Я вспоминаю свертки со сверкающим содержимым, лежащие на площадке.
«Я их видела», – говорю я.
«Люди стали говорить, что это вы виноваты, – ты и Ли Вэй. Что вы сделали что-то такое, что рассердило Хранителя Дороги, и…»
«Никакого Хранителя Дороги не существует, – прерываю я ее. – Только несколько работников, которые вращают ворот по очереди. Нам лгали, Чжан Цзин. Письма и продукты приходят от властей, которые держат нас тут, чтобы мы добывали им металлы, а эти металлы ядовитые. Вот почему мы лишились способности слышать, почему ты и многие другие слепнете. Нам нужно что-то изменить… уйти из этих мест».
«Не может быть!» – заявляет она.
Я не понимаю, что именно из сказанного мной вызывает у нее большее недоверие. Все мои известия потрясают основы того мира, который она знала прежде.
«Может, – говорю я просто. – Ты меня знаешь. Стала бы я тебе лгать?»
Она очень долго смотрит мне в глаза и наконец признает:
«Нет. Но, может, ты запуталась? Люди говорят, что Ли Вэй – бунтарь, что горе затуманило ему разум и что он подбил тебя на что-то такое, что разгневало Хранителя Дороги. Если ты пойдешь к старейшине Чэню, то, конечно, сможешь все ему объяснить и получить свое место обратно. Может, все получится уладить, пока люди не начнут голодать слишком сильно».
Я даже не пытаюсь снова разубеждать ее относительно Хранителя Дороги.
«Чжан Цзин, если мы не начнем действовать, для меня здесь места не будет. Ни для кого из нас ничего не будет, кроме смерти и отчаяния. Нам надо объяснить это остальным».
Вот только сердце у меня больно сжимается: предостережения Ли Вэя сбываются. Если моя собственная сестра не хочет поверить тому, что я выяснила, то как смогут поверить другие? И как мне передать весь масштаб увиденного? Будут ли меня вообще слушать? Властители города уже довольно успешно настроили моих соотечественников против меня, ударив по самому больному месту – поставке продуктов. Слова Чжан Цзин относительно слишком сильного голода не прошли мимо моего внимания. Они уже голодают. В нашем поселке в любой момент есть самое большее однодневный запас еды. Если продукты не придут и сегодня, они уже истратят свои скудные запасы, и еду придется резко ограничить. Вот почему сегодня дежурят лишние слуги! Неудивительно, что все готовы думать обо мне с Ли Вэем все самое плохое. Они в отчаянном положении, чего и добивается город. Кто теперь поверит нашему рассказу? Как я вообще смогу добиться их внимания?
Внезапно меня осеняет. Вариант не идеальный, но лучшего мне не найти. Он вообще единственный. Я вспоминаю, что видела, когда стояла у здания и взламывала окно. Судя по положению луны, у меня около трех часов в запасе, а потом кое-кто из жителей поселка уже начнет просыпаться. Времени мало, а я так вымотана подъемом… Но разве у меня есть выбор? От моих действий зависит все.
Я поднимаюсь с края кровати Чжан Цзин и маню ее с собой.
«Идем, – говорю я. – Мне понадобится твоя помощь».
«В чем?» – изумленно спрашивает она.
«Пора делать отчет».
Мы с Чжан Цзин идем в нашу студию. По дороге нам два раза встречаются слуги, дежурящие в коридорах. Я слышу их до того, как они успевают нас заметить, и каждый раз прячусь, так что нас не видят. Чжан Цзин наблюдает за этим без всяких комментариев, пока мы благополучно не оказываемся за закрытыми дверями студии. Я начинаю зажигать лампы, чтобы можно было работать.
«Фэй, – говорит она наконец, – как это у тебя получается? Что с тобой случилось? Ты там, внизу, получила какие-то чары?»
Я улыбаюсь, сознавая, что мои способности действительно можно принять за волшебство. И, по правде говоря, я ведь не знаю, не участвовала ли в этом какая-то магия: мне до сих пор непонятно, почему со мной это случилось.
«Ко мне вернулся слух», – сообщаю я ей.
Меня удивляет то, с какой легкостью я могу это сказать. Похоже, что после всего, что я пережила и узнала, слух стал просто еще одной невероятной вещью из множества других. Поскольку Чжан Цзин и так довольно трудно поверить остальному, я ничего не теряю, поделившись с ней и этим известием.
«Не может быть!» – восклицает она.
Это становится ее стандартной реакцией.
«Поверь, для меня это так же невероятно, – отвечаю я. – Я потом тебе еще про это расскажу, когда будет время. Сейчас нам надо браться за дело».
И, как всегда, Чжан Цзин берет с меня пример. В студии все осталось по-прежнему, отчеты о вчерашнем дне на нескольких полотнах еще не закончены. Беглый взгляд на то, что изобразили другие подмастерья, подтверждает сказанное Чжан Цзин. Это – рассказ о прошлом дне, отражающий возврат металлов и отказ в продуктах. Даже нас с Ли Вэем упоминают: наверное, впервые с момента объявления о нашем появлении на свет. Я также вижу отчеты о срочных совещаниях и ссорах, которые уже возникли из-за нехватки еды. Второй подмастерье Старейшины Чэня – Цзинь Луань великолепно передала, как несколько возмущенных шахтеров собираются в центре поселка. Наверное, ее очень обрадовало мое исчезновение.
Я велю Чжан Цзин приготовить мне несколько полотен для рисования. Обдумываю, какие именно эпизоды отразить и как сформулировать основное сообщение. Мне предстоит сложная задача, и сейчас нет времени выписывать все мельчайшие детали так, как меня учили. Необходимо рассказать главное, и тут значение будет иметь только правда.
Я начинаю со слов, выписывая иероглифы, составляющие мою историю, крупно и ярко. Чжан Цзин стоит рядом и наблюдает за моей работой, с готовностью смешивая новую порцию туши, когда моя начинает подходить к концу. Прежде всего я рассказываю о том, как мы с Ли Вэем спускались вниз. Экономя время, я не вдаюсь в подробности и только подчеркиваю, что это опасно, но возможно. Если наш поселок все-таки переселится отсюда, я хочу сказать людям, что это осуществимо, и не слишком их напугать – по крайней мере, в этом отношении. Им и без того будет чего бояться.
Когда я дохожу до рассказа о деревне Нуань, я включаю в него больше деталей: тела мертвецов, хаос в деревне… в деревне, которая так похожа на наш поселок. Это – мрачное воспоминание, к которому мне не хочется возвращаться, но об этом тоже надо рассказать. Дойдя до того момента, как мы с Ли Вэем добираемся до подножия и впервые видим город, я делаю паузу. Моей душе художника, который видит мир и хочет его запечатлеть, хочется уделить время подробному изображению города. Несмотря на все скопившееся в нем зло, он остается удивительным: единственным большим городом, который доведется увидеть нам всем. Мне хочется рассказать про те разукрашенные здания, перечислить все выставленные на продажу товары, передать впечатление о поющих детях… но времени на все это нет. Я просто описываю его, как оживленное, яркое поселение, подчеркнув, что там изобилие продуктов, и перехожу к рассказу Нуань.
Вот эту часть я передаю очень подробно, указывая на сходство между нашими двумя поселениями, и повествую о том, как шахты их убивали – и как город от них отвернулся. Я рассказываю про их лагерь и про отношение окружающих, про то, как многие лишились надежды и голодают так же, как в то время, когда они еще жили на плато. И, наконец, я завершаю свой отчет кратким пересказом погони за нами и говорю, как мы с Ли Вэем расстались. Хотя эта часть рассказа очень волнующая, я опять прибегаю к краткости. В данный момент мои собственные проблемы не имеют значения. Мне нужно, чтобы в моем поселке узнали о самопожертвовании Ли Вэя и о безжалостности города.
Когда я завершаю свой отчет, то сама изумляюсь тому, сколько написала. В нормальных условиях такое количество каллиграфического текста было бы работой нескольких подмастерьев. А еще их письмена были бы гораздо более выверенными: каждый мазок кисточки был бы нанесен осторожно и точно. Мой текст, хоть и не всегда аккуратен, остается подробным и легко читается. Я использовала крупные, широкие линии, чтобы все можно было прочесть издалека.
Теперь Чжан Цзин готовит мне краски: я берусь за иллюстрации. Рисую я даже поспешнее, чем писала, но я достаточно хорошая художница и вижу, что мои способности все равно заметны. На одном из рисунков я изображаю дом из деревни Нуань: разрушающееся помещение и трупы целой семьи, погибшей от голода. Картина получается мерзостная, но, видя потрясенное лицо Чжан Цзин, я понимаю, что она мне удалась. На второй иллюстрации я показываю, как сейчас живут люди Нуань: обшарпанный лагерь из шатров, худые и грязные люди… Это моим соотечественникам тоже следует увидеть.
Не знаю, откуда у меня берутся силы на все эти картины. Мучительный подъем этой ночью уже высосал из меня все силы. Мне кажется, что это будущее (Чжан Цзин и всех остальных) дарит мне приток энергии и вдохновение, которые помогают закончить этот лихорадочный, зловещий шедевр. И Ли Вэй, конечно. Он все время, неизменно, остается в моих мыслях, помогая не сдаться. Сестра снабжает меня красками, так что я не делаю пауз – только макаю кисть или меняю цвет.
