– Посмотрим, – процедил он и, наклонившись, направился к фонтану.
– Убью. Убью. Убью.
– Увидим!
– Вереена!!!
Нивеллен, наклонив голову, обеими руками вцепившись в дверную коробку, выполз из дома. Покачиваясь, двинулся к фонтану, неуверенно размахивая лапами. Полы куртки были заляпаны кровью.
– Вереена! – снова рявкнул он.
Брукса резко повернула голову. Геральт, занеся меч для удара, прыгнул к ней, но она среагировала гораздо быстрее. Резкий вопль – и очередная волна сбила ведьмака с ног. Он рухнул навзничь, пополз по гравию дорожки. Брукса выгнулась, напружинилась для прыжка, клыки у нее заблестели разбойничьими стилетами. Нивеллен, раскинув лапы, как медведь, пытался ее схватить, но она рявкнула ему прямо в морду, откинув на несколько сажен к деревянным лесам у стены, которые тут же с диким треском сломались, похоронив его под кучей досок.
Геральт, уже вскочив, мчался полукругом, обходя двор, стараясь отвлечь внимание бруксы от Нивеллена. Брукса, шурша белым платьем, неслась прямо на него, легко, как бабочка, едва касаясь земли. Она уже не вопила и не пыталась трансформироваться. Ведьмак знал, что она устала. Но знал и то, что, даже уставшая, она по-прежнему смертельно опасна. За спиной Геральта Нивеллен, рыча, ворочался под досками. Геральт отскочил влево, завертел мечом, дезориентируя бруксу. Она двинулась к нему, белая, страшная, растрепанная. Он недооценил ее – она снова завопила. Он не успел сотворить Знак, отлетел назад, ударился спиной о стену, боль в позвоночнике пронзила ведьмака, парализовала руки, подсекла колени. Он упал на четвереньки. Брукса, певуче воя, прыгнула к нему.
– Вереена!!! – рявкнул Нивеллен.
Она обернулась. И тогда Нивеллен с размаху вонзил ей между грудей обломанный острый конец трехметровой жерди. Она не крикнула. Только вздохнула. Ведьмак, слыша этот звук, задрожал. Так они и стояли – Нивеллен на широко расставленных ногах, обеими руками державший жердь, конец которой он зажал под мышкой, и брукса, словно белая бабочка на шпильке, на другом конце жерди, тоже ухватившаяся за нее обеими руками.
Брукса душераздирающе охнула и вдруг сильно нажала на жердь. Геральт увидел, как на ее спине, на белом платье расцвело красное пятно, из которого в потоке крови мерзко и странно вылезает обломанный острый конец. Нивеллен крикнул, сделал шаг назад, потом второй и начал быстро пятиться, но не отпускал жерди, таща за собой пробитую навылет бруксу. Еще шаг – и он уперся спиной в стену. Конец жерди, который он держал под мышкой, скрипнул о кирпичи.
Брукса медленно, как-то даже нежно, передвинула маленькие ладони вдоль жерди, вытянула руки на всю длину, сильно ухватилась за жердь и нажала снова. Уже почти метр окровавленного дерева торчал у нее из спины. Глаза были широко раскрыты, голова откинута назад. Вздохи стали чаще, ритмичнее, переходя в стон.
Геральт встал, но, зачарованный тем, что видит, по-прежнему не мог ни на что решиться. И тут услышал слова, гудящие внутри черепа, словно под сводом холодного и мокрого подвала.
– Мой. Или ничей. Люблю тебя. Люблю.
Снова страшный, прерывистый, захлебывающийся кровью вздох. Брукса рванулась, передвинулась вдоль жерди, протянула руки. Нивеллен отчаянно зарычал, не отпуская жерди, пытаясь отодвинуть бруксу как можно дальше. Напрасно. Она еще больше переместилась вперед, схватила его за голову. Он пронзительно взвыл, замотал косматой головой. Брукса подтянулась еще ближе, наклонила голову к горлу Нивеллена. Клыки сверкнули ослепительной белизной.
Геральт прыгнул. Прыгнул, как высвобожденная пружина. Каждое движение, каждый шаг, которые следовало теперь сделать, были его натурой, были заучены, неотвратимы, автоматичны и смертельно верны. Три быстрых шага. Третий, как сотни подобных шагов до того, кончился на левой ноге могучим, решительным движением. Поворот туловища, резкий, с размаху удар. Он увидел ее глаза. Ничто уже не могло измениться. Услышал ее голос.
Впустую. Он крикнул, чтоб заглушить слово, которое она повторяла.
Напрасно. Он рубанул.
Рубанул уверенно, как сотни раз до того, серединой лезвия, и тут же, не сбавляя ритма, сделал четвертый шаг и полуоборот. Клинок, в конце полуоборота уже освободившийся, двинулся следом за ним, сверкая, увлекая за собой шлейф красных капель. Волосы цвета воронова крыла заволновались, развеваясь, плыли в воздухе, плыли, плыли, плыли… Голова упала на гравий.
Чудовищ все меньше?
А я? Кто такой я?
Кто кричит? Птицы?
Женщина в кожухе и голубом платье?
Роза из Назаира?
Как тихо!
Как пусто. Какая пустота.
Во мне.
Нивеллен, свернувшись клубком, сотрясаемый спазмами и дрожью, лежал у стены дома в крапиве, обхватив голову руками.
– Встань, – сказал ведьмак.
Молодой, красивый, крепко сложенный мужчина с белой кожей, лежавший у стены, поднял голову, осмотрелся невидящим взглядом. Протер глаза пальцами. Взглянул на свои руки. Ощупал лицо. Тихо застонал, сунул палец в рот, долго водил им по деснам. Снова схватился за лицо и снова застонал, коснувшись четырех кровоточащих вспухших полос на щеках. Охнул, потом засмеялся.
– Геральт! Как это? Как это… Геральт!
– Встань, Нивеллен. Встань и иди. У меня во вьюках лекарства, они нужны нам обоим.
– Я уже… не… Нет? Геральт? Как это?
Ведьмак помог ему встать, стараясь не глядеть на маленькие, белые, словно прозрачные руки, стиснутые на жерди, торчащей между маленькими грудками, облепленными мокрой красной тканью. Нивеллен застонал снова.
– Вереена…
– Не смотри. Идем.
Они пересекли двор, прошли мимо куста голубых роз, поддерживая друг друга. Нивеллен не переставал ощупывать лицо свободной рукой.
– Невероятно, Геральт. Через столько лет! Неужели это возможно?
– В каждой сказке есть крупица истины, – тихо сказал ведьмак. – Любовь и кровь. В них могучая сила. Маги и ученые не первый год ломают себе над этим головы, но поняли только одно…
– Что, Геральт, что?
– Любовь должна быть истинной.
– Фальвик, граф Мойон. А это рыцарь Тайлес из Дорндаля.
Геральт небрежно поклонился, глядя на рыцарей. Оба были в латах и карминовых плащах со знаком Белой Розы на левом плече. Это его немного удивило: в округе, как он знал, не было ни одной командории этого ордена. Нэннеке, казалось, свободно и беззаботно улыбнулась, заметив его удивление.
– Благородные господа, – сказала она вскользь, удобнее устраиваясь на своем похожем на трон кресле, – пребывают на службе у владельца здешних земель, дюка Эреварда.
– Князя, – подчеркнуто поправил Тайлес, младший из рыцарей, вперившись в жрицу взглядом ясных голубых глаз, в которых стояла неприязнь. – Князя Эреварда.
– Не будем вдаваться в детали, – усмехнулась Нэннеке. – В мои времена князьями именовали только тех, у кого в жилах текла королевская кровь, сегодня, похоже, это уже не имеет значения. Итак, этих господ я тебе представила, теперь объясню цель визита рыцарей Белой Розы в мою скромную обитель. Тебе следует знать, Геральт, что Капитул пытается получить от Эреварда земельные наделы для ордена, поэтому многие рыцари Розы поступили на службу к князю. А много здешних, как, например, Тайлес, присягнули ему и приняли красный плащ, который, кстати, ему так к лицу.
– Такая честь, – ведьмак поклонился, так же небрежно, как и раньше.
– Не думаю, – холодно проговорила жрица. – Они приехали не для того, чтобы оказать тебе честь. А совсем даже наоборот. Они требуют, чтобы ты как можно скорее убрался отсюда. Говоря кратко и по сути, они намерены тебя выгнать. Ты считаешь это честью? Я – нет. Я считаю это оскорблением.
– Думается, благородные рыцари трудились напрасно, – пожал плечами Геральт, – Я не собираюсь здесь поселяться. Уеду сам, к тому же вскоре, и нет нужды меня торопить и… подталкивать.
– Вскоре? Немедленно! – буркнул Тайлес. – Сей же момент! Князь приказывает…
– На территории этого храма приказываю я, – прервала Нэннеке холодным, властным тоном. – Я обычно стремлюсь к тому, чтобы мои распоряжения не вступали в чрезмерное противоречие с политикой Эреварда. Если, конечно, его политика достаточно логична и понятна. В данном конкретном случае она иррациональна, поэтому я не собираюсь воспринимать ее серьезнее, нежели она того заслуживает. Геральт из Ривии мой гость, господа. Его пребывание в моем храме мне приятно. Поэтому Геральт из Ривии останется в моем храме до тех пор, пока ему этого хочется.
– Ты имеешь наглость противиться князю, женщина? – крикнул Тайлес, откидывая на руку плащ и демонстрируя во всей красе рифленый, украшенный латунью нагрудник. – Ты осмеливаешься подрывать авторитет власти?
– Тише, тише, – сказала Нэннеке и прищурилась. – Сбавь тон. Следи за тем, что говоришь и с кем говоришь.
