Река закружилась в водовороте, забулькала – и вновь потекла спокойно.
Абхорсен долго глядел на Врата, затем вздохнул, убрал колокольчик обратно в бандольер и перевел взгляд на младенца. Девочка смотрела на него темными, точь-в-точь как у него, глазами. А кожа ее уже утратила краски. Абхорсен опасливо накрыл ладонью печать на челе малышки и почувствовал под пальцами жар ее духа. Знак Хартии удержал жизнь девочки внутри тела – иначе река выпила бы ее досуха. Это ее живой дух опалил Керригора.
Девочка улыбнулась ему и загукала от удовольствия; Абхорсен почувствовал, как уголки его собственных губ приподнялись в улыбке. Все еще улыбаясь, он повернулся и побрел вброд вверх по реке – путь предстоял неблизкий, к Вратам, сквозь которые оба вернутся в живую плоть.
Малютка завопила за мгновение до того, как Абхорсен открыл глаза и увидел, что повитуха уже почти обежала затухающий костер, готовая подхватить девочку. На земле похрустывал иней, на носу Абхорсена повисли сосульки. Он смахнул их рукавом и склонился над ребенком – как любой встревоженный отец над новорожденным.
– Как она? – спросил Абхорсен, и повитуха потрясенно воззрилась на него: ведь мертвая девочка теперь во все горло заявляла о том, что жива, а лицо ее покрывала смертельная бледность под стать отцовской.
– Вы ж сами слышите, милорд, – отозвалась повитуха. – С ней все в порядке. Вот только холодновато здесь для нее…
Абхорсен сделал какой-то знак в сторону костра, произнес слово, и пламя с ревом ожило, иней тут же растаял, а дождевые капли с шипением испарились.
– До утра сойдет, – отозвался Абхорсен. – А потом я заберу ее к себе домой. Мне понадобится нянька. Пойдешь?
Повитуха замялась, оглянулась на мага Хартии, но тот по-прежнему переминался с ноги на ногу по ту сторону костра. Он упорно отказывался встречаться с ней взглядом, так что женщина снова опустила глаза на девчушку, оравшую во все горло у нее на руках.
– Ты… ты… – прошептала повитуха.
– Некромант? – докончил за нее Абхорсен. – Ну, в некотором роде. Я любил женщину, которая умерла здесь. Полюби она другого, осталась бы жива, но этого не случилось. Сабриэль – наша дочь. Ты разве не видишь, как мы похожи?
Повитуха глядела на него во все глаза. Абхорсен наклонился вперед, забрал у нее Сабриэль и, баюкая, прижал к груди. Малышка затихла и спустя секунду-другую уже спала.
– Да, – кивнула повитуха. – Я пойду с вами и позабочусь о Сабриэль. Но вам понадобится кормилица.
– И, полагаю, много чего еще, – задумчиво протянул Абхорсен. – Но мой дом не место для…
Маг Хартии откашлялся и обошел костер кругом.
– Если вы ищете человека, который малость сведущ в Хартии, – нерешительно пробормотал он, – я бы стал вашим слугой, ведь я своими глазами видел в вас ее воплощение, милорд. Вот только горько мне покидать моих товарищей по странствиям…
– Возможно, тебе и не придется, – усмехнулся Абхорсен, улыбаясь внезапно пришедшей в голову мысли. – Как думаешь, станет ли возражать ваша предводительница, если к ее отряду присоединятся еще двое? Ибо моя работа вынуждает меня скитаться из края в край, и нет такого уголка в королевстве, где не ступала бы моя нога.
– Ваша работа? – переспросил маг, слегка поежившись, хотя уже заметно потеплело.
– Да, – кивнул Абхорсен. – Я и впрямь некромант, но не обычного толка. В то время как другие адепты искусства воскрешают мертвых, я призван их упокоить. А тех, которые упокоиться не желают, я сковываю – или пытаюсь сковать. Я – Абхорсен… – Он вновь опустил глаза на младенца и добавил, сам себе удивляясь: – Отец Сабриэль.
Кролика сбило машиной минуту назад. Его розовые глазки остекленели, чистую белую шерстку запятнала кровь. Неестественно чистую, ведь крольчонок сбежал, как раз когда его мыли. От него все еще чуть уловимо пахло лавандовой водой.
Высокая, до странности бледная девушка склонилась над кроликом. Черные, как ночь, волосы, коротко подстриженные по моде, упали ей на лицо. На ней не было ни косметики, ни украшений, если не считать эмалевого значка школы на форменном темно-синем блейзере. По значку, длинной юбке, чулкам и неброским удобным туфлям в ней безошибочно угадывалась школьница. На плашке под значком значилось: «Сабриэль»; римская цифра VI и позолоченная корона свидетельствовали о том, что девушка учится в шестом классе и является старостой.
Кролик был мертв, никаких сомнений. Сабриэль подняла глаза, оглянулась назад, на мощенную кирпичом подъездную аллею, что, отходя от дороги, широким полукругом подводила к внушительным кованым воротам. Вывеска над воротами псевдоготическими буквами возвещала, что принадлежат они Уиверли-колледжу. Шрифтом более мелким уточнялось, что школа «основана в 1652 году для юных леди из благородных семейств».
Маленькая фигурка деловито перелезала через ограду, преловко уворачиваясь от острых зубцов, призванных воспрепятствовать упражнениям такого рода. Когда до земли осталось несколько футов, она спрыгнула вниз и бегом кинулась к месту событий: косички подпрыгивали на бегу, каблуки туфель стучали по кирпичной дороге. Пока разгонялась, она пригнула голову, но потом подняла-таки глаза, увидела Сабриэль и мертвого крольчонка – и пронзительно вскрикнула:
– Банни!
Сабриэль поморщилась, мгновение помешкала, опустилась на землю рядом с кроликом и бледной рукой тронула его между длинными ушами. Закрыла глаза. Лицо ее застыло и словно окаменело. Губы чуть приоткрылись, послышался легкий посвист – точно издалека донесся голос ветра. На кончиках ее пальцев заблестел иней; изморозь обозначилась на асфальте под ее ступнями и коленями.
Вторая девочка на бегу заметила, как Сабриэль резко качнулась над кроликом и едва не рухнула на дорогу, но в последний миг, взмахнув рукой, удержалась. Мгновением позже она, восстановив равновесие, обеими руками уже удерживала кролика – тот необъяснимым образом ожил, яркие глазки его заблестели; он снова рвался удрать – в точности как когда сбежал из ванны.
– Банни! – снова заверещала девочка помладше. Сабриэль поднялась на ноги, держа беглеца за шкирку. – Ох, Сабриэль, спасибо тебе! Когда я услышала, как машина резко затормозила, я уж подумала…
Она запнулась: Сабриэль передала ей крольчонка, и девочкины нетерпеливые руки тут же перепачкались в крови.
– С ним все в порядке, Джейсинта, – устало заверила Сабриэль. – Всего лишь царапина. Да она уже и затянулась.
Джейсинта внимательно осмотрела Банни и вновь подняла взгляд на Сабриэль. В ее глазах плескался страх.
– Там под кровью ничего нет, – пролепетала Джейсинта. – Что ты такое…
– Ровным счетом ничего, – отрезала Сабриэль. – Но может быть, ты расскажешь мне, что ты делаешь за пределами территории?
– Я за Банни гналась, – отозвалась Джейсинта. Глаза ее прояснились: жизнь вернулась в более привычное русло. – Понимаешь…
– Никаких оправданий, – отчеканила Сабриэль. – Вспомни, что миссис Амбрейд говорила на собрании в понедельник.
– Это не оправдание, – запротестовала Джейсинта. – Это веская причина.
– Тогда объясни это миссис Амбрейд.
– Ох, Сабриэль! Ты же меня не выдашь? Ты ведь знаешь, я всего лишь пыталась поймать Банни. Я бы в жизни не вышла…
Сабриэль шутливо вскинула руки, признавая поражение, и указала на ворота:
– Даю тебе три минуты: если за это время окажешься внутри, я тебя не видела. И на сей раз пройди через ворота. Их не запрут, пока я не вернусь.
Джейсинта просияла, крутнулась на месте и помчалась по аллее обратно, прижимая к груди Банни. Сабриэль дождалась, чтобы девочка оказалась по ту сторону ограды, и только тогда дала волю дрожи: согнувшись вдвое, она затряслась в ознобе. В минуту слабости она нарушила обещание, данное отцу и себе самой. Да, это всего-навсего крольчонок, и Джейсинта к нему так привязана… но к чему это все приведет? От возвращения кролика до возвращения человека всего один шаг.
А хуже всего то, как легко ей это удалось. Она поймала дух крольчонка у самого истока реки, вернула его, едва шевельнув пальцем в магическом жесте, и подлатала тельце простейшими символами Хартии, когда оба перешли от смерти к жизни. Ей не понадобились ни колокольцы, ни вообще какие бы то ни было инструменты некроманта. Только посвист да ее воля – их вполне хватило.
Смерть и посмертие для Сабриэль особой тайны не представляли. О чем она очень жалела.
Сабриэль доучивалась в Уиверли последний семестр – последние три недели, если быть точным. Она уже закончила курс: лучше всех сдала английский, равно как и музыку, заняла третье место по математике, седьмое по естествознанию, второе по боевым искусствам и четвертое по этикету. Играючи обошла всех в магии, но этого в ее аттестате не значилось. Магия действовала только в тех областях Анцельстьерра, что примыкали к Стене, обозначавшей границу Древнего королевства. А в землях более удаленных магия считалась чем-то недопустимым, если, конечно, вообще существовала. Приличные люди предпочитали о ней не говорить. Уиверли-колледж находился в каких-нибудь сорока милях от Стены, имел во всех отношениях превосходную репутацию, и в нем преподавали магию – тем, кто имел на это особое разрешение от родителей.
