Они откликнулись согласным гулом.
– Однако прежде нужно убраться. Согласно приказу, от шадори не должно остаться и следа. Это скверная работа, но вместо нас ее никто не сделает.
Шеренга хранила мертвое молчание.
– Для начала – по полкружки водки на человека. – На этот раз гул был куда более радостным. – А для тех, кто не стыдится собственных знаков, – по полной.
Кеннет выразительным жестом указал на троих солдат, одетых в серые, обшитые белым кантом плащи из некрашеной шерсти.
– Разойтись.
Лейтенант вздохнул. Он все еще не чувствовал себя в подобных ситуациях уверенно – и, что хуже, ему казалось, что и остальные прекрасно об этом знают.
– Господин лейтенант. – Велергорф вырос перед ним, словно из-под земли. – Я насчет вашего приказания.
– Помню. Давай-ка сюда.
Они отошли на десяток шагов.
– И как?
При Велергорфе Кеннету можно было не притворяться. Они служили вместе пять лет – сперва в одной десятке, как обычные солдаты, позже он сделался десятником, а Велергорф – его правою рукой. Приняв командование над только что созданной шестой ротой, Кеннет отдал ему собственную десятку, полностью доверяя умениям и опыту старого горца. А потом отвел его в сторону и попросил, чтобы тот следил за его руками и указывал на ошибки.
– Неплохо. Коротко и по сути. – Десятник говорил шепотом. – Не много есть вещей хуже, чем командир, часами напролет строящий и отчитывающий людей после сделанной работы. Но не делите их на худших и лучших из-за плащей. Иначе начнутся проблемы.
– А как же их заставить носить знаки собственной роты?
Десятник зачерпнул горсть снега и принялся оттирать кровь с лезвия топора.
– Им нужно время, – помолчав, заговорил старый солдат. – Эта так называемая рота – лишь четыре десятки, набранные из разных отрядов и дополненные рекрутами. Десятка Андана пришла от Черных Штанов Берхоффица, а о них – кто не слышал? Берф – из восьмой роты Двенадцатого полка, из Диких Псов. И это тоже славное имя. А парни, которых вы мне дали, – это Забияки из Галлена. Первая рота, Четвертый полк. Все – известные и заслуженные отряды. Они годами работали на свою славу. А что здесь? Их перебрасывают в Шестой полк, который и возник-то с год назад и за которым нет ни серьезной кампании, ни побед: он и формироваться-то еще продолжает. К тому же все они попадают сюда лишь потому, что полк не может совладать с единственным кланом одичалых горцев. Они просто чувствуют себя обманутыми. Их забрали из собственных отрядов и придали самому молодому полку в Страже. И ко всему – самой свежей роте, которой командует не пойми что за молокосос.
– Я не просил о звании.
– Я слышал. Значит, мало того что молодой, так еще и глупый…
Кеннет громко рассмеялся. Несколько стоявших неподалеку солдат повернули к ним головы.
– Хорошо. – Велергорф тоже улыбнулся. – Если командир смеется, значит, все идет как надо. А еще хорошо, что вы… ну… того…
– Рыжий?
– Да, господин лейтенант. Все знают, что горы любят красноволосых. И это суеверие все еще живо отсюда аж до восточного Джехира.
– Ну, за это я могу благодарить отца, поскольку тот женился на самой рыжей девушке округи, хотя все его отговаривали. Но речь не обо мне, а о моих людях, Вархенн. На что еще мне следует обратить внимание?
– Просто дайте им время, господин лейтенант. – Десятник заткнул топор за пояс и почесал подбородок. – К тому же здесь дело еще и в… хм… качестве материала. Когда Берхоффиц, Вер-Иллен и остальные получили приказ поделиться людьми с нашим полком, они прислали наименее ценных. И я их за это совершенно не виню, сам бы сделал так же. Не то чтобы эти парни были совсем уж никчемушными, но наверняка – менее опытны и куда норовистей прочих; они – те, кого ставят в дозор, когда ожидают засады. Некоторые восприняли перевод в Шестой полк как наказание. Незаслуженное наказание.
– Так что? Мне сделать так, чтобы рота обрела такую же известность, как Черные Штаны? Это может занять всю мою оставшуюся жизнь. Причем довольно короткую, коли стану слишком стараться…
– Нет, господин лейтенант. Сперва будет достаточно показать им, что могут вам доверять. Что вы знаете толк в работе и что не получили звание благодаря дядюшке при штабе.
– А я думал, что у меня неплохо получается.
– Верно. Когда вы отдали приказ разделить роту и перейти ночью перевал Калл-Андер, я думал, что это величайшая глупость. В эту пору года там обычно по шею снега. Без собак и саней мы бы могли увязнуть. Но его там оказалось не больше, чем если б козел набздел. Потом вы приказали нам притаиться здесь, в норах, под снегом, на добрую половину ночи и почти целый день. Еще час назад вас все проклинали за этот марш и ночевку на земле. Но когда шадори вышли из леса ровнехонько в том месте, которое вы указали… Ну-ну. О чем о чем, а об этом станут долго говорить.
– Они полгода уходят от нас, потому…
Десятник покачал головой.
– Можете не объяснять мне. Вы – офицер. Правда, всего лишь месяц, но это не имеет значения. Все увидели, что вы обладаете нюхом и понимаете горы. Теперь достаточно будет доказать, что это не было простой удачей.
– Хотел бы я и сам тому верить.
Вархенн Велергорф легонько улыбнулся.
– Это горы, господин лейтенант. Здесь счастье ластится лишь к детям и идиотам.
– И к кому же ты отнесешь меня?
На этот раз рассмеялся десятник.
– Об этом наверняка станут рассказывать. – Велергорф бесцеремонно высморкался в снег. – Мы вырезали банду шадори, а затем встали над трупами и принялись точить лясы. Как думаете, когда до нас доберется остальная часть роты?
– Ты имеешь в виду тех двадцатерых парней и десять псов? Если Берф удержит темп, как я приказал, они должны прибыть еще до полуночи.
– И что потом?
– Пока не знаю. Решу, когда Андан найдет что-либо, что поможет нам разгадать цель путешествия банды.
Велергорф насупился.
– Андан. Именно, господин лейтенант. Надо бы его осадить.
– Осадить? – Кеннет понимал, о чем идет речь, но хотел, чтобы десятник подтвердил его наблюдения.
– Эти его «та-а-аточно» и «ясно», стойка «смирно», словно он вот-вот обосрется, забывчивость насчет того, чтоб отдать честь, и все такое. Еще чуть-чуть – и начнет спрашивать, отчего вы приказали так, а не иначе, вместо того чтобы выполнять, что сказано. А остальные возьмут с него пример. Это опасно. Вы моложе его и меньше служили. Ему… нужно напомнить, кто тут командует.
– Я им займусь. – Лейтенант кивнул. – Спасибо.
– Не за что. Мне за это и платят.
Они одновременно ухмыльнулись, несмотря на то что шутка была с бородой.
– Как думаешь, – Кеннет указал на лежащие тела, – куда они могли идти?
Седой десятник почесал двухдневную щетину.
– Отсюда? Только в Гиретен или на Высокие Пастбища.
– Хм… Ну не знаю. Как-то оно слишком очевидно.
Он услышал поскрипывание снега. К ним подошел Андан-кейр-Треффер, неся что-то в руке. Выражение лица его было странным.
– Не Гиретен и не Высокие Пастбища, – сказал он. – Или я невинный пастушок.
И показал им найденное. Это была странная сандалия: деревянная подошва со множеством набитых гвоздей, снабженная несколькими кожаными ремешками.
– Привязывают ее к сапогам, – пояснил он не пойми зачем.
– Знаю. Чтобы не скользить по льду. Что еще?
– Крюки и веревки. Прилично сделанные. Видать, знают, как ими пользоваться.
– Ледорубы?
– По одному на морду.
Кеннет сцепил зубы.
– Вы ведь понимаете, что это значит, верно? Крысы прячутся по ту сторону Старого Гвихрена.
– Это невозможно. – Велергорф указал на маячащую на севере белую стену. – Они должны оказаться безумцами, чтобы переходить через ледник.
– А они и есть безумцы. Наверняка во время перехода погибла половина женщин и детей, но они прошли и скрываются где-то по другую сторону. Именно поэтому мы полгода не можем их найти.
Старый десятник поглядел на него блестящим глазом.
– Вы ведь знали, вы ведь уже догадались! Именно поэтому приказали нам встать в засаду именно здесь!
– Я рисковал. – Кеннет пожал плечами. – Как я уже говорил, мы ищем их полгода, наш полк и еще два других. За это время мы даже сурков выкурили из нор, а бандиты из клана появляются неизвестно откуда и исчезают неведомо куда. Убивают людей по всей провинции. Но они никогда не наносили удара дальше чем в трех-четырех днях дороги от ледника.
Андан покачал головой.
– Но чтобы притаились по ту сторону? Ахеры их выбьют в три дня.
И он был прав. Старый Гвихрен, называемый местными горцами Белой Стеной, а ахерами – Гвиххренхомер-гааранаа, или Отец Льда, был крупнейшим ледником севера. Начинался он где-то меж вершинами восьмимильных гор Большого хребта и двигался на юго-запад, с дерзостью заявляя, что, коли понадобится, он проложит себе дорогу силой. Он целиком заполнял дно широкой долины, стиснутой высокими хребтами, потом выплескивался из нее пятидесятимильным языком льда, впадающим в озеро Дорант.
