так дорога.
Я ничего не ответил, потому что не хотел начинать ссору. Брат был не прав – без сомнения, отец хотел, чтобы трутница хранилась у меня.
– Раз уж я здесь, то буду теперь вам помогать, – попробовал я сменить тему.
– Если хочешь быть полезным, то иди и покорми свиней! – крикнул Джек и зашагал прочь. Это занятие никто из нас не любил. Волосатые и вонючие свиньи всегда такие голодные, что спиной к ним лучше не поворачиваться.
Несмотря на неприязнь Джека, я все равно был рад вернуться к семье. Я посмотрел в сторону дома – мамины кусты роз закрывали почти всю заднюю стену. Они росли хорошо даже на северной стороне. Сейчас бутоны только начинали распускаться, но к середине июня вся стена будет усыпана красными цветками.
Задняя дверь всегда плохо открывалась, потому что однажды в нее ударила молния. Дверь сгорела, и ее пришлось заменить, но проем слегка перекосило. Я с трудом смог ее открыть, и, войдя в комнату, сразу увидел маму, которая улыбалась мне лучезарной улыбкой.
Она сидела в старом кресле-качалке в дальнем углу кухни, где всегда царил полумрак, так как туда не проникал солнечный свет. От яркого света у мамы болели глаза, поэтому она больше любила зиму, а не лето и предпочитала ночную темноту дневному пеклу.
Мама была очень рада меня видеть, и сначала я решил не говорить ей, что вернулся домой насовсем. Я старался выглядеть бодрым и счастливым, но, увы, мама заметила, что меня что-то беспокоит – мне никогда не удавалось что-либо от нее скрыть.
– Что случилось? – спросила она.
Я пожал плечами и попытался улыбнуться, но, кажется, даже мой брат умел лучше скрывать свои чувства.
– Ты можешь все мне рассказать, – сказала мама. – Не держи это в себе.
Я долго молчал, пытаясь подобрать нужные слова. Мама раскачивалась в кресле все медленнее, пока вовсе не остановилась – это всегда был плохой знак.
– Я прошел все испытания мистера Грегори и теперь должен решить, продолжать заниматься его ремеслом или нет. Мам, но мне так одиноко, – признался я. – Это еще хуже, чем я ожидал. У меня нет друзей и не с кем даже поговорить. Я бы хотел остаться дома и работать на ферме.
Я собирался напомнить ей, как счастливо мы жили все вместе, когда братья еще не уехали, но промолчал – я знал, что мама по ним сильно тоскует. Я надеялся, что она мне посочувствует, но ошибся.
Мама долго молчала, прежде чем заговорить, и я даже слышал, как Элли, тихо напевая, подметает пол в соседней комнате.
– Тебе одиноко? – спросила она, но в ее голосе было больше злости, чем сочувствия. – Как тебе может быть одиноко? У тебя же есть ты, разве не так? Если ты потеряешь себя, то тогда тебе точно станет одиноко. Перестань жаловаться! Ты уже почти взрослый мужчина, а мужчина должен работать. С древних времен мужчины делали то, что им не очень-то по душе. Чем же ты лучше их? Ты седьмой сын седьмого сына, и должен выполнить свое предназначение.
– Но у мистера Грегори были и другие ученики, – сказал я, не подумав. – Любой из них может вернуться и охранять Графство от нечисти. Почему это должен быть именно я?
– Он учил многих, но лишь немногие были достойны этого, – возразила мама. – Его ученики были слабаками или калеками. Они сошли с правильного пути и берут деньги ни за что. Остался только ты, сынок. Ты – последняя надежда Графства. Кто-то должен противостоять силам тьмы, и только ты способен на это.
Она снова начала раскачиваться в кресле.
– Я рада, что мы поговорили и все выяснили. Будешь ждать ужина или поешь, как только все будет готово? – спросила мама.
– Я весь день ничего не ел, мам, даже не завтракал.
– На ужин рагу из кролика. Это должно тебя немного взбодрить.
Я сел за стол, чувствуя небывалую грусть, а мама суетилась у печки. Рагу из кролика пахло так восхитительно, что у меня даже слюнки потекли. Никто не готовил лучше мамы, и только ради этого ужина стоило вернуться домой.
Мама с улыбкой поставила передо мной тарелку с горячим рагу и сказала:
– Пойду приготовлю твою комнату. Можешь погостить у нас несколько дней.
Я пробормотал «спасибо» и тут же принялся за еду. Как только мама ушла наверх, в кухню вошла Элли.
– Я очень рада, что ты вернулся, Том, – сказала она с улыбкой. Посмотрев на мою полную тарелку, Элли намазала маслом три ломтя хлеба и дала мне, а затем села напротив. Я мигом все съел, собрав хлебом остатки подливки в тарелке.
– Ну что, тебе уже лучше?
Я кивнул и изобразил слабое подобие улыбки, но это не сработало – Элли нахмурилась.
– Я случайно услышала ваш разговор с мамой, – сказала она. – Мне кажется, все не так плохо. Тебе тяжело, потому что эта работа новая и необычная, но скоро ты привыкнешь. К тому же тебе не обязательно сейчас же туда возвращаться. Побудешь дома несколько дней, развеешься. Помни, что мы всегда будем тебе рады, даже когда ферма перейдет к Джеку.
