Во второй половине дня Эррол и двое других слуг пришли, чтобы подготовить нас к ужину с принцессой Амариндой, где мы должны были изображать слуг.
– Почему так рано? – спросил Роден.
– Вы всю эту неделю были всего лишь переодетыми нищими, – жестко объяснил его слуга. – С вами необходимо еще как следует поработать, чтобы вы были достойны нареченной принцессы.
– Вы видели ее? – спросил я.
Если бы он и видел, все равно бы не признался. Но собирая мою одежду, Эррол шепнул:
– Я ее видел. Она красива, как настоящая принцесса. Вы должны быть счастливы, что сможете прислуживать ей сегодня.
Я уже слишком устал от забот о том, как выглядит принцесса. Я сказал Эрролу, что готов сегодня поменяться с ним местами, а он ответил, что не против, если только я за него разделаюсь со стиркой. На этом наш торг закончился.
Наша подготовка заключалась в том, что нам немного подравняли волосы, чтобы их можно было аккуратно завязать сзади, подстригли и почистили ногти и рассказали о том, как важно всегда стоять прямо рядом с тем, кому прислуживаешь.
Как ни старался Эррол, моя челка никак не хотела убираться с лица. Наконец он отчаялся и велел мне отбрасывать ее назад перед тем как подойти к принцессе. При этом оба мы прекрасно знали, что я этого делать не буду.
Когда все было готово, нас поставили перед зеркалом. Рукава рубашек нам подогнали по ширине так, чтобы они не могли прикоснуться к еде, пока мы ее подаем. Простые коричневые камзолы застегивались спереди, а низкие ботинки были поношенными.
Я фыркнул:
– Все внимание лишь костюму. Мы ничего не знаем о том, как быть слугами, но зато одеты как надо.
– Мне следует привыкать, – пробормотал Тобиас рядом со мной. – Теперь.
– А мне нравится. – Роден вертелся перед зеркалом, пытаясь разглядеть себя сзади. – Легче двигаться, чем в том, во что Коннер наряжал нас всю неделю.
Мотт вошел в комнату и осмотрел каждого. Его лысина блестела ярче, чем обычно, а одет был Мотт почти так же роскошно, как Коннер. Этим вечером он выглядел безупречно, будто выполнял роль более чем слуги, но все же не настолько, чтобы сидеть за столом. Он напутствовал нас крайне суровым тоном:
– Если никто из вас не совершит какой-нибудь глупости, вечер пройдет успешно. Вот несколько вещей, которые вы должны запомнить. Никогда не обращайтесь к господам первыми и не смотрите им в глаза, пока они с вами не заговорят. Следуйте моим указаниям и не предпринимайте никаких действий в отношении принцессы без моего приказа. – Глядя прямо на меня, Мотт добавил: – Вы трое должны помнить, что вы скрываетесь. Худшее, что может случиться, – принцесса вспомнит, что встречалась с вами здесь, когда вас представят ко двору. У тебя на лице все еще виден порез, Сейдж.
– Он заживет, когда надо будет ехать ко двору, – сказал я. – Кроме того, Имоджен однажды прислуживала нам с синяком на лице, так что порез только поможет мне слиться с остальными слугами.
Мотт не ответил на мой выпад.
– А как твои раны, особенно та, что появилась из-за… окна?
– Если бы я больше ел сегодня, они, вероятно, заживали бы быстрее.
Мотт ухмыльнулся и вопросительно взглянул на Эррола.
– Следов инфекции нет, – доложил Эррол.
– Это хорошо, – сказал Мотт, – потому что окно наверняка было грязное. Я слышал, из кухни вчера вечером пропал нож, по словам повара, один из самых острых. Ножи-то всегда содержатся в чистоте.
– Пропал только один нож? – Тобиас взглянул на меня и быстро отвел взгляд, когда я наклонил голову в ответ на его немой вопрос. Он прошептал что-то, должно быть, ругательство в мой адрес. Меня это позабавило. Дьявол давно привык слышать свое имя рядом с моим.
– Да, один, – ответил Мотт и встал прямо напротив Тобиаса. – И лезвие у него было такой же длины, как рана Сейджа. Тебе известно что-нибудь об этом?
Тобиас сделал шаг назад, глаза его забегали, пока он искал ответ, но тут заговорил я:
– Откуда нам знать, куда повар сунул свой нож. И к счастью, я не собираюсь еще раз лезть в это окно, так что ничего такого больше не повторится.
Мотт хмыкнул, давая понять, что не верит мне, но сказал лишь:
– Следуйте за своими слугами, мальчики. Ужин скоро будет готов.
31В тот вечер ужин был накрыт в большом зале, а не в столовой, где мы ели всю неделю. Несколько гостей уже были там, но принцесса и ее родители, которые, как оказалось, сопровождали ее в Фартенвуд, еще не явились.
Я был поставлен у двери, и все, что я должен был делать, – стоять у выхода из зала и смотреть, как другие слуги входят и выходят. У Тобиаса и Родена положение было ничуть не лучше. Они стояли в дальнем конце комнаты и должны были опустить занавеси, если лучи заходящего солнца будут слепить кому-нибудь глаза.
Мотт объявил выход принцессы Амаринды, ее родителей и нескольких сопровождающих лиц.
Амаринда была так красива, как и описывал Коннер, с золотисто-каштановыми волосами, зачесанными назад, крупными локонами, спадающими по спине, и пронзительными карими глазами, зорко глядящими по сторонам. Когда она увидела Коннера, лицо ее осветилось ласковой и обворожительной улыбкой. Казалось, это она здесь, в доме Коннера, радушно принимает самого хозяина.
Коннер встал, как и остальные, кто был за столом, и поклонился Амаринде и ее родителям. Мастер Гробс рассказывал нам о них и о том, как Амаринда стала нареченной принцессой.
Союз между Амариндой и родом короля Экберта был заключен с самого ее рождения. Она была на три года младше Дариуса и явилась объектом многолетних поисков Экберта. Он искал девочку, которая обладала бы достаточным родством, чтобы брак с ней стал залогом союза между ее страной и Картией, но в то же время не была прямой наследницей престола и не имела собственных политических амбиций.
Амаринда была племянницей короля Баймара. Она была так мала, что еще и ползать не научилась, когда родители пообещали отдать ее в жены тому, кто займет трон Экберта, вероятнее всего, Дариусу. И хотя ей никто не предлагал возможность выбора, чем старше она становилась, тем больше восхищалась Дариусом. Им обоим внушили, что они должны ждать того момента, когда станут достаточно взрослыми, чтобы пожениться.
Проходя мимо меня, Амаринда остановилась:
– На что вы так смотрите?
Все правила, о которых говорил Мотт перед ужином, вылетели у меня из головы. Я мог говорить с ней, если она будет прямо обращаться ко мне, но она обращалась ко мне только потому, что я смотрел прямо на нее, а это было запрещено.
– Простите его, ваше высочество, – сказал Мотт, выступая вперед.
– Речь не о прощении. Мне просто хочется знать, чем слуга так заинтересован.
Я взглянул на Мотта, ожидая разрешения ответить. Сурово глядя на меня, он кивнул, и я сказал:
– У вас грязь на лице.
Она подняла брови.
– Это шутка?
– Нет, ваше высочество. На щеке.
Амаринда повернулась к своей спутнице, которая вспыхнула и быстро вытерла пятнышко.
– Почему вы не сказали мне прежде, чем я пришла сюда? – спросила Амаринда.
– Вы шли впереди, ваше высочество, я не заметила.
– Но он-то заметил, а он всего лишь слуга. – Она смущенно обернулась ко мне. – Перед тем как выйти из комнаты, я открыла окно и выглянула наружу. Должно быть, тогда и испачкалась.
– Я не говорил, что грязь умалила вашу красоту, ваше высочество, – заметил я ей. – Только то, что она там была.
Со смущенной улыбкой она кивнула мне в ответ, прошла дальше и заняла свое место за столом. Краем глаза я поймал на себе взгляд Коннера, но не мог понять его выражение: то ли в нем был смех, то ли облегчение, то ли гнев.
Когда принесли ужин, по залу распространился такой запах, что мне потребовалась вся сила воли, чтобы не забыть, что я должен оставаться неузнанным и не сесть за стол с остальными. Было подано жаркое с вареной морковью и картофелем, горячий хлеб и какой-то сорт заграничного сыра, название которого я не разобрал, когда Коннер предлагал его Амаринде.
Имоджен прислуживала за столом. Я заметил ссадину у нее на лбу и подумал, объяснил ли бы это Коннер снова ее неуклюжестью. Сколько я ни смотрел на нее, она избегала моего взгляда, когда входила и выходила из зала. Может, я чем-то ее обидел? Или она пытается уберечься от растущей опасности, с которой связаны планы Коннера?
На другом конце зала с безразличным и унылым видом стоял Тобиас. Он смотрел в пол и почти сливался с фоном. Роден выглядел голодным, и я заметил, что он смотрит на принцессу взглядом, полным восхищения.
Беседа за столом началась с незначительных любезностей. Коннер описал свою жизнь в глуши, вдали от политики Дриллейда. Амаринда рассказала о своем путешествии по Картии. Ее родители понимали, что как будущая жена наследника престола она значительно важнее их, и предоставляли ей самой вести беседу.
